– Мама! – в один голос воскликнули Алла и Катя. А последняя добавила:
– Виоле Ленинидовне, наверное, не хочется слушать твои причитания.
– Нет, нет, мне интересно узнать о чужих семейных традициях, – сказала я и осеклась, осудив себя мысленно. Ну, Вилка, ты сморозила отменную чушь. Какие такие традиции ты имела в виду? Смерть от обжорства? Сиди лучше молча и, чтобы не обижать хозяйку, попытайся слопать хоть кусок непотребного блина из неизвестной рыбы.
– Ой, Виолочка, – испугалась Нина Анатольевна, – извините, я не хотела доставить вам неудобство! Вы столько хорошего сделали для нас, предоставили сыну шанс, о котором он мечтал. Олегу не везло, никто его всерьез не воспринимал, и тут вы, добрый ангел, фея…
Олег вдруг отшвырнул вилку. Та угодила прямо в тарелку Кати. Пюре из брюквы взметнулось и осело на белой блузке девушки. Отпрыск Николаевой вскочил и быстро ушел в глубь дома.
– Мама! – укоризненно произнесла дочь, вытирая салфеткой блузку. – Ну нельзя же так!
– Что плохого я сделала? – удивилась Нина Анатольевна. – Просто поблагодарила Виолу. Почему Олежек вышел из себя?
Катя, закатив глаза, тоже встала из-за стола и убежала из столовой со словами:
– Ну, мама, ты просто безмозглая курица!
Хозяйка повернулась к другой дочке:
– Аллочка, что происходит? По какой причине Олег и Катя разволновались?
Блондинка усмехнулась:
– Мама, успокойся. Некоторые вещи ты просто не способна понять. Никогда. Поэтому расслабься и забудь. Знаешь, как пашет адронный коллайдер? Объяснишь принцип его работы?
– Кто? – жалобно спросила Нина Анатольевна. – Андрон Колкайдер? Он тоже режиссер, как Олежек?
Аллочка поднялась, подошла к матери и похлопала ее по плечу.
– Вот видишь, ты чудесно живешь, не парясь от того, что не слышала про одно из величайших достижений современной науки. А про войну в Кении знаешь?
Хозяйка дома опешила.
– Значит, нет, – резюмировала дочурка. – В мире происходит миллион разных событий, о которых ты понятия не имеешь и не страдаешь от этого. Почему ты разволновалась из-за Олега? Ведь твой любимый сынок в планетарном масштабе пылинка.
– Расстроилась, что обидела его, – пробормотала Нина Анатольевна. – И Катя недовольна. Оладьи ей не по вкусу пришлись – унеслась, их на тарелке оставила.
После этих слов из глаз Аллы ехидство испарилось. Она вернулась на свое место за столом, быстро запихнула в рот все оладьи, демонстративно пожевала, схватила салфетку, вытерла губы и, держа в руке бумажный комок, с чувством произнесла:
– Мамуля, ужин прекрасен! Я бы попросила добавку, но ведь не стоит растягивать желудок, да?
С лица Нины Анатольевны исчезло несчастное выражение.
– Конечно, солнышко, ты права.
– Спасибо, всем спокойной ночи, – улыбнулась Алла и ушла, унося испачканную салфетку.
Я посмотрела вслед девушке. За несколько дней, проведенных под крышей семейства Николаевых, я убедилась: обе дочери считают мать глупой курицей и не особенно ее любят. Но у Аллочки порой просыпается нечто вроде жалости к родительнице. Вот и сейчас старшая дочь заявила, что восхищена оладьями, искусно изобразила, будто с аппетитом их ест. Но я заметила: вытирая рот, она выплюнула еду в салфетку, которую, удаляясь, предусмотрительно прихватила с собой.
– Кофейку? – засуетилась Нина Анатольевна. – Виолочка, напиток из цикория полезен невероятно!
– С удовольствием попробую, – покривила я душой.
– А как вам оладушки? – спросила она. – Я соли совсем чуть-чуть в них добавила.
– Они потрясающие, – похвалила я, – ароматные, нежные, настоящий кулинарный шедевр.
– О-о-о! – зарделась хозяйка. – Наверное, вы из вежливости мой ужин нахваливаете?
– Нет, нет! – горячо возразила я. – Кирзач…
– Кержач, – поправил Витя.
– Впервые попробовала его, вот название и перепутала, – оправдалась я. – Рыбка великолепна, я готова есть и есть ее, никогда ничего вкуснее не пробовала.
Нина Анатольевна повеселела.
