Девочка разыграла простодушие.
– Ага, – ответила она, устремив честный, прямой взгляд на директора школы, – мама работает в больнице и приносит оттуда пилюли. Съест одну и ходит веселая, потом плакать начинает, бросается на кровать и спит часами. Очень нехорошее лекарство, а еще дозу нужно постоянно увеличивать, сейчас маме уже по четыре штуки на один прием надо.
– Анечка, – ласково остановила девочку Наталья Николаевна, – через пять минут прозвенит звонок на большую перемену, беги в буфет, успеешь первой. Скажи Марии Антоновне, что я велела тебе бесплатно дать какао и пару булочек с корицей.
Аня захлопала в ладоши.
– Ой, спасибо! Плюшки такие вкусные! Я их обожаю! Но каждый день покупать не могу! Они денег стоят, а у меня их обычно нет! Вот исполнится мне четырнадцать лет, пойду уборщицей подрабатывать, тогда и маме смогу помочь, и наемся.
Безупречно сыграв роль девочки, которая растет в семье отпетой наркоманки, Аня, подпрыгивая, улетела в школьную столовую. Лена сидела с видом суслика, которого поразил удар молнии.
– Немедленно уходите, – прошипела Наталья Николаевна. – На что вы рассчитывали, врываясь сюда? Какую цель преследовали?
Елена не смогла адекватно отреагировать на гневную отповедь директора, до ее разума в тот момент наконец дошло: она абсолютно не знает свою дочь, Аня совсем не та, какой кажется.
– Где? – произнесла она одно лишь слово.
– Что? – рассердилась Наталья Николаевна.
– Где она этому научилась? – пробормотала Лена. – Почему? Мы с Витей внушали дочери библейские истины.
Директор встала.
– Ступайте прочь. Исключительно ради Ани, которая обожает непутевую мать, я не стану звонить ни в органы опеки, ни в милицию. Даю вам месяц. Бросайте пить таблетки, попытайтесь стать нормальной матерью талантливой девочке. Я буду пристально следить за вами. Если пойму, что вы не собираетесь меняться, начну действовать.
Елене пришлось спешно уйти домой под неодобрительным взглядом школьной начальницы, а потом и ее секретарши, которая, как всегда, прекрасно слышала беседу в кабинете у Натальи Николаевны.
С того дня жизнь Елены превратилась в настоящий кошмар.
Утром в школу уходила аккуратно причесанная, одетая в скромное платье отличница. Вечером, когда Лена возвращалась после работы, она находила дома размалеванное чудовище с пирсингом, которое разговаривало матом. Анечка окончательно затерроризировала мать, выбрасывала из окна продукты, которые любила Лена, пачкала ее одежду, выселила ее из спальни в темный чуланчик, где когда-то Витя хранил инструменты. В конце концов Лена не выдержала и крикнула:
– Ну в кого ты такая уродилась?
– Отличный вопрос, мамундель, – захихикала Аня, – уж точно не в тебя, дуру!
– Верно, – кивнула Елена, – ты мне не родная дочь, мы с Витей взяли тебя из приюта.
Глава 3
До той беседы Лене ни разу не удавалось ни смутить, ни лишить Аню самоуверенности, но, услышав последнюю реплику, дочь растерялась, правда, при этом попыталась сохранить лицо, и взвизгнула: «Врешь!»
И тут у Лены лопнуло бесконечное терпение. Она взяла ключи, спустилась в подвал, где у всех жителей дома имелись небольшие кладовки, вытащила из темного угла тряпичную сумку и протянула Ане со словами: «Изучай. Мы с папой сохранили твои вещи, уж не знаю, по какой причине. Сложили их в торбу вместе с документами и спрятали как можно дальше. Можешь считать и Витю, и меня врунами, но мы хотели оградить тебя от нелицеприятной правды».
Аня, растеряв наглость, вытащила из пакета ситцевое платье в белый горошек, нитяные колготки темно-синего цвета, оранжевые сандалии, розовые трусики и панамку. «Что это за дрянь?» – подскочила она. «Это одежда, в которой тебя нашли на пороге приюта, – пояснила Лена, – дальше история болезни девочки, которая в пять лет умела произносить лишь свое имя и больше ничего. Почитай – и поймешь, сколько сил в тебя вложили приемные родители. Извини, мы не оказались ни богатыми, ни знаменитыми, прости, что папа рано умер и у меня теперь не хватает ни денег, ни сил, чтобы водить тебя по театрам».
Всхлипнув, Лена убежала, Аня осталась в подвале.
Через час она вернулась и объявила: «Я не просила меня забирать. Все детство мучилась: ну почему я родилась у такой дуры, как ты? Теперь понимаю: ты мне не родная мать, и это меня только радует. Ужасно знать, что у тебя генетика идиотки. А еще я поняла: папа умер из-за твоей тупости. Кто не заметил у мужа первых признаков заболевания? Ты по менталитету кастрюля».
Елена задохнулась и замолчала.
– Вам не позавидуешь, – прошептала я, вспомнив свой недолгий педагогический опыт.
– Чего вы хотите от нас? – спросил Чеслав. – Мне думается, девочку надо показать опытному психологу.
– Я хочу ее отдать, – еле слышно пробормотала Лена.
– Нам? – испугался Димон и начал теребить свои длинные волосы, собранные на затылке в хвост.
– Нет, найдите ее биологических родителей, – попросила Лена.
Чеслав посмотрел на Марту.
– Вы надеетесь, что наша группа обнаружит женщину, которая почти десять лет назад подбросила к двери приюта пятилетку? – уточнила Карц.
Лена кивнула.
– Мы не волшебники, мы только учимся, – перефразировал известное высказывание Димон.
– Но вы помогли Рите Малковой, – вдруг сказала Лена.
Я вздрогнула. Дело Малковой! Абсолютно безнадежное, провальное, с уликами, указывающими на убийцу, человека, который, как потом выяснилось, был совершенно ни при чем.
– Рита лежала в нашей больнице, – шептала Лена, – мы с ней подружились, она позвонила…
– Спасибо, – остановил Киселеву Чеслав, – нам не нужна история о том, каким образом вы узнали о нашем существовании и кто вас сюда направил. Я имею четкие указания, предписывающие заняться вашей проблемой.
Мною овладело безудержное любопытство. Ага, сейчас Чеслав наконец-то проговорится и сообщит, кому он подчиняется. Однако начальник сказал совсем другое:
– Правда, я имею право отказаться, если…
– Можно попробовать, – неожиданно влез в разговор Димон. – Но зачем вам родители Ани? Не проще ли отказаться от девочки и вернуть ее в детдом?
– В пятнадцать лет? – слабо улыбнулась Лена. – Есть законы, которые охраняют права ребенка. Аня удочерена официально, она прописана в нашей квартире.
– Хотите лишить ее права на жилплощадь? – предположила Марта.
Лена сузила глаза.
– Конечно, нет. Аня моя дочь, она запуталась, винит в своем душевном дискомфорте женщину, которая взяла ее на воспитание. Выкинуть ребенка на улицу я не способна, хоть она и издевается надо мной.
– А-а-а, – протянула Марта, – думаете, что дама, произведшая Анечку на свет, обрадуется, узрев на пороге дочь, от которой отреклась? Схватит ее в объятия, поцелует, приголубит, заберет к себе, а вы вздохнете полной грудью?
Лена вскочила.
– Ни черта ты не понимаешь!..
На секунду мне показалось, что я сижу в зрительном зале и наблюдаю за пьесой, которую разыгрывают актеры. Вроде все хорошо, но это всего лишь спектакль и кто-то фальшивит.