– Бедолага определенно не в себе, не стоит его одного отпускать. Пойду гляну, удалился он или нет.
И тут опять раздался звонок.
– Если увидите, что к нам вернулся странный экземпляр, не пускайте его, – попросил я.
– Хотел вам то же самое предложить, – улыбнулся Боря, – не открою дверь.
– Целиком и полностью «за», – заявил я.
Боря удалился, через пару секунд в комнате возникла Ирэн Львовна, она сразу взяла быка за рога.
– Ванечка! У Левы сплошные неприятности. Он хочет снять сглаз. И нейтрализовать цветок-убийцу! Сейчас подробно объясню.
Тучи маразма начали сгущаться в столовой, из них на меня готовился упасть дождь безумия.
– Ирэн, разрешите угостить вас чаем? – проворковал Боря. – Отведайте вишневый кекс.
Больше всего мне в Ирэн нравится полное отсутствие жеманства. Она не прикидывается дамой, которая питается сушеными акридами и капельками росы.
– Вишневый кекс? – повторила мать Олега. – Боренька, ангел мой, отрежьте кусок толщиной в три пальца, не моих, а ваших. Из серединки. Не люблю горбушки. И чаю спроворьте большую кружку. Отгоню прочь свое воспитание, буду лакомиться выпечкой и с набитым ртом рассказывать о Леве. Моя бабушка на небесах придет в ужас, когда увидит, как сейчас себя ведет ее любимая внученька.
Глава вторая
– Лева – сын моей подруги Инны Волковой, – начала Ирэн, вонзила зубы в кусок кекса и простонала: – Волшебно! Его отец Михаил скончался. Между нами говоря, и слава богу! Этот экземпляр мужской породы не был образцом достойного поведения. Он сборище пороков. Врун, гуляка, постоянно заводил любовниц, закатывал скандалы, устраивал через день грандиозные вечеринки, на которых находил тех, с кем можно переспать. Все до сих пор считают Леву богатым. Как же, он сын известного московского поэта, артиста, небось гонорары за книги покойного отца отпрыску и по сей день в ладошки падают!
Ирэн доела кекс и показала на пустую тарелку.
– Требую продолжения.
Боря быстро взял лопатку.
Котина продолжила:
– Досужие языки врут. Да, старший Волков строчил вирши, считался в советские времена знаменитостью. Но как он косил денежную траву? Утром газета «Правда» сообщала, например, об аресте директрисы детского сада. Она брала деньги с родителей, которые непременно хотели пристроить свое чадушко в ее заведение. «Позор гражданке Петровой» – так гласил заголовок. Теперь вспомним, что в советские времена в Москве по вечерам устраивали почти во всех Домах культуры эстрадные концерты, эдакая сборная солянка, как правило, из двух отделений. В первом звучала песня про прекрасную жизнь в Стране Советов, выступал чтец со стихотворением «Ленину слава», затем появлялся симфонический оркестр, исполнял нечто простое, понятное не искушенному в классической музыке слушателю. Следом выходила оперная певица, завершало первую часть па-де-де, которое исполняла балетная пара. Аплодисменты, антракт. Народ бежал в буфет, лакомился бутербродами с дефицитной копченой колбасой, мужчины позволяли себе рюмку коньяка, бокал вина, дамы брали кофе с ликером, пирожные. Второе отделение всегда было веселее первого. Эстрадные певцы с популярными песнями, дрессированные собачки, акробаты, фокусник. Под занавес выходил юморист, и очень часто это оказывался Михаил Волков. Он возникал на сцене с крохотной гармошкой, начинал играть, произносил речитативом: «Товарищ Петрова в детсадике служит, товарищ Петрова деток так любит, и как не любить малышей, ведь за каждого ей капает рублик в карман, вот бы деток таких всем нам». Зал смеялся, а куплетист исполнял следующее произведение. Публика хохотала, не хотела отпускать Волкова. Михаил отлично зарабатывал, имел квартиру, дачу, машину, отдыхал в Пицунде, постоянно ездил на гастроли, состоял в Союзе писателей, считался поэтом, выпускал книги своих коротких злободневных творений. Они пользовались успехом, а на упреки жены в неверности он отвечал: «Дура. Тебе завидует вся страна. Ты моя законная супруга, остальные временно около меня очутились».
Ирэн доела кекс.
