– Фу! Она тебя при себе держит, отпустить боится, пойми, Тиночка эгоистка. Хороша любовь! Где она раньше была? А-а-а! Вспомни все. Мерзавка!
– Неправда, – мягко сказал Павлик, – и потом, кто прошлое помянет, тому глаз вон. Тина столько для меня сделала!
– Что именно?
– Ну… квартиру.
– Ты всерьез?
– Конечно.
– Это малая толика!
– Но не все, согласись, делают такие подарки!
– Почему она не купила тебе салон?
– Ну…
– Не мямли!
– Это же очень дорого!
– Сам знаешь, какие у нее деньги!
– Все равно, я не имею права ничего требовать.
– Ошибаешься!
– В чем?
– Знаешь, отчего Тина тебе дело не приобрела? Она боится, что ты встанешь на ноги, будешь самостоятельным, начнешь зарабатывать и в конце концов сделаешь ей ручкой! Тине выгодно иметь тебя возле себя как собачку на длинном поводке, она боится, что ты осмелеешь, заговоришь, и что тогда?
– Сейчас в тебе говорит злоба. Хотя Тина действительно боится потерять меня, и это понятно.
– Может, и так, – прошептала Жанна, – но я люблю тебя, поцелуй меня.
Воцарилась тишина, потом Павлик воскликнул:
– Все устаканится.
– Когда? – безнадежно спросила Жанна.
– Скоро.
– Когда? – настаивала на четком ответе девушка.
– Ну… может, через год.
– С ума сойти! Хочешь знать правду?
– Какую? – осторожно осведомился Павел.
– Истинную, – выдохнула Жанна, – ту, о которой ты совершенно не хочешь слышать? Мы всегда с тобой будем прятаться и ходить хвостом при Тине, она ловко нас прищучила. Если я поругаюсь с ней, меня из театра выпрут, а уж о тебе я и вовсе молчу, хотя ты в отличие от меня можешь потребовать…
– Не могу.
– Можешь!
– Не могу.
– Трус.
– Нет, просто я люблю Тину.
– А меня?
– И тебя.
– Что же нам делать?
– Ждать.
– Чего?
– Не знаю, – растерянно ответил Павлик.
В этот момент затаившая дыхание Щепкина пошевелила затекшей ногой. В комнате стало очень тихо, потом Жанна прошептала:
– Ты за ширмой смотрел?
– Нет, – еле слышно ответил Закревский.
– Глянь, там кто-то есть.
– Не может быть.
– Там шуршат, господи, мы пропали.
Соня услышала осторожные шаги, моментально свернулась в клубочек и натянула себе на голову одеяло.
– Успокойся, здесь никого нет, – сказал Павлик.
– А это что?
– Плед скомканный.
– Кто-то тут возился!