Я сделала пару шагов к центру зала и опешила. Куда я попала? Стены и потолок затянуты черным бархатом, из того же материала и плотные гардины. Тут и там висят фонари, в которых мерцают десятиваттные лампочки, стилизованные под свечи. На полу толстый ковер, посередине установлена колонна, окруженная стеклянными подсвеченными витринами. Такие можно увидеть в музеях. Я почему-то на цыпочках подкралась к экспозиции и очутилась прямо напротив большой фотографии смеющейся круглощекой блондинки. В первую секунду мне показалось, что это снимок Илоны, но я быстро сообразила: нет, это не она, а похожая на нее девушка.
Под портретом незнакомки, висевшим на отделанной темным деревом стеле, белела табличка. Я прищурилась и прочитала: «Лариса Морозова. 23 августа». Потом взгляд упал на какие-то бумаги, лежащие под стеклом. Свидетельство о браке, несколько фотографий, запечатлевших эту девушку вместе с Григорием Константиновичем. На красной бархатной подушечке сверкают два кольца: одно с крупным бриллиантом, второе простое, обручальное. А это что? Я вздрогнула. На последнем снимке гроб, а в нем лежит кто-то, укутанный в кружева…
Не знаю, сколько времени прошло, пока я, бродя по кругу, изучала содержимое стеклянных витрин и наконец поняла, что нахожусь в мемориальном зале, посвященном четырем умершим женам Григория Константиновича – Ларисе, Валерии, Ирине и Наталье. С тремя из них Морозов прожил чуть больше года, с Валерией всего семь месяцев. Первой супругой была Лариса, в девичестве Козлова, она пошла в загс двадцатишестилетней. Вторая, Валерия, оказалась моложе предшественницы. Третья, Ирина, ровесница Ларисы, а Наталья одногодка Валерии.
Меня охватил озноб, следом пришел страх. Сколько спутниц жизни может похоронить один мужчина? Я хорошо знаю, что серийные маньяки, как правило, собирают трофеи – снимают со своих жертв украшения, отрезают пряди волос, прихватывают что-то из одежды, прячут добычу в укромном месте, а потом перебирают сувениры. А вот Григорий Константинович, очень богатый человек, оборудовал целый зал для своих «игрушек».
Почему я решила, что Морозов психопат, лишающий жизни своих жен? А что еще можно подумать, глядя на сей пантеон?
Лариса, прожив с супругом четырнадцать месяцев, скончалась двадцать третьего августа, а пятнадцатого декабря того же года вдовец оформил брак с Валерией Охлопковой, которая оказалась в могиле в июле следующего. Думаете, Григорий Константинович, шокированный безвременной кончиной двух жен, погрузился в горе? Как бы не так! Морозов снова поспешил в загс и осенью, в ноябре, стал мужем Ирины Грушиной. Та упокоилась аккурат под следующий Новый год, тридцатого декабря. Не знаю, наряжал ли Григорий на тот праздник елку, но скорбел он недолго, весной в его доме появилась новая хозяйка, Наталья Брускова. Эта продержалась в статусе госпожи Морозовой дольше своих предшественниц – фату надела в апреле, а умерла спустя пятнадцать месяцев. И все девушки были очень похожи: голубоглазые блондинки, как Илона. Кроме одинакового цвета волос и глаз, у них были чуть вздернутые носики, пухлые губы и у всех родинки на щеке у левого уха.
Вдруг в кладбищенской тишине зала послышалось шуршание. Я обернулась, увидела, как между дверью и стеной появляется тонкая полоска света, поняла, что сейчас кто-то войдет сюда, и в ужасе бросилась за одну из портьер. Обнаружила, что за ней вовсе не окно, а глухая стена, и тут же услышала сердитый бас Григория Константиновича:
– Почему дверь не заперта? Я нажал на кнопку, и она отворилась!
– Прости, – ответил приятный женский голос, – наверное, я пылесосила мемориал и забыла его закрыть.
– Надо установить на двери кодовый замок, который сам защелкивается, – пробурчал Морозов.
