Любимые забавы папы Карло

Девушка прыснула:

– А может, Хорек – это не то и не другое!

– Что же тогда?!

– Ну… хи-хи… сами понимаете!

Вот тут я обозлилась до крайности, да у этой идиотки в голове одни скабрезные мысли.

– Позовите администратора!

– Алла Николаевна, – завопила девушка, – подьте сюда!

– Люда, – укоризненно воскликнула дама лет сорока, выныривая из-за стеллажей, – сколько раз тебе говорила, слова «подьте» в русском языке нет.

– Все меня учат и учат, – надула губки Люда, – прям за самую глупую дуру тут держат! Лучше гляньте, чем мы торгуем!

– Крем для бритья Хорьков! – изумилась Алла Николаевна. – Это кто ж такие?

Люда захихикала, я открыла было рот, но тут Алла Николаевна метнулась к стойке, составленной из проволочных корзинок, над залом полетел ее смех.

– Покупательница, идите сюда.

Я подошла к администратору.

– Вот, – веселилась Алла Николаевна, – смотрите: «Крем для бритья. Харьков». Это просто опечатка, на одной партии в название города вкралась ошибка, и получилось Хорьков.

Я стала рыться в корзинке. Действительно, на одних тюбиках стоит: Харьков, на других – Хорьков.

– Надо же! – восторгалась Алла Николаевна. – Какая вы внимательная. Целый месяц торгуем, и никто ничего не заметил.

Я выхватила упаковку с правильной надписью и ушла домой. Никто не предлагал брить грызунов, и хорек не имеет отношения к подмышкам. Не следует делать сложных выводов, как правило, необычная ситуация имеет более простое объяснение, чем это нам представляется.

Ванду я нашла сразу, едва спустилась под землю. Она восседала в кассах за одним из стеклянных окошек. Я наклонилась к тарелочке, на которую следовало класть деньги.

– Здрасти.

– На сколько поездок?! – мрачно гаркнула Малина, не поднимая глаз.

– На четыреста долларов.

Ванда сфокусировала на мне взгляд.

– А, пришла. Иди в дверь с табличкой «Вход запрещен».

Я повернула голову, увидела надпись, толкнула створку и оказалась в крохотном предбанничке, выкрашенном темно-голубой краской.

– Здесь я, – крикнула Ванда, – на кухне! Влево поверни.

Я послушно выполнила приказ и очутилась в комнатенке размером с пачку сигарет. У одной стены стоял стол с электрочайником, возле другой – две табуретки.

– Садись, – велела Ванда, – деньги принесла?

– Да.

– Покажи!

– Вот.

– Давай! – жадно воскликнула кассирша.

– Э, нет, – помотала я головой, – сначала стулья, а уж потом ассигнации.

– Стулья? – вытаращила круглые глаза Ванда.

Я вздохнула, тетка, похоже, не читает книг, она никогда не слышала про писателей Ильфа и Петрова.

– Рассказывай, что знаешь, а потом получишь «гонорар».

– Нашла дуру, – подбоченилась Ванда, – ща все выложу, а ты уйдешь, и ау!

– Я честный человек!

– Я тоже. Давай бабки! Иначе рта не раскрою, и ты ничего не узнаешь. Тебе ж правда нужна!

– А тебе деньги!

Разговор зашел в тупик.

– Ладно, – пошла на компромисс Ванда, – сто доллорешников вперед! А остальное в конце, по рукам?

Я кивнула и положила около чайника купюру. Кассирша мигом схватила ее, сунула в потертый кошелек, удовлетворенно вздохнула и завела рассказ:

– Эдька у меня третий муж. Первые два померли, допились до смерти. Во, представь, невезуха! Ну где только другие бабы нормальных находят. Вон в соседнем окне Раиска сидит, сама страшная, ноги колесом, ни груди, ни жопы, готовить не умеет, грязнуля, а муж ей попался золотой. Не пьет, не курит, каждую копеечку в дом тащит! У них и дача, и машина, и мебель! А у меня?

Я спокойно слушала Ванду. Каждый народ достоин своего вождя, а каждая жена – своего мужа. Если на вашем пути с тупым постоянством попадаются пьяницы, то, может, дело не в мужчинах, а в вас самой? Значит, вы приманиваете именно таких, нормальные мужики на вас смотреть не хотят. Вопрос: почему? Ну это не ко мне. Лучше всего спросить это у самой себя!

– И первый от «белочки» убрался, и второй, – бубнила Ванда, – осталась я одна-одинешенька, тосковала горько, совсем уж подумала, что жизнь кончена, но тут к нам на работу Эдька нанялся.

Ванда очень обрадовалась, узнав, что новый механик, призванный следить за турникетами, пропускающими пассажиров на станцию, холост. Конечно, Эдуард не был красавцем, скорей наоборот, но свободные мужчины в наше время редкость, выбирать не из кого, следует хватать то, что проплывает мимо. Да еще коллега Ванды, тоже вдова, Наташка Ломакина, стала вовсю кокетничать с Малиной. Ванда испугалась конкуренции и живо прибрала Эдика к рукам.

Поначалу жизнь их текла просто замечательно. Ванда переехала к мужу. То, что Эдик жил в коммуналке, ее не смущало. Потому как она сама имела десятиметровку в густонаселенной квартире. Свою комнатенку Ванда сдала студентке, получаемые от девушки копейки старательно прятала в кубышку. У Эдика в квартире в соседках была всего лишь одна полуглухая и слепая баба Зина, совершенно не конфликтная и не вредная. Ванду она приняла как родную, конфорки на плите не занимала, потому что крошечная пенсия не позволяла старухе готовить себе обед из трех блюд. Баба Зина в основном питалась кефиром. Наверное, из-за вынужденной диеты она практически никогда не занимала санузел, еще старуха не ворчала, не требовала вывешивать расписание с точно указанным временем мытья коридора, практически не жгла электричество и шмыгала по коридору тенью. Очень скоро Ванда стала относиться к ней как к родной и принялась угощать старуху супом. Баба Зина в благодарность сказала:

– Зачем мне две комнаты? Давай в одной гостиную сделаем.

Ванда обрадовалась, и скоро они начали вместе смотреть телик. Эдик никак не комментировал ситуацию. Он обретался в этой квартире с детства и держал бабу Зину за тетку. Вот так и проводили дни, жили счастливо. Потом Эдик вдруг запил. Да как! Неделю квасил без отдыха. Заплаканная Ванда вышла на кухню, села у стола и сказала бабе Зине:

– О господи! Ну что случилось? Ведь нормальный, трезвый мужик, чего его на ханку потянуло!