Стилист для снежного человека

– Зачем тогда оговорила человека? – поцедил Родя. – Это ведь не в Барби играть.

Маня стала белой, словно лилии, которые какой-то умник принес на кремацию.

– Никого я не оговаривала, рука Кости…

– Можешь ничего не объяснять, – отмахнулся Родя, – твоя позиция понятна без слов.

Пробормотав сию фразу, Родион отступил влево и смешался с группой мужчин и женщин, смотревших на нас с Машкой словно домашняя хозяйка на невесть откуда взявшихся крыс. И мне стало понятно: мы тут парии. Милочкины подружки и приятели Костика, до сих пор не слишком любившие друг друга, сейчас оказались под властью одной эмоции: они ненавидят нас.

– Может, не ехать на поминки? – тихо спросила я у Зайки.

– Только хуже будет, – шепотом ответила Ольга.

Пришлось садиться в машину и рулить по хорошо известному адресу. Но не успели мы с Машкой войти в прихожую, как из глубины квартиры вылетела Нина Алексеевна и, схватив девочку за плечо, просипела:

– Ни стыда ни совести нет! Явились, не запылились! Вас звали? Думаешь, если твоя мать спит с полковником милиции, так вам все можно? Конечно, вас-то прикроют, убийцы!

Маня, успевшая стащить с себя ботинки, всхлипнула и прямо босиком ринулась на улицу. Я не удержалась, лягнула Нину Алексеевну ногой и воскликнула:

– Ах ты старая, мерзкая жаба!

На язык просилось много самых разных злых слов, но произнести их мне не дал Александр Михайлович. Дегтярев ухватил меня поперек талии и поволок из квартиры. Как назло в этот момент в коридоре и вестибюле толпилось полно людей, кто пришел помянуть Милу. Я схватилась за косяк, последние остатки воспитания растаяли словно кусок мыла в горячей воде.

– Да как вы смеете, – закричала я, – мы не виноваты! Костя убил Милу, мы сами чуть не умерли, когда увидели ее тело!

Полковник легким движением руки взвалил меня на плечо, пронес сквозь строй осуждающе молчавших людей, поставил в лифт и рявкнул:

– Дура!

Из моих глаз полились слезы, Александр Михайлович прижал меня к себе.

– Ну тише, тише! Все обойдется.

Я навалилась на полковника, вдохнула запах хорошо знакомого одеколона и зарыдала сильнее. В этот момент лифт добрался до первого этажа и услужливо распахнул двери. Яркие вспышки света озарили полутемную кабину, несколько человек с фотоаппаратами стояло в подъезде.

– Разрешите пройти, господа, – каменным голосом заявил Дегтярев.

– Вы тот самый полковник? – быстро спросил один из папарацци.

– Дарья, ответьте на пару вопросов, – налетел второй.

Александр Михайлович выпихнул меня на улицу, в состоянии, похожем на сон, я добралась до машины и увидела около «Пежо» босую, зареванную Машку.

– Садитесь, живо, – велел полковник, открывая дверь своего черного «Запорожца».

Корреспонденты, увидав, что жертвы собрались улизнуть, бросились вперед, выставив на изготовку свои камеры.

– Дарья, правда, что вы ревновали Милу?

– Звонарева жила с полковником?

– Вы видели яд?

– За что вы ненавидели семью Звонаревых? – выкрикнул самый молодой парень, такой рыжий, что у меня заболела голова.

– Уроды, – зашипела Маня.

– Молчи, – рявкнул полковник, заводя драндулет.

– Ублюдки, – рявкнула Маруська и, спустив вниз стекло, выставила наружу известную комбинацию с торчащим вверх средним пальцем.

– Вот вам ответ!

Дегтярев с такой силой нажал на газ, что я пребольно стукнулась головой о торпеду. Ругать Машку не стал никто, наверное, неприлично признаваться в этом, но я бы с огромным удовольствием показала журналюгам тот же жест.

Кстати, вас, наверное, заинтересовало, отчего похороны Милы привлекли внимание средств массовой информации? Простите, я совершенно забыла сказать, кем была Милка. В свое время она окончила ВГИК [2 - ВГИК – Всесоюзный государственный институт кинематографии.] и долгие годы прозябала в неизвестности, снимаясь в крохотных эпизодах. Но несколько лет тому назад фото Милы попалось на глаза могущественному режиссеру. Мэтр вдохновился и дал непопулярной актрисе центральную роль в сериале, над которым потом самозабвенно рыдала вся страна. И началось. Милку просто стали рвать на части. Ее не смущало, что предложенные роли были похожи, словно новорожденные гуппи. Во всех фильмах Мила изображала бедную, тихую, маленькую, всеми обижаемую крошку, этакую смесь Золушки и белой мыши. Но именно данный образ у Милы получался великолепно, а ее лицо, с глазами, полными слез, обожали брать крупным планом операторы. Некоторые люди шагают к вершинам славы постепенно, а Мила получила славу разом, огромным куском, но не в молодости, а в том возрасте, когда актрисе уже нечего надеяться на роль Джульетты.