Я очень осторожно, одним пальцем, отогнула край шторы и увидела хозяина дома, около него стояла стройная, одетая в элегантное светлое платье женщина лет сорока пяти.
– Это только возбудит у прислуги любопытство, – возразила она. – Нигде в доме нет таких замков, а тут есть. Горничные во что бы то ни стало попытаются сюда заглянуть. А так им объяснили: здесь чулан, забитый чепухой. И ни у кого никакого интереса не возникло.
– Ты, как всегда, права, Марго, – вздохнул Морозов. – Она ушла. Понимаешь, ушла!
– Не она, а Илона, – поправила женщина. – Как только назовешь имя, сразу станет легче. Ну, попробуй…
– Илона, Илона, Илона, – забормотал Григорий. – Почему? Почему? Почему так получилось? Она ушла.
– Не она, а Илона, – терпеливо повторила Марго. – И зачем ты спрашиваешь? Сам же прекрасно знаешь. Извини, Гриша, но Илона была тебе не пара. Вспомни, как она себя вела.
– Очень глупо! – с неожиданным раздражением воскликнул Морозов. – Я опять ошибся, да?
– Конечно, – сказала его собеседница. – Илона была не той, кто тебе нужен. И все прочие тоже. Твоя женщина уже рядом, ты ее видел, скоро она вернется.
– Да, – повеселел Григорий Константинович. – Ты снова права. Ненужное опадает, как осенняя листва. Витрину надо сделать на левой стене. На колонне места нет.
– А на какой высоте? – деловито уточнила Марго.
– В сантиметрах семидесяти пяти или восьмидесяти от пола, – распорядился вдовец. – Фото повесим вот тут. Рамка, как у всех.
Я слушала, как эта странная пара мирно обсуждает очередной экспонат, и покрывалась холодным потом. Господи, сделай так, чтобы желудок, в котором опять начался бунт, не заурчал на весь зал… Когда Морозов и Марго, наконец, уйдут?
Досконально обговорив все мельчайшие детали, они двинулись к выходу. Я услышала хлопок двери, и сразу в замке заворочался ключ.
Подождав для верности минут пять, я на подгибающихся ногах вышла из укрытия и только теперь обрадовалась. Меня не обнаружили! Надо бежать отсюда как можно быстрее. Я схватилась за вычурную ручку, потянула за нее и отпустила. Только сейчас до меня дошло: Марго исправила ошибку – тщательно заперла дверь.
Меня охватило отчаяние. Но я строго сказала себе: «Спокойно. Безвыходных ситуаций не бывает, всегда есть минимум два варианта решения проблемы. Не факт, что они мне понравятся, но придется выбирать из того, что есть. Вспомним девиз американских морских котиков: «Легкий день был вчера» – и, не хныча, оглядимся по сторонам. Что видим? Гардины. А раз есть шторы, должны быть и окна. Правда, за одной из них стена, но, вероятно, за другими что-то другое».
Я стала отдергивать портьеры. Уже за второй обнаружился обычный стеклопакет, к счастью, не зарешеченный. Бросив взгляд в него, поняла, что передо мной глухая часть двора с сараем, открыла окно, вылезла наружу, прикрыла раму и помчалась к парковочной площадке.
Было тепло, но, несмотря на джинсы и тонкий пуловер, мне почему-то стало очень холодно. Установив личный рекорд по скорости бега, я юркнула в свою малолитражку, отъехала от дома Морозова, добралась до центральной площади Вилкина, припарковалась у супермаркета и наконец-то перевела дух.