– Мерзавец даже не пытался скрыть, что спит со всем, что шевелится. Понятно, большинство окольцованных представителей сильного пола налево ходит, но приличия все соблюдают, делают вид, что никогда ни с кем! Единственное, что Инну утешало – Миша был не жадный. Поскольку отец у развратника работал ювелиром, то, прости господи, поэт научился хорошо разбираться в драгоценностях. Михаил постоянно покупал Инне украшения. Он жадничал дать ей денег на новую одежду, туфли, так и не обрадовал шубой. А ювелирные изделия притаскивал мешками. Если супруга всхлипывала: «Миша, мне стыдно в этой юбке идти в гости, я ношу ее три года подряд», муж орал: «Дура, повесь на шею бриллиантовое ожерелье! Никто не заметит, какое на тебе шмотье». И ведь оказывался прав. Едва Инна входила в гостиную, как все женские головы поворачивались к ней. Дамы замолкали, они изучали побрякушки Волковой, бледнели, синели, потом быстро принимались обсуждать погоду.
Рождение сына Левы Михаила не изменило, он не хотел ребенка. Мальчик ему не нравился, младенец кричал, требовал есть, пачкал пеленки. Поэт-юморист уехал жить на дачу, туда к нему стала приезжать юная актриса, которую вскоре увидели в роскошных серьгах. Бомонд загудел о скором разводе куплетиста. Но семья не развалилась, несмотря на то, как вел себя муж, Инна не делала попыток разрушить брак. А Мишу все устраивало. Летние месяцы самые «хлебные» для эстрадного артиста. Волков, как правило, уезжал из Москвы на июнь – август, прихватывал еще и сентябрь. Домой он не прилетал, и было понятно, что один ночи не проводил. Некоторые жены знаменитостей, зная о любви супруга к прекрасному полу, работали у него в коллективе костюмерами, всегда и везде сопровождали гуляку. Но Инна не водила Михаила на коротком поводке, она оставалась дома, воспитывала Леву. Когда Михаил умер, очередная молодая любовница осталась с носом. Инна, естественно, стала единственной наследницей. Она давно поняла, что необходим какой-то авторитет, чтобы ссылаться на него в воспитательных целях. В лексике дамы много лет назад, еще при жизни мужа, появились фразы: «Твой папа так никогда не поступал», «Отец не одобрит прогулы уроков, он окончил школу с золотой медалью». Все эти заявления являлись наглой ложью. Михаил творил что хотел, среди его «подвигов» были пьянство, безудержное кобелирование, вранье, наплевательство на жену и сына. Медаль в школе ему могли выдать только за прогулы и драки с другими детьми. Но правду о супруге Инна доносить до сына не собиралась. У Левы сформировался образ отца – отличника с тремя высшими образованиями, тихого, скромного, непьющего, некурящего, не знавшего бранных слов человека, который обожал жену, восхищался ее материнскими талантами, никогда не повышал голоса, все деньги нес исключительно в семью и за годы брака ни разу не посмотрел ни на одну женщину, кроме свой супруги. Даже при виде восьмидесятидевятилетней лифтерши Дуси, страшной как смертный грех, Михаил всегда опускал глаза, чтобы не смутиться видом чужой бабы. Для Волкова существовала только Инна, прекрасная, как утренняя заря.
Ирэн рассмеялась.
– Мать сделала все, чтобы получить управляемую собачку. Лева отучился в ГИТИСе, из него мог получиться неплохой актер. Но сын Михаила стал режиссером, основал свой театр. Недотепа Левушка купил для своего коллектива помещение в одном из арбатских переулков. Понимаешь, сколько денег было потрачено?
– Много, – сказал я.
– Не сам же он их заработал, – вздохнула гостья, – понятно, что мать продала парочку своих колье. И Левушка стал великим режиссером. Полгода назад Инна позвала меня на очередную премьеру своего гениального мальчика. Главную роль исполняла ее невестка Катя.
Ирэн захихикала.
– Олег получает пачками приглашения посетить то или иное действо. Театральные деятели все такие возвышенные, думают исключительно о высоком искусстве, бессребреники, громко говорят о том, что талант должен голодать, потому как сытая жизнь убивает душу… Вот все они шлют Олежеку контрамарки с текстом: «Ждем вас на премьеру пьесы лучшего автора Ляпкина, спектакль поставил великий Тяпкин. Вы можете оставить свой след в истории мирового искусства, если поддержите наш театр материально». Попрошайки вокруг моего сына роятся тучами и бегают стадами. Понятно, что Олежек никогда на эти призывы не откликается. А я иногда использую шанс посмотреть нечто новое. Олег смеется: «Ирэн! Ты надеешься в навозной куче отрыть жемчужное зерно? Поражаюсь твоей наивности». Сын прав. Я всегда наблюдаю жуткое зрелище. А спектакль Левы!!! Еле дождалась окончания, стала нахваливать увиденное, неудобно было просто уйти, мы хорошо знакомы с Волковой, она сама вручила мне контрамарку, пригласила на банкет, который организовали после премьеры. Конечно, я старательно душу в себе смех, когда Волкова начинает петь о любви покойного Михаила к ней. А то я Мишку не знала! Инка, наверное, решила, что я память потеряла, но она ошиблась. Сцена, когда Миша велел супруге закрыть рот, не говорить много в чужой гостиной, до сих пор стоит перед глазами. Забыть не могу, как Инна, которая вещала свои глупости, не обратила внимания на приказ благоверного заткнуться, а тот выплеснул ей на грудь бокал красного вина и заявил:
– Уезжай домой, а то ты на свинью похожа.
