Лебединое озеро Ихтиандра

– Все супер, – прошептала Светлана.

Я начала сосредоточенно орудовать ложкой. Овсянка как овсянка, сварена на молоке, и, на мой взгляд, в нее пересыпали сахара. Отчего присутствующие спешат выразить восторг?

– Это же творог! – обрадовался Николай Ефимович. – Сочный, мягкий! Милая, непременно попробуйте. Простите, как вас зовут?

– Даша, – ответила я, – и у вас в пиале каша.

– Лучше сдобрить это кетчупом, – деловито продолжил Поповкин и схватил молочник, доверху наполненный сгущенкой.

Вадим быстро отнял у него кувшинчик.

– Николай Ефимович, примите лекарство.

– Ох, верно! – засуетился старичок, пошарил по карманам, выудил круглую пуговицу размером с пятирублевую монету и попытался положить ее в рот.

Лена встала, открыла ящик буфета, добыла оттуда пузырек с сине-оранжевой этикеткой, вытряхнула на ладонь капсулу и подала Поповкину.

– Спасибо, душенька, – обрадовался дедуля и живо проглотил таблетку.

– Даша только недавно приехала, – проворковала Лена. – Она ничего не знает о доброй Кларе.

– Сейчас расскажу! – обрадовалась Софья. – Видите портрет?

Я посмотрела туда, куда указывала хозяйка. На стене в вычурной дорогой раме висела картина, написанная маслом. Я не большой знаток живописи, хотя полотна Ван Гога от произведений Репина отличить сумею. Хорошо знаю лишь ту живопись, которая представлена в экспозициях крупнейших музеев. Я не искусствовед, но все равно поняла, что портрет написан не вчера, его покрывает паутина неровных трещинок, так называемых кракелюр, а краски слегка потускнели. Центром композиции являлась женщина, одетая в чепчик и темно-синее платье, на ее лице играла улыбка, а руки были протянуты к нищенке, которая держала младенца. Чуть поодаль опирался на посох старик, к ногам которого прижимались две покрытые ранами собаки.

Софья встала, приблизилась к полотну, откашлялась и голосом профессионального экскурсовода завела:

– Клара Мурмуль была дочерью богатого торговца. С ранних лет девочка воспитывалась в роскоши, ела на золоте, спала на шелке. Но ребенок был полон сострадания к сирым и убогим. После того как умерли родители, Клара получила капитал и основала приют. На этой картине вы видите, как она встречает новых постояльцев. Клара сформулировала принципы, по которым семья Мурмуль живет вот уже несколько столетий. Они очень просты и звучат так: никогда не обижай ни одно живое существо. Много работай, чтобы иметь возможность помогать тем, кто слаб душой и телом. Наполни свою душу милосердием. Не спрашивай имен тех, кто стоит на пороге, ты помогаешь всем, независимо от пола, расы, возраста и характера. Животные тоже имеют душу, возьми их под свое покровительство. Помни: не всякий человек способен постоянно творить добро, радуйся, если кто-то окажет приюту помощь хоть один раз. С благодарностью принимай любые дары. Копейка от неимущей старухи так же ценна, как состояние от богача. Не плачь. Ничего не бойся. Иди по жизни с гордо поднятой головой. Любые испытания тебе во благо.

Софья задохнулась, перевела дух и продолжила:

– В нашей библиотеке есть книга, написанная Кларой и дополненная ее дочерью Софьей. Она выдержала много переизданий как в России, так и за ее пределами. Если кто заинтересуется, возьмите почитать. Пару сотен лет семья Мурмуль жила по заветам Клары, но после большевистского переворота здание приюта было национализировано, а потом разрушено.

Софья горестно вздохнула, но, когда продолжила рассказ, голос ее остался твердым.

– В тысяча девятьсот девятнадцатом году моя бабушка Софья Мурмуль родила дочь Клару. Семье приходилось нелегко, большевики отняли фабрику, закрыли наши магазины. Но Софья помнила заветы доброй Клары, поэтому тайком помогала страждущим. На месте нынешнего района Крылатское в начале двадцатого века стояла убогая деревенька. Софья с мужем Эдуардом и девочкой Кларой перебрались в село. Эдуард сам построил дом, куда незамедлительно потекли за помощью люди. Мурмуль много работали, обзавелись хозяйством, встали на ноги. В конце тридцатых годов Софью и Эдуарда расстреляли как врагов народа, а восемнадцатилетнюю Клару не тронули. Наверное, о девушке просто забыли. В сорок девятом году на свет появилась я. В нашей семье имена Софья, Клара и Эдуард – родовые. Я с малых лет помогала матери, когда мой сын Эдуард подрос, он тоже влился в миссию милосердия. К сожалению, наши финансовые возможности ограничены, поэтому мы не можем принять всех страждущих. Но мы придерживаемся правил, которые сформулировала добрая Клара. Все, кто попал к нам, получают нашу любовь.