Глава 8
Я не первый год вожу машину, но до сих пор не научилась справляться с волнением, выезжая на запруженную машинами улицу. Еще я теряюсь в незнакомом месте и не знаю, куда ехать. Обычно, когда мне предстоит отправиться туда, где я ни разу не бывала, я звоню своему приятелю Александру Гутрову и ною в трубку:
– Шура, объясни, как рулить…
Тяжело вздыхая, он начинает составлять маршрут. Кстати, он удивительным образом знает, какие светофоры встретятся на моем пути, где нужно повернуть направо, а где налево. Одним словом, Александр для меня – безотказный навигатор. Но сейчас и он мне не поможет. Потому что дорогу-то я прекрасно знаю, а вот двигаться не могу из-за трясущихся рук и ног. В таком состоянии лучше не выезжать на трассу. Надо успокоиться. Схожу-ка я в магазинчик, куплю шоколадку…
Небольшой с виду супермаркет внутри оказался неожиданно просторным. Я отправилась бродить между стеллажами, размышляя, что лучше купить, печенье или конфеты. Наконец выбор пал на зефир. Я схватила коробку и услышала характерный высокий голос Светланы Пещериной:
– Дашенька, здравствуйте.
– Добрый день, Светлана, рада вас видеть, – обернулась я.
– Решили в нашем магазине отовариться? – продолжала она. – Правильно, у нас тут хороший выбор, и цены приемлемые. Вот только…
Договорить она не успела – у ее сумки, висевшей на тележке, оторвалась ручка, ридикюль упал на пол.
– Вот досада! – воскликнула Пещерина.
Нагнувшись, она подняла сумку, и тут же послышался глухой звук. Я уставилась на выпавший из нее кирпич, родной брат тех, что получила в посылке Гарибальди.
– Ой, еще и дно разорвалось! Какая незадача… – расстроилась Светлана. – Ладно, не стоит переживать, куплю новую.
– Зачем вы таскаете с собой кирпич? – не удержалась я от вопроса.
– Это энергетическая подзарядка, – пояснила Пещерина, бережно подбирая камень. – Хорошо, что не разбился. Подарок от Егора Фомича Пискунова. Слышали о нем?
– Царь государства Новая Табаско? – усмехнулась я.
Светлана осторожно уложила кирпич в корзину.
– Егор Фомич гениальный человек. Я имею честь быть его белошвейкой. Никому пижам и халатов не шью, но для Пискунова готова что угодно сострочить. Егор Фомич производит косметику, но не химическую, которой в магазинах видимо-невидимо, а стопроцентно натуральную. В Табаско работает завод, там есть НИИ по изучению народных рецептов. Крупные-то концерны дурят народ, а современные врачи думают лишь о собственной выгоде. Вот зачем нас постоянно эпидемиями пугают? Всякий птичий грипп, свиной или собачий, коровье бешенство… Да нет таких болезней! Просто производителям лекарств нужно их наивным гражданам впарить, вот они и стараются. Егор Фомич к докторам-рвачам не ходит, он понимает, что все недуги бывают от плохой циркуляции энергии.
Я тихонько попятилась, но Пещерина не отставала:
– Об этом у всех древних философов и целителей Востока написано. Егор Фомич нашел уникального шамана, который живет там, где упал Тунгусский метеорит. Небесное тело разрушило церковь, ей очень много лет было, и кирпич в развалинах обладает уникальной способностью очищать ауру, направлять поток космических лучей, оздоравливать нас. Я всегда ношу его с собой и даже простудой не болею.
– М-м-м, – пробормотала я, ища повод побыстрее удрать от общительной Светланы.
А она продолжала:
– Раз в год Пискунов летает в тайгу и покупает новые кирпичи, их надо регулярно менять, а то целительные свойства пропадают.
Мне стало смешно. Тунгусский метеорит рухнул в начале двадцатого века, с тех пор больше ста лет прошло. Кстати, ученые до сих пор расходятся во мнении, что же именно прилетело тогда к Земле и взорвалось в глухой тайге. И вроде осколков никаких не найдено. Кроме того, откуда в лесной чаще взяться кирпичным постройкам? Но даже если предположить, что развалины церкви до сих пор источают целительные волны, то почему кирпичик, попав к покупателю, теряет свои свойства? Куда внезапно девается его энергия? И каковы размеры руин? Они что, больше Карфагена? Ну почему у некоторых даже неглупых людей начисто отшибает разум при встрече с мошенниками?