– Я не умею водить машину, – дрожащим голосом напомнила жена.
– Метро работает, – гаркнул добрый супруг, – за пятачок прокатишься с комфортом. Эй, колье сними, отдай мне. Не надо в подземке изумрудами сверкать.
Инна убежала, в грязном платье в вагоне сидела. Конечно, я не расскажу это Левке. Он считает отца небожителем и до обморока боится мамаши. Левушка – один сплошной комплекс, жена его Катя очень на него похожа. Она постоянно бегает по каким-то знахарям, колдунам и предсказателям.
Рассказчица на секунду умолкла, потом продолжила:
– Откуда у не работавшей ни дня вдовы средства? Конечно, она ювелирку продает. Мишка ей столько надарил – на десять жизней хватит. Благодаря мамаше Левка стал модным режиссером, и в придачу автором пьес. И понесло гения по кочкам. Папаша в парне проснулся, он спит теперь с каждой замухрышкой. И вот что интересно! Инка в восторге от постельных подвигов отпрыска, восхищается им.
Левушку бабы обожают, Катя сидит тихо. То ли делает вид, что ничего не знает, то ли не владеет информацией. Правда, Левка зажигает исключительно на гастролях, в Москве он примерный семьянин. Ваня, ты сейчас сидишь и думаешь, зачем Ирэн мне все это рассказывает? Недавно Катя отмечала день рождения, ей исполнилось тридцать пять. Инка устроила торжество. Созвала всю Москву, разослала приглашения тьме народа, меня позвала, но я не поехала. И что мне потом Инна рассказала. Заявились тусовщики, те, кто пожрать любит. Среди них противная баба, она ведет на ютубе программу, сама когда-то считалась актриской. Одним словом, сброд! В паноптикум затесалась Горгона, бывшая героиня телешоу, в котором принимают участие экстрасенсы и ведьмы. Она подарила Екатерине цветок в горшке.
Инна засмеялась.
– Цена презенту пятачок в базарный день. Горгона эта никому не нужна, из телепрограммы ее вытурили сразу. Даже на фоне лжеясновидящих она до безобразия тупо выглядела. Теперь ходит по всем мероприятиям, ухитряется проникнуть на них без приглашения. Баба вручила Екатерине гортензию и заявила:
– Она из сада самого Орлета! Ухаживайте за цветком. Орлет просил вам передать: «Если этот бесценный цветок засохнет, вы сразу умрете».
– Ну и ну, – не выдержал Боря, – отличный презент на день рождения.
– Не самый удачный, – согласился я.
– Это еще не все! – сказала Ирэн. – Горгона продолжила: «Но если роскошный цветок завянет, сразу зовите меня. Мигом уберу смерть. Я все могу, хоть и не Орлет, маг в сорок пятом поколении, сын царя Ога».
– Кто? – Я не поверил своим ушам.
Глава третья
– Ормлет, – повторила Ирэн, – или Омлет, или Орлет, имя плохо запоминается, я могу ошибаться, сын царя Ога.
– Васанского? – на всякий случай уточнил я. – Ог Васанский?
– Точно! – обрадовалась рассказчица. – Всю голову сломала, вспоминая его фамилию. Барасенский, Вазанский… помню что-то такое иностранное.
Мы с Борисом переглянулись, я откашлялся.
– Ог, царь Васанский – великан, он не позволил пройти израильтянам через свои владения. Но народ, руководимый пророком Моисеем, победил Ога. Об этом рассказано в Библии.
– В Библии? – повторила Ирэн. – Когда же этот Ог жил?
– Задолго до рождения Иисуса Христа, – ответил я.
– Так и знала, что эта Горгона врунья, – рассердилась мать моего друга. – У Инны странные люди собираются. Она не ровня Николетте, твоя мать никогда этаких субъектов на свои суаре не пригласит. Никки высоко держит планку. А Инна – тусовщица третьей категории, она вокруг себя собирает тех, кто изображает богатых, знаменитых, но ими не является. К ней приходят журналисты из неизвестных газет, звезды кино, которых никто не видел, певцы, коих никто не слышал. Ну ладно, прошел праздник Кати, все про Горгону забыли. А вчера звонит мне Инна: «Лева в панике, цветок, который Кате подарили, завял!» Я не поняла, почему из-за такой ерунды надо в панику впадать. Инка объяснила…