– Приятно это слышать! Похвала всегда окрыляет. Знаете, я люблю читать интервью знаменитостей, так вот, некоторые из них говорят, что их мотивирует к движению вперед критика. Поругают звезду зрители, журналисты, а он или она думает: «Назло вам во всех рейтингах первые места займу!» И принимается работать с десятикратным усердием. А со мной все наоборот: если услышу от родных, что блюдо невкусное или я что-то другое плохо сделала, сразу расстраиваюсь, плачу, опускаю руки. Сейчас кофеек из цикория подам…
Хозяйка убежала на кухню, а я начала мысленно уговаривать желудок, шокированный порцией кержача, не урчать на всю столовую.
Наверное, пора рассказать, почему я очутилась в доме Николаевых. А заодно и о том, что я делаю в городе с поэтичным названием Гидрозавод.
Весной текущего года Иван Николаевич Зарецкий, владелец издательства «Элефант», решил снять телесериал по книгам Арины Виоловой и буквально заставил меня написать на основе моих произведений сценарий. Иван не стал связываться с московскими кинокомпаниями, обратился на фирму «Кинофабрика» из Гидрозавода. Объяснил он свое решение просто:
– Народу надоели одни и те же актеры, мелькающие на всех каналах. Вчера я специально сел телик смотреть, чтобы понять, что людям нравится, и развеселился. На одном канале Николай Бузлакин злодея изображает, а на другом он же влюбленный юноша. Причем везде парень одинаковые рожи корчит. Смешно, ей-богу! Пощелкал пультом, попал на псевдоисторическую ленту. И кто в ней царем в парче и золоте на троне восседает? Опять же Бузлакин со своими выпученными глазами и мимикой больного гиббона. Мне такой радости не надо. В провинции много прекрасных лицедеев, но о них столичные режиссеры не слышали и работают с теми, кто под носом вертится. Короче, твой сериал снимаем в Гидрозаводе. Там вполовину меньше, чем в Москве, денег на производство израсходуем, местные актеры мегагонораров не потребуют. Кстати, знаешь, сколько у Бузлакина один съемочный день стоит? Десять тысяч долларов.
– Круто! – восхитилась я.
– И за какие таланты ему столько отстегивают? – бушевал Иван Николаевич. – За выпучивание глаз? Больше-то красавчик ничего не умеет. Да я за такую сумму армию кривляк найму, уж найдется среди них один талантливый артист, а не просто пучеглаз. Короче, в Гидрозаводе одним выстрелом мы двух зайцев убьем: сократим бюджет и найдем незамыленные лица исполнителей. Между прочим, на тамошней «Кинофабрике» уже многие московские проекты снимали. Продюсеры приглашают парочку столичных звезд и дополняют актерский состав провинциальными артистами.
– Неужели в Гидрозаводе такое количество актеров? – удивилась я.
Зарецкий потер руки:
– В массовых сценах снимается местное население, на «Кинофабрике» работает отдел подбора исполнителей. Смотришь фото и говоришь: «О, вот этого хочу». А тебе в ответ: «Артист служит в Ухрюпинском театре, сейчас свяжемся с ним». Утром «Алену Делону» местного розлива звякнут, вечером он уже в Гидрозаводе. Это Бузлакин выделывается: «Я сейчас занят… сценарий не подходит… обеспечьте мне гримваген-люкс… на обед кролика, фаршированного икрой, подайте…» Ребята же из глубинки совсем не капризны, на все ради роли готовы. А таланта у них часто поболе, чем у столичного выпендрежника.
– Я не понимаю, как делают кино, – осторожно заметила я, – но, думаю, многое зависит от режиссера.
Зарецкий выложил на стол снимки.
– Есть три кандидатуры. Номер один – Эдгар Бондарчук-Герасимов.
– Наверное, режиссер взял такой псевдоним? – предположила я. – Ведь навряд ли он потомок сразу двух великих режиссеров, Сергея Бондарчука и Сергея Герасимова. Однако как-то нескромно, я бы не решилась написать на обложке своей книги Виола Кристи-Конан Дойл.
– Мне выскочка не понравился, – поморщился Зарецкий. – Представляешь, нахал заявил: «Никаких вмешательств в свой творческий процесс я не потерплю. С вас исключительно бабло, остальное – задача великого творца. То есть моя». Красиво, да? Я, значит, ему вагон денег, а он мне в ответ то, что получится. Забирай, Иван Николаевич, и ешь. Как тебе сей герой?
Я пожала плечами.