Тайна голландских изразцов

– Почему, почему нельзя просто хорошо делать свою работу, как в любой другой профессии? – приставал он к Маше, когда в очередной раз вывез ее к себе на дачу. Она молча выслушивала его аргументы, пока он вышагивал туда-сюда по веранде, а сама сидела, сгорбившись, на старой табуретке и все гладила, гладила башку Раневской, обалдевшего от столь долгой ласки. Но в какой-то момент Машина рука замерла, и прикрытый от блаженства глаз Раневской приоткрылся – пес почувствовал неладное.

– Дело не в профессионализме, Андрей! – начала Маша тихо, но за этим полушепотом чувствовалась набиравшая силу внутренняя истерика. – Я начала изучать маньяков, потому что хотела найти убийцу своего отца. Я изучала их в школе, читая вместо нормальных книжек только книжки по теме, потом поступила по этой же причине на юридический и писала по ним диплом. Затем, с грандиозным скандалом с матерью, устроилась на Петровку. И я нашла его… Цель была достигнута, но какой ценой?! У меня погибли… – Она на секунду замолчала, отвернулась к окну, вновь нашла ладонью голову Раневской, сглотнула. – Стало ли мне легче от этой правды? Ни капли! Стал ли мир от этого лучше? Тоже нет. Что ж, подумала я, везде есть исключения. И мы взялись за второе дело, и вот… Мы приехали посмотреть, что случилось со стариками. И что мы увидели?

– Их грузили в автобус, – мрачно сказал Андрей.

– Их грузили в автобус, как скот, который везут на убой, – тускло поправила его Маша. – Понятно, что без тех условий, которые им обеспечивал этот дом престарелых, долго они не протянут…

– Это как раз то, о чем я тебе говорю! – попытался вклиниться Андрей.

– Подожди. Представим себе, что это правда – я отлично умею ловить маньяков…

– Ничего себе, «представим»! Да ты лучшая, ты…

– А если я не хочу их ловить? – подняла на него Маша прозрачные глаза. – Мне это было интересно только из-за папы. А теперь я бы рада заняться чем-то другим. Но, видишь ли, – и тут она мрачно усмехнулась, – ничего другого я не знаю и ни в чем ничего не понимаю, кроме этих самых маньяков, от которых меня теперь тошнит! И еще. Я больше не хочу видеть изуродованные трупы. Никогда. А при нашей профессии это неизбежно. Так что, если позволишь, я все-таки сменю род занятий.

Маша

Маша прошла за изящной секретаршей в кабинет Торчанова, старшего партнера в адвокатском бюро «Торчанов и партнеры». Он с улыбкой встал из-за стола, чтобы ее поприветствовать: глаза его за стеклами модных круглых очков в черепаховой оправе прямо-таки лучились доброжелательством и – плохо скрываемым любопытством. Маша улыбнулась в ответ и протянула руку для рукопожатия. А чего она ожидала? Фамилия Каравай – не Кузнецова и не Иванова. Пусть прошло больше десяти лет, но за это время имя ее отца не забылось, а, напротив, стало классикой в адвокатском мире. Мифом. В этой профессии у ее фамилии было несомненное преимущество перед прочими, в чем таилась и опасность – слишком высока была планка. Нужно с самого начала подтверждать ценность своего имени, отдельно от знаменитой фамилии. «Блатная, – подумала Маша, оглядывая кабинет, пока его хозяин склонился над ее резюме. – Я вечно блатная. Надо было идти в медицину, по материнским стопам».

Секретарь просунула голову в кабинет:

– Может быть, чаю? Кофе?

– Мне зеленый, как обычно, – не отрываясь от резюме, ответил Торчанов.

– Мне ничего, спасибо, – покачала головой Маша. Она все-таки заметно нервничала.

Секретарша кивнула и исчезла. А Торчанов уселся поудобнее, закинув ногу на ногу так, что костюм из тонкой итальянской шерсти натянулся на угловатой коленке.

– Итак, вы решили поменять место работы… – Он мельком улыбнулся. – Что ж, дело молодое, еще не поздно сменить курс. Как вы знаете, наша фирма занимается разрешением международных споров. Мы часто представляем интересы клиентов в международных коммерческих арбитражах. Занимаемся вопросами, связанными с различными формами корпоративного мошенничества и злоупотреблений, недобросовестной конкуренцией, банкротством, розыском активов. Сотрудничаем с юридическими фирмами в Лондоне, Париже, Цюрихе, Женеве, Нью-Йорке…

Маша удивленно на него взглянула: казалось, он делает рекламу своему явно процветающему бизнесу. И хоть особой практики в прохождении собеседований у нее пока не было, ей казалось, что все должно быть с точностью наоборот.

Торчанов поймал ее взгляд и смущенно кашлянул:

– Я вижу, вы свободно говорите на французском и английском. Немецкий?

Маша отрицательно покачала головой, а адвокат продолжил:

– Что ж. Не страшно. Наши партнеры прекрасно владеют английским. По международному праву у вас, как я догадываюсь, пять?

