Прииде пост. Чтения на каждый день Великого поста

30. Сей доблестный Аввакир, пребыв в том монастыре по моем пришествии туда два года, отошел ко Господу, и когда был при смерти, сказал отцам: «Благодарю, благодарю Господа и вас, ибо за то, что вы меня на спасение мое искушали, и я семнадцать лет был свободен от искушений бесовских». Правосудный пастырь повелел положить его как исповедника по справедливости со святыми, почивающими в том месте.

Об архидиаконе Македонии

31. Обижу я всех ревнителей добра, если погребу во гробе молчания добродетель и подвиг Македония, первого из тамошних диаконов. Сей усердно работавший Господу муж, однажды, когда приближался праздник Святого Богоявления, за два дня до него испросил у пастыря позволение сходить в Александрию по некоторой своей надобности, обещаясь скоро возвратиться из города по случаю наступающего праздника и приготовлений к оному. Но диавол, ненавидящий доброе, воспрепятствовал сему архидиакону, и он отпущенный не поспел в обитель к святому празднику в назначенный срок, а пришел на другой день. Пастырь отлучил его за это от священнослужения и низводит в чин последних между новоначальными. Но сей добрый диакон терпения и архидиакон твердости так беспечально принял сие определение отца своего, как бы не он, но кто другой кто-нибудь подвергся запрещению. Когда же он сорок дней провел в сем состоянии, премудрый пастырь опять возвел его на степень диаконства; но по прошествии одного дня Македоний умолял авву оставить его в запрещении и прежнем бесчестии, говоря, что он сделал в городе непростительный грех. Преподобный знал, что архидиакон говорит неправду и ищет сего только ради смирения, но уступил доброму желанию сего подвижника. Удивительное было тогда зрелище! Старец, почтенный сединою, пребывал в чине новоначальных и усердно просил всех, чтобы об нем помолились. «Ибо я, – говорил он, – впал в блуд преслушания». Мне же, смиренному, сей великий Македоний сказал за тайну, почему он добровольно прибегнул к пребыванию в таком уничижении. «Никогда, – говорил он, – не чувствовал я в себе такого облегчения от всякой внутренней брани и такой сладости Божественного света, как теперь. Ангелам, – продолжал он, – свойственно не падать, и даже, как некоторые говорят, совсем невозможно пасть; людям же свойственно падать и скоро восставать от падения, сколько бы раз это ни случилось; а только бесам свойственно, падши, никогда не восставать».

32. Эконом оной обители открыл мне о себе следующее: «Когда я был еще молод, – говорил он, – и ходил за скотом, я пал однажды весьма тяжким душевным падением. Но как я привык никогда не таить змия в недре сердца, то и сего змия, схватив за хвост (под чем разумею я конец или оставление дела), показал врачу; он же с веселым лицом, тихо ударив меня по щеке, сказал: «Поди, чадо, продолжай как прежде службу твою и отнюдь ничего не бойся». Приняв сие с горячею верою, я по прошествии немногих дней удостоверился в моем исцелении и, радуяся, а вместе и трепеща, продолжал путь свой».

33. Во всяком роде сотворенных существ, как говорят некоторые, есть многие различия, так и в том соборе братий были различия преуспеяний и произволений. Посему оный врач, когда примечал, что некоторые из братий любили выказывать себя во время пришествия мирских людей в обитель, то в присутствии тех же мирских осыпал из крайними досадами и отсылал в бесчестнейшие службы, так что после они сами поспешно убегали, как только видели мирян, приходящих в обитель. Удивительное тогда представлялось зрелище: тщеславие гнало само себя и скрывалось от людей.

О преподобном Мине

34. Господь, не хотя лишить меня молитвы одного преподобного отца в той же обители, за неделю до моего удаления из того святого места, взял его к Себе. Это был чудный муж по имени Мина, второй правитель после настоятеля, пятьдесят девять лет пребывавший в том общежитии и прошедший все послушания. В третий день по кончине его, когда мы совершали обычное молитвословие о упокоении сего преподобного, внезапно наполнилось благоуханием все то место, где лежал преподобный. Тогда великий отец повелел нам открыть раку, в которой положено было честное его тело; мы исполнили повеление и увидели все, что из честных стоп его, как два источника, истекает благовонное миро. Тогда учитель оный сказал ко всем: «Видите ли, вот болезни ног и поты трудов его принесли Богу миро. И справедливо!». Отцы же того места, кроме многих других добродетелей сего прп. Мины, рассказывали и следующее. Однажды настоятель захотел искусить богодарованное его терпение, и когда он пришел в игуменствую келию и, положив вечерний поклон перед игуменом, по обыкновению просил дать предание[28 - Т.е. наставление о ночном молитвенном правиле: числе псалмов или поклонов.], то игумен оставил его лежать таким образом на земле даже до времени утреннего правила, и тогда уже благословив его, а вместе с тем и укорив как человека, любящего выказываться и нетерпеливого, восставил его. Преподобный знал, что он перенесет сие мужественно, и потому сделал это в назидание всем. Ученик же преп. Мины, утверждая истину сего происшествия, сказывал: «Я прилежно допытывался у него, не напал ли на него сон, когда он был оставлен игуменом в таком положении? Преподобный отец открыл мне, что, лежа на земле, он прочитал наизусть всю Псалтирь».

