– Вилка, помоги!
– Без проблем, только во всем слушайся меня.
– Ага.
– Сейчас выходишь из комнаты…
– Хорошо.
– Умываешься, причесываешься, извиняешься перед мамой за то, что довела ее почти до инфаркта.
– Согласна.
– Я же начинаю работу. Раскручу тебя.
– Ага… а деньги откуда?!
– Я сделаю все бесплатно.
– Ага… обещаешь, точно?
Чтобы вытряхнуть Майю из депрессии и заставить ее забыть про веревки, бритвы, воду, высокие этажи и таблетки, я была готова сейчас пообещать ей что угодно.
– Конечно! О тебе напишут журналисты, тебя будут снимать в кино, твои песни станут литься из каждого плеера и радиоприемника, фанаты армиями примутся штурмовать ваш подъезд… Да всю страну от тебя переколбасит!
Майя хихикнула, потом снова стала серьезной.
– И когда от меня Россию плющить начнет?
– Уже через месяц пожнешь первый успех! – сгоряча выкрикнула я и прикусила язык.
Надо бы назвать другой срок, но уже поздно. Майя вцепилась мне в плечо.
– Ладно, я буду выполнять все, что ты прикажешь, голой по Тверской побегу, с белым медведем прилюдно в зоопарке потрахаюсь, но если к середине лета не услышу себя по радио, то… то… то… все! Ничто меня не остановит.
Глаза девочки начали наливаться слезами, губы сжались в нитку, я снова испугалась, но нашла в себе силы спокойно сказать:
– Прекрати идиотничать. Когда за дело берется человек с моими возможностями и связями, то облома не будет. Прямо сейчас еду на «Русское радио».
Внезапно Майя упала на колени и обняла мои ноги.
– Вилка! Я все ради тебя сделаю, все! Только помоги. Ты будешь старенькая, парализованная, сумасшедшая, а я стану из-под тебя горшки таскать и инвалидное кресло возить, я благодарная!
Я подняла Майю.
– Знаешь, милая, – усмехнулась я, – если увидишь, что Виола Тараканова превратилась в безумную развалину, неспособную самостоятельно дотащиться до туалета, сделай одолжение, пристрели меня. Хотя, надеюсь, события все же будут развиваться не столь трагично. Ладно, я поехала, а ты приведи себя в порядок и успокой маму.
К Крыжовникову я попала без всяких проблем. Приехала на улицу Казакова, позвонила по местному телефону Юле и, услышав ее слегка задыхающееся «да», сказала:
– Это Арина Виолова.
– Ой, здрассти, здрассти, – затараторила Юля.
– Мне необходимо прямо сейчас попасть к Крыжовникову.
– Ну… – замямлила было Юля.
– Я стою у вас в холле, возле охраны.
– Сейчас спущусь, – пообещала девушка.
Очутившись в приемной, я отказалась от растворимого кофе и велела Юле:
– Веди меня к Крыжовникову!
– Я всего лишь помощница его секретаря, – объясняла Юля, – ваще никто.
– Хорошо, скажи его секретарю: Виола Тараканова, она же Арина Виолова, привезла из изолятора временного содержания крайне важную информацию от Сергеева.
Юля ойкнула и мгновенно испарилась, не было ее минут десять, потом вдруг распахнулась дверь, и строгий девичий голос сказал:
– Госпожа Тараканова? Крыжовников ждет вас.
Один из самых могущественных людей российского радиоэфира оказался неожиданно совершенно лысым. Отсутствие волос на голове компенсировалось бородой и очаровательной улыбкой. Увидев меня, он встал и тут же велел секретарше:
– Полина, кофе.
– Если он у вас, как везде, растворимый, то лучше чай, – быстро предостерегла его я.
Сергей улыбнулся еще шире:
– Вот тут вы не правы. Плохой кофе еще худо-бедно можно выпить, а низкосортный чай нельзя даже понюхать.
Что ж, он «чайник», я «кофейник», и нам не понять друг друга. Человечество вообще распадается на категории: алкоголики и трезвенники, собачники и ярые противники животных, бабники и монахи, любители поспать и вечно бодрствующие… А еще удивляются, отчего людям так трудно достичь взаимопонимания. Но сейчас я не намерена обсуждать с Сергеем сорта чая.
– У меня два дела, – ринулась я в атаку.
– Слушаю, – продолжал улыбаться Крыжовников.
– Сергеев арестован.
– Знаю.
– За убийство Волкова.
– Я в курсе.
– Он просил передать вам: «Подключай зеленую мартышку».