Маша кивнула:

– Но диплом я писала по совсем другой теме, и опыта у меня…

– Да-да, это я понял. Отсутствие опыта могло бы быть проблемой, но не в вашем случае, верно? – Он белозубо улыбнулся. – Я тут, признаюсь, провел некоторые изыскания на ваш счет перед собеседованием… У вас, как все утверждают, блестящий интеллект, который вы проявили на ином поприще, но сила ума именно в маневренности, не так ли? Нам нужен свежий взгляд. Так что буду рад с вами работать. Что касается вознаграждения…

Десятью минутами позже Маша уже вышла из кабинета, пожав руку Торчанову и пообещав ответить как можно скорее. Она прошла по коридору мимо стеклянных стен, за которыми сидел десяток сотрудников: все, как один, в отлично сшитых костюмах, и почувствовала себя Золушкой. Идея пройти собеседование озарила ее внезапно. Во всех учебниках и на сайтах, посвященных проблемам поиска работы, говорилось об обязательном деловом стиле и еще о том, что не стоит ожидать удачи с первого раза: собеседования – как тренинг, чем больше проходишь, тем лучше получается. Вот Маша и решила потренироваться. У нее не было делового стиля – она пришла к «Торчанову и партнерам» одетая как обычно, в тонкий свитер под горло и джинсы (оба предмета туалета черного цвета). И была готова отвечать на серию бессмысленных вопросов вроде «Кем вы видите себя через пять лет?» или «Каковы ваши недостатки?» (о, если б вы только знали…). Но глупых вопросов ей не задавали. Честно говоря, ей вообще не задали никаких вопросов. Никто не обратил внимания на отсутствие у нее «делового стиля». Напротив, ей сразу же предложили работу с оплатой, на которую мало кто из вчерашних выпускников может рассчитывать. Пусть и с красным дипломом престижного вуза. И все же, все же… От одной мысли о том, чтобы пополнить ряды элегантных людей, сидящих за стеклянными стенками перед столами, заваленными папками с делами, ей становилось тоскливо, как при взгляде из окна в ноябрьские сумерки. «Это – или трупы. Выбирай! – строго сказала себе Маша. – Ничего, как-нибудь привыкнешь».

И, чтобы хоть чем-то себя порадовать, решила вернуться домой, прогулявшись по Мойке мимо пушкинской квартиры и французского консульства, и, взглянув на Михайловский замок, свернуть на Грибоедова. Весьма хитроумный план, дабы прийти под бабкины инквизиторские очи порозовевшей от прогулки, пусть и не с радостно блестящими глазами.

– Тебя не взяли, – постановила Любочка, лишь только разрумянившаяся внучка переступила порог.

– Почему же. – Маша устало присела на лавочку в прихожей. Ноги с непривычки гудели. – Взяли. Пообещали высокие гонорары. Все отлично.

– Хм, – Любочка повернулась и деловито прошла на кухню – ставить чайник. – Что-то не похоже на отлично.

Маша села за стол и вытянула ноги. Любочка поставила перед ней чашку, молча подвинула оставшуюся от завтрака булочку из «Европейской». Маша отхлебнула из чашки, подняла глаза на бабку и вдруг выпалила:

– А что, если быть сыщиком – вовсе не мое призвание, а просто… результат обстоятельств?

– Ты имеешь в виду убийство Федора? – Бабка не стала ходить вокруг да около.

Маша кивнула:

– Такое впечатление, что я выполнила миссию и у меня кончился завод. – Она вздохнула. – Пора просто смотреть на прекрасное и заниматься международным арбитражем.

– Глупости! – фыркнула бабка. – Если бы ты хотела заниматься этим самым арбитражем, давно бы уж занялась! А не сидела тут снулой рыбой после удачного собеседования. Или ты действительно решила, что смерть отца – единственная причина, по которой ты оказалась там, где оказалась?

Маша осторожно кивнула. Бабка в возмущении отодвинула от себя чашку.

– Девочка моя, убийство в этом мире – не такое уж редкое происшествие. Родственники всегда чувствуют боль, желание отомстить, тоску… Но очень редко эти чувства преобразуются в жизненную стратегию. Тем более в твоем тогдашнем, очень юном, возрасте!

– Хочешь сказать, я была к маньякам предрасположена? – улыбнулась Маша бабкиной страстной тираде.

– К маньякам – нет! Но к поиску правды, любви к загадке, которой является каждое нераскрытое преступление, конечно!

Маша покачала головой:

– Убийство – это не детектив в стиле Агаты Кристи, Любочка! Это ужасно неприятное для глаза и для души зрелище… Я не готова всю жизнь на это смотреть!

– А никто тебя и не заставляет заниматься убийствами, девочка! Преступления касаются не только лишения жизни! Есть другие возможности для использования твоих способностей… Вот, к примеру, Сонина история. Чем не шанс? Престижный пригород, особняк, интересный холостяк…

– Тебе так нравится эта идея, что ты даже заговорила стихами! – улыбнулась Маша.

– Мне не нравишься ты с тех пор, как сюда приехала! – возмущенно фыркнула бабка. – Любому из нас нужно дело, которое его увлекает! А такому, как ты, тем более! И чем раньше человек определяется с призванием, тем больше у него времени на разгон, тем больше шансов, что он станет настоящим профессионалом!

– Ты знаешь, что говоришь как… папин убийца? – тихо спросила Маша.

Но бабка только махнула рукой:

– Не пытайся меня смутить! Он же был не дурак, верно?

– Верно… – еще тише сказала Маша.

– Вот! – Бабка положила перед ней визитку. – Позвони.

Маша молча отвернулась к окну, крутя в руках уже пустую чайную чашку. А Любочка, погладив ее по плечу, вышла из кухни и прикрыла за собой дверь.