Во вторник я поехала на станцию, чтобы купить свежие бублики.

– Дарь Иванна, – закричала газетчица, высовываясь из своего ларька, – а тут про вас столько понаписали!

Я уже рассказывала как-то, что Ложкино стоит в лесу, около него никаких магазинов нет. Правда, на территории поселка имеется лавка, но в ней не торгуют ничем хорошим. Поэтому все приходится привозить из Москвы, только хлеб и газеты можно купить относительно недалеко, если доехать до платформы железной дороги. Услугами станционной торговли пользуются практически все обитатели Ложкина, поэтому нас на вокзале великолепно знают.

Я приблизилась к ларьку.

– Обо мне? Написано в газете? По какой причине? Вы, наверное, ошиблись.

– Здеся, – ткнула корявым пальцем баба в аршинный заголовок, – тут и фотка есть, вы с полковником. Знаете, Дарь Иванна, не обращайте внимания. Это просто зависть. Во как вам свезло: и богатая, и детки хорошие, и мужик есть, такое не каждому нравится.

Я уставилась на кроваво-красные буквы, бежавшие через страницу. «Богатые тоже плачут. Слезы на плече мента. Доказательство вины и раскаянья?»

Икнув, я уставилась на фото. Так, кабина лифта, Дегтярев отчего-то страшно толстый с выпученными глазами, я обнимаю Александра Михайловича и выгляжу просто ужасно. Черная кофточка расстегнулась почти до пояса, юбка свалилась на бедра.

Ниже шел убористый текст.

«Дарья Васильева, ставшая после долгих лет нищеты одной из самых богатых женщин Москвы, усиленно демонстрирует презрение к окружающему миру. Дама проживает в поселке Ложкино, не посещает светские мероприятия, не работает, вроде воспитывает внуков. Нам приходилось лишь разводить руками, на репутации мадам имеется всего одно крохотное черное пятнышко: она живет во грехе с полковником милиции Дегтяревым. Впрочем, не станем бросать камни в Дарью. Александра Михайловича она не стесняется, он обретается в одном доме с богатым семейством, является, так сказать, вторым любимым мопсом Васильевых-Воронцовых, правда, в отличие от первого, молодого красавца Хуча, Дегтярев престарелый и плешивый. Думается, Дарья, с ее миллионами, могла купить себе любого мачо, но нашей дамочке по вкусу лысые пузаны, а о вкусах, как говорится, не спорят. И все бы ничего, кабы наши корреспонденты не узнали внезапно массу интригующих подробностей. Во-первых, сладкоулыбчивая Даша работает в МВД следователем по особо важным делам. Настолько важным, что о ее службе известно лишь самому узкому кругу начальства. В окружении полковника Дегтярева мадам Васильеву считают безалаберной идиоткой, но, поверьте, это не так.

Состарившаяся девушка, а как еще можно назвать женщину, которая, имея внуков, бегает по городу в майке с изображением Микки-Мауса, хитра и безжалостна, ей поручают весьма деликатные дела. Одно из них – помощь в убийстве Милы Звонаревой. Чем госпожа Звонарева помешала кое-кому наверху, мы знаем, но не скажем, потому как стопроцентных доказательств своим догадкам не имеем, а подводить родную газету не хотим. Что да как случилось в особняке, приходится лишь гадать. Ясно одно: госпожа Васильева, как всегда, блестяще справилась с задачей. Муж Звонаревой отравил жену в присутствии Дарьи. Убийственные показания дают дочь и невестка. А мы застали парочку голубков в тот момент, когда они никак не ждали посторонних и теперь удивляемся: что, у ментов бывает совесть? Или слезы на глазах мадам вызваны слишком сильными объятиями бравого кавалера?

Мы намерены и далее следить за развитием событий».

Я потрясла головой. Ну и ну, слов нет!

– А тут еще, – услужливо подсунула мне другое издание торгашка.

Вновь яркий заголовок. «Дети «новых русских». Элитные школы, няни и гувернантки не способны прививать манеры». И новая фотография. Злое, перекошенное лицо Машки, ее рука, высунутая из окна машины, и неприличный жест. «На мой вопрос, сколько ей лет, Мария Воронцова отчего-то заорала: «На тебе, выкуси», а потом кликнула охрану, – гласил текст, – впрочем, реакция девицы понятна. Только что их с матерью самым позорным образом выставили с поминок Милы Звонаревой, нашей обожаемой, трагически погибшей любимицы. Вот что сказала мне мать Милы: «Дарья Васильева? Никогда более не упоминайте сие имя в моем присутствии. Она ненавидела Милу, хоть и считалась ее подругой, завидовала моей дочери, вынашивала злые планы и добилась своего. Да, фактический убийца Милочки Константин, но кто подтолкнул его на совершение преступления? Жаль, но истину не узнать. Васильева под патронажем МВД, она, как всегда, выйдет сухой из воды».

Я скомкала газету и швырнула в урну.