Обед у людоеда

– Ну, и кто мной интересовался – Анатолий или Максим?

– Нет, – пробормотал Кирюшка и взял со стола листок. – Дробов Петр Валерьевич, он и телефон оставил…

Недоумевая, что еще за новое лицо появилось на горизонте, я быстренько набрала номер.

– Дробов слушает, – раздалось в ответ.

– Моя фамилия Романова, вы звонили…

– Вот что, гражданочка, – сурово сказал милиционер, – извольте явиться и получить свой паспорт.

– Паспорт?

– Да, до пяти! – рявкнул Дробов. – Улица Планерная, дом 7.

Я изумилась до глубины души. Это же наше районное отделение!

– Но я не оформляла новый паспорт. – Я робко принялась отбиваться. – Мой в сумке лежит.

– Вы проверьте, – железным тоном отчеканил Дробов, – ежели не найдете, то бегом сюда. Впрочем, если обнаружите, тоже давайте к нам.

– Ладно, – растерянно пообещала я, – вот только посуду помою.

– Сумочка у вас какая? – немедленно поинтересовался мент.

– Черненькая, лаковая, на длинном ремешке, внутри два отделения, кармашек на «молнии»… – ответила я.

– Ага, – удовлетворенно вздохнул собеседник, – значит, жду!

Следующие полчаса я искала паспорт. Но он как сквозь землю провалился. Более того, пропала и сумка. У меня их всего две. Одна побольше, из черного материала, похожего на прорезиненную мешковину, сверху налеплен фирменный знак «Ле Монти». Сережка подарил мне эту торбу на Новый год. Спору нет, сумка очень удобная и какая-то безразмерная, в нее вмещается абсолютно все: косметичка, щетка для волос, детектив, ключи, яблоки, бананы… Только раздувается в боках. Я ее обожаю, а вот маленькую, элегантную, так называемую дамскую, терпеть не могу. Ну какой прок в сумке, куда можно положить лишь носовой платок? Для всего остального приходится брать пакет, очень неудобно. Так вот крохотная сумочка исчезла.

Петр Валерьевич сидел на втором этаже в обшарпанном кабинете, стены которого были выкрашены темно-зеленой краской.

– Романова? – рявкнул он.

– Да, только я не понимаю…

– Ваша? – все так же сурово спросил Дробов и шлепнул на ободранный стол мою лаковую сумку.

– Надо же! – восхитилась я. – Нашли! А где?

– Прочитайте и подпишите, – железным тоном велел мент.

Я взяла протянутый лист бумаги и уставилась в него. Ничего не понимаю!

«Акт утилизации. Мясо, предположительно говядина, – 1 кг 700 г; сыр твердый, производство Голландии, – 450 грамм, сосиски натуральные, отечественные – 1 упаковка, масло «Анкор» – 1 пачка, 250 грамм, кефир «Биомакс» – 1 пакет – 1 литр…»

– Это что такое?

– Гражданка Романова, – сурово сообщил Дробов, – вы помните, где сумку потеряли?

– Нет.

– Между прочим, вместе с ней еще и пакеты с едой были, все валялось во дворе дома восемь… Зачем вы бросили там документы и продукты питания?

Легкий лучик понимания забрезжил в глазах. И как только я забыла! В тот день, когда Кирюшка сломал руку, я заехала на Киевский рынок и купила там вот это самое мясо, сыр, сосиски. А когда Кирик рухнул на асфальт, я отшвырнула вещи в сторону и бросилась к мальчику, потом мы поехали в Филатовскую больницу, сумки же преспокойненько остались во дворе, а кошелек я всегда ношу во внутреннем кармане куртки.

– Как они к вам попали?

Дробов поморщился:

– Народ у нас бдительный. Увидели брошенные авоськи и стали трезвонить: бомба, бомба!

Моментально приехали соответствующие службы. Специально обученный человек подошел к пакетам и обнаружил, что там нет ничего особенного, всего лишь упаковки со жратвой. Лаковая сумочка валялась под скамейкой, там обнаружился паспорт и носовой платок. Все вещи были отправлены в отделение, и Дробов стал названивать Маше-растеряше, но трубку никто не снимал, только сегодня отозвалась девочка, назвавшаяся Лизой. Продукты, естественно, испортились, и их пришлось уничтожить.

– Лучше бы домой унесли, – вздохнула я, – все ведь хорошее было.

– Не положено, – угрюмо буркнул Дробов. – Вот здесь подпишите и здесь, теперь тут.

Я весело засмеялась и принялась оставлять автографы.

– Чего смешного? – забубнил Петр Валерьевич. – Больше дел нет, как с вами возиться, а преступность растет…

– Извините, – начала я оправдываться, – сын руку на улице сломал, вот я и побросала вещи. Смеюсь, потому что думала, опять по делу об убийстве допрашивать будут…

Дробов крякнул, вытер лысину и вручил мне сумочку.

Глава 5

Следующий день начался с весьма неприметного известия. Не успела я перешагнуть через порог «Алиби», как Наденька кинулась мне навстречу.

– Слыхали новость?

– Нет, – осторожно ответила я. – А что, у нас еще кого-нибудь отравили?

– Сеня, оказывается, давным-давно продал агентство некоему Федорчуку, – затарахтела Надя. – Об этом никто из наших не знал, все считали Гребнева хозяином, а он на самом деле такой же наемный работник, как и мы! И сейчас Федорчук сидит в его кабинете и всех выгоняет. Идите, Евлампия Андреевна, сейчас и вам достанется, мало не покажется… Мне уже расчет дали! Вот так!

В самом мрачном расположении духа я толкнула дверь и оказалась в кабинете. Но вместо приветливо улыбающегося Сени, хватавшегося при виде любого посетителя за бутылку с коньяком, из-за стола поднялся крохотный, щуплый человечек с лицом цвета перезрелого лимона. Жиденькие темные сальные пряди падали ему на глаза, тонкий, сжатый в нитку рот брезгливо морщился.

– Вы кто? – отрывисто поинтересовался карлик.

– Евлампия Андреевна Романова.

Крошка Цахес шлепнулся назад в кресло, выдвинул ящик письменного стола и швырнул мне почти в лицо серо-голубой конверт.

– Агентство более не нуждается в ваших услугах, здесь зарплата за апрель.

Я заглянула внутрь. Три сиротливые бумажки по сто рублей и одна пятисотенная купюра.