– Ерунда. У меня в морозилке лежит тушка, бери ее, размораживай, натри солью с перцем, а в брюшко положи нарезанные кусками антоновские яблоки. Все.
– Все? – изумилась я.
– Ну да, – пожала плечами Манана, – делов-то! Шмык-брык – и готово!
– А гарнир? – не успокаивалась я.
– Картошку свари.
– Пашка предупредил, что его мать не выносит картофель, – вздохнула я, – ни в каком виде его не ест.
– Капризная, – констатировала подруга, – ох, и натерпишься ты от нее! Может, сразу правильный вывод сделаешь? Ну его, Пашу, на фиг?
– Он мне нравится, – уперлась я, – и потом, мне не с мамой жить, а с мужем!
– Молодая ты, – протянула Манана, – необстрелянная. Свари тетке макароны. Справишься с приготовлением спагетти?
Я кивнула.
– Без проблем, а вот утка меня пугает.
– Не дрейфь, – приободрила меня соседка, – кураж в нашей жизни главное. Глаза боятся, а руки делают. Ни пуха тебе, ни пера, вернее, ни кастрюли, ни сковородки!
То ли присказка помогла, то ли Мананина самоуверенность передалась мне, но я лихо справилась с задачей. Утка запеклась на диво хорошо, выглядела птичка восхитительно, ее покрывала румяная корочка, вилка легко втыкалась в тушку, а по квартире плыл восхитительный аромат. Макароны тоже сварились вовремя, за пять минут до звонка в дверь.
Пока Пашка усаживал свою мать в комнате за стол, я бросилась на кухню, взяла большое фарфоровое блюдо из сервиза Мананы, весьма удачно уложила на него уточку, окружила ее спагетти, посыпала сверху зеленью и в порыве вдохновения воткнула в макароны кое-где веточки кинзы, получилось весьма похоже на пальмы в пустыне.
Очень довольная собой я поторопилась в комнату, совершенно забыв о том, что спешить ни в коем случае нельзя. Отчего-то со мной в самые напряженные моменты случаются неприятности. А в тот день, чтобы поразить потенциальную свекровь не только своими кулинарными талантами, но и красотой, я нарядилась в свое единственное парадное платье и надела туфли на шпильке. Обувь принадлежала Манане, у меня были только парусиновые тапки. Лодочки Гоберидзе были мне чуток велики, и я не привыкла ходить на каблуках, поэтому на подходе к комнате правая нога подвернулась, и я рухнула на пол.
В первую секунду мне хотелось зарыдать, но потом я оценила размер бедствия и обрадовалась. Упала удачно, ничего не сломала, не заорала от испуга и боли. Слава богу, сорок пять килограммов не обваливаются с оглушительным грохотом. Блюдо Мананы я не выпустила из рук, оно не разбилось, а вот утка и макароны улетели прочь. Спагетти кучкой лежали возле ботинок, птичка угодила под зонточницу.
– Спокойно, детка, – приказала я себе, – могло быть хуже. Слава богу, я рухнула в прихожей, а ну как завалилась бы, уже войдя в комнату? Тебе повезло, киса косолапая. Теперь попытайся спасти обед.
Понимаю, что рискую потерять ваше уважение, но я решила честно рассказать эту историю. Сначала я прислушалась к тому, что происходит за дверью в мою комнату. Пашка и Антонина Сергеевна, ничего не подозревавшие о драме, разыгравшейся у вешалки, преспокойно обсуждали содержимое моих книжных полок. Я тихонечко встала и… ну простите, из песни слов не выкинешь, подобрала сначала утку, потом макароны и вновь художественно уложила их на уцелевшее блюдо. Никогда не повторяйте моих действий! Птичку и спагетти следовало выбросить. Но представьте себя на моем месте! За столом – будущая свекровь, жених, и тут появляюсь я с заявлением:
– Пардон, дорогие гости, обеда не будет.
Одна мысль о том, какой скандал закатит Пашка после ухода матери, приводила меня в ужас.
Оглядев утку и поняв, что она лишь слегка пострадала во время полета, я перевела дух, наклеила на лицо улыбку и вплыла в комнату, неся на вытянутых руках блюдо.
– Замечательно выглядит, – принялся хвалить меня Пашка, – о, ты ее на кусочки разделала и снова сложила!
– Да, – опустив глаза, подтвердила я, – решила, что так будет удобнее.
Ну не рассказывать же правду:
«Милый, тушка стукнулась об пол и поэтому развалилась».
Резать птицу на столе при гостях довольно трудно. Но я в полной мере оценила фразу Мананы о том, что все неприятности к лучшему. Чуть-чуть помятая дичь легко подчинилась ножу, и мой жених расцвел от радости. Антонина Сергеевна тоже выглядела удовлетворенной, она пожевала кусочек утки и отметила:
– Очень мягкая.
– Ароматная и нежная, – решила я набить себе цену.
– Мам, она еще пироги печет, – соврал Пашка, – хозяйка хоть куда.
– А что вы кладете в птицу? – заинтересовалась его маменька.
– Яблоки, – начала я загибать пальцы, – соль, перец.
– А в макароны? – не успокаивалась она, орудуя вилкой в тарелке.
– Я их просто отварила, – призналась я.
– Без добавок? – задала следующий вопрос Антонина.
Я насторожилась, голос гостьи звучал странно.
– Бросила в воду специи, – солгала я.
– И все?
– Что-то не так? – спросила я, замерев от ужаса.
– Нет-нет, – интеллигентно сказала дама, – я исключительно из любопытства интересуюсь. Если вы варили макароны без добавок, то как в них попало это?
Я перевела взгляд на вилку, которую Антонина Сергеевна подняла над своей тарелкой, и лишилась дара речи. С нее свисал темно-коричневый шнурок, явно от ботинка Аркашки. Очевидно, сгребая впопыхах с пола спагетти, я случайно прихватила и шнурок.
– Это что? – вытаращил глаза Паша.
– Не знаю, – трусливо ответила я.
– Шнурок! – голосом трубадура, возвещающего о казни преступника, возвестила Антонина Сергеевна.
– Ну надо же! – всплеснула я руками, – какой только ерунды в пакет не положат! Вчера я нашла в гречке гвоздь. Ха-ха-ха!
Будущая свекровь поджала губы, а я наивно решила, что мне удалось свалить вину на безответственных производителей, и успокоилась, а зря. Просидев еще полчаса и не притронувшись к еде, Антонина Сергеевна вдруг воскликнула:
– Господи, совсем забыла! Меня ждут дела!
Как Пашка не останавливал мать, та выбежала в прихожую, стала надевать туфли и вдруг сказала:
– Что там такое скользкое?
По моей спине пробежал холодок, дама наклонилась и вытащила из своей лодочки… веточку кинзы.
Пашка испепелил меня взглядом, я прикусила губу, чтобы подавить истерический смех.