Вскинув голову, Софья вернулась на место. Эдуард отложил вилку.

– Мы себя не рекламируем, не даем интервью прессе, не выбрасываем сообщений в Интернет. С одной стороны, это объясняется малой пропускной способностью приюта. Увы, мы не в состоянии пригреть более десяти человек сразу. С другой – мы не зарабатываем на постояльцах, поэтому не нуждаемся в рекламе.

– Как же вас находят? – вырвалось у меня.

Эдуард улыбнулся.

– Мы верим в бессмертие души и знаем: добрая Клара с нами.

– Она находит способ подсказать страждущим дорогу, – подхватила Софья. – Людей приводит сюда случай. Всякий раз, распахивая двери новому гостю, я мысленно восклицаю: «Спасибо, добрая Клара, ты о нас не забываешь».

– Помогая другим, делаешься счастливей сам, – без всякого пафоса произнес Эдуард.

– Это правда, – кивнула хозяйка, – а еще добрая Клара присылает людей, которые нам помогают. Не так давно один бизнесмен купил приюту новый стол на кухню. Вот теперь надеюсь, что скоро получу стиральную машину.

Я посмотрела на хозяйку.

– Вам нужна бытовая техника?

Софья вздохнула.

– Очень! Стирки много. Мечтаю об автоматической прачке, куда можно было бы загрузить сразу десять килограммов белья. Но, наверное, подобные не производят.

– Фирма «Кок»[4 - Название придумано автором, все совпадения случайны.] выпускает такие, – сказала я, – у нас в Париже в подвале дома стоит машина с большим барабаном, отличная техника, не первый год работает без сбоев.

– Вот! Она бы и мне подошла! – воскликнула Софья. – Давайте продолжим завтрак.

Присутствующие доедали кашу. Я орудовала ложкой и исподволь разглядывала окружающих. Софья пила чай, Николай Ефимович мастерил для Насти из бумажной салфетки кораблик, Эдуард тихо беседовал о чем-то с Патриком – на их лицах играли улыбки, Лера и Светлана молчали, они выглядели спокойными и вполне довольными. Лена сосредоточенно накладывала в чашку сахар.

– Добрый день! – весело сказал женский голос.

– Здравствуйте, – ответил нестройный хор голосов, и в ту же секунду Лена уронила ложку.

Я наклонилась, чтобы поднять чайный прибор, Привалова тоже, и мы стукнулись головами.

– Прости, – засмеялась я.

– Ерунда, – ответила Лена, наши взгляды пересеклись.

На лице девушки играла широкая улыбка, в глазах плескалось веселье. Казалось, Привалова едва сдерживается, чтобы не захохотать во весь голос.

– Можно сесть? – спросила незнакомка.

Лена моргнула. В ее глазах явно сквозило злорадство. Над верхней губой появилась цепочка мелких капель. Привалова схватила ложку и выпрямилась, я тоже приняла вертикальное положение и посмотрела на жену Эдуарда. Та сидела с невозмутимым лицом, ничто не напоминало о подавленном смехе. Я засомневалась: действительно ли секунду назад видела в ее глазах столь сильные эмоции?

Глава 4

– Кто не знаком, разрешите представить. Рената! Наша добрая волшебница, – захлопала в ладоши Софья.

– Скажете тоже, – смутилась коренастая шатенка, – я совсем не фея. Есть хорошая новость для Леры. Вот, держите адрес, езжайте прямо сейчас, около полудня вас ждет Ромальцева Евгения Михайловна, ей требуется женщина, не пьющая, аккуратная. Евгения Михайловна отправляется жить за рубеж, пока на пять лет. Сдавать московскую квартиру не хочет, и я ее отлично понимаю – жильцам, как правило, наплевать на чужие апартаменты, они их загваздают, и вообще, в комнатах появится чужая аура. Но бросить дом без присмотра стремно. Ромальцева хочет поселить в трешке даму с ребенком, жить та будет бесплатно, более того, даже коммунальные расходы Евгения берет на себя. От жилички требуется поддерживать чистоту в комнатах и ухаживать за двумя аквариумами. Как вам такие условия, Лера?

Мать Насти неожиданно расплакалась.

– Не верю, не верю, не верю.

Софья кивнула.

– Это чистая правда. Я же обещала, что ваша жизнь наладится.

Лера вскочила и выбежала в коридор.