35. Не премину украсить венец сего моего слова и настоящим смарагдом. Однажды завел я с некоторыми из мужественнейших старцев той обители разговор о безмолвии; они же, с веселым видом, радушно и ласково отвечали мне: «Мы, отче Иоанне, будучи вещественны (плотяны), проходим и житие вещественное, рассудив наперед, что нам должно вступать в брань соразмерную нашей немощи, и признав за лучшее бороться с человеками, которые иногда бывают свирепы, а иногда и каются, нежели с бесами, которые всегда неистовы и всегда вооружаются на нас».

36. Некто из приснопамятных оных мужей, имея великую ко мне любовь по Богу и дерзновение, сказал мне однажды с искренним расположением: «Если ты, мудрый, в чувстве души имеешь силу того, который сказал: Вся могу о укрепляющем мя Христе (Флп. 4, 13), если Дух Святый росою чистоты нашел на тебя, как на святую Деву, если сила Вышняго, сила терпения осенила тебя, то препояшь, как муж (Христос Бог), чресла твоя лентием послушания и, восстав с вечери безмолвия, умывай ноги братий в сокрушенном духе или, лучше сказать, повергни себя под ноги братства мыслями самоуничижения. В дверях сердца твоего поставь стражей строгих и неусыпных, держи неудержимый ум в теле, находящемся в молве; при действии и движении членов телесных обучайся умному безмолвию, что всего достославнее; будь неустрашим душою среди молвы; связывай язык твой, неистово стремящийся на прекословия, и семьдесят крат седмерицею в день сражайся с сим мучителем. На душевном кресте утверди ум, как утверждают наковальню в дереве, чтобы он, будучи поражаем частыми ударами молотов поругания, укорения, осмеяния и обид, пребывал нисколько не разсслабляем и не сокрушаем, но весь гладок и недвижим. Совлекись собственной воли, как срамной одежды и, обнажась от оной, вступи на поприще, что редко и нелегко обретается; облекись же в броню веры, неверием к подвигоположнику не сокрушаемую и не прободаемую. Бесстыдно стремящееся осязание укрощай уздою целомудрия. Размышлением о смерти удерживай глаза свои, которые ежечасно хотят любопытно смотреть на телесную красоту и великолепие. Любопытство ума обуздывай попечением о самом себе; не позволяй ему осуждать брата в нерадении и нелестно изъявляй всякую любовь и милосердие к ближнему. О сем уразумеют вси, любезнейший отче, яко Христовы ученицы есмы, аще во дружине любовь имамы между собою (ср.: Ин. 13, 35). Гряди, гряди, – говорил сей добрый друг, – гряди сюда, водворись с нами и пей на всякий час поругание как воду живую. Давид, испытавши все прекрасное и все сладостное под небом, после всего как бы в недоумении сказал: Се что добро, или что красно? не что иное, как еже жити братии вкупе (см.: Пс. 132, 1). Если же мы еще не сподобились сего блага, т. е. такого терпения и послушания, то хорошо для нас, по крайней мере, познавши немощь свою, пребывая в уединении и далеко отстоя от подвижнического поприща, ублажать подвизающихся и молиться, чтобы Бог даровал им терпение». Побежден я был добрым сим отцом и превосходным учителем, который евангельски и пророчески, лучше же сказать, дружелюбно поборол нас, и мы, без сомнения, согласились дать преимущество блаженному послушанию.

37. Воспомянувши еще об одной душеполезной добродетели сих блаженных отцов и как бы вышедши из рая, предложу вам опять неприятное и неполезное мое тернословие. Неоднократно, когда мы стояли на соборной молитве, блаженный пастырь оный замечал, что некоторые из братий беседовали между собою, и таковых ставил на всю седмицу перед церковию, повелевая, чтобы они кланялись всем входящим и исходящим. И что еще удивительнее, он наказывал таким образом и самих клириков, т. е. священнослужителей.

38. Видел я, что один из братий с большим, нежели многие, чувством сердца предстоит на псалмопении, и особенно в начале песней по некоторым движениям и выражению лица его было заметно, как бы он беседует с кем-нибудь, посему я просил его, чтобы он открыл мне значение сего блаженного обычая своего. Он же, привыкши не утаивать того, что может быть полезно ближнему, отвечал: «Я привык, отче Иоанне, в начале песней собирать помыслы и ум с душою, и созывая их, взывать к ним: «Приидите поклонимся и припадем к Самому Христу, Цареви и Богу нашему!»

39. Наблюдая прилежно за действиями трапезного, я увидел, что он носит при поясе небольшую книжку, и допросившись о сем, я узнал, что он ежедневно записывает свои помыслы и все это пересказывает пастырю. И не только он, но и другие весьма многие из тамошних братий делали это. Было же установлено это, как я слышал, заповедию великого оного пастыря.

40. Один из братий был некогда им изгнан из монастыря за то, что оклеветал пред ним ближнего, назвав его пустословом и многоречивым. Изгнанный стоял семь дней у ворот обители, упрашивая, чтоб его простили и позволили ему войти в монастырь. Когда душелюбивый отец услышал об этом и, прилежно разведав, узнал, что изгнанный в продолжении шести дней ничего не ел, то объявил ему: «Если ты непременно хочешь жить в сей обители, то я помещу тебя в число кающихся». И как кающийся принял сие с радостию, то пастырь и повелел его отвести в особенную обитель оплакивающих свои грехопадения, что тогда же и было исполнено. Но как мы теперь упомянули о сей обители, то скажем о ней вкратце.

41. В расстоянии одного поприща от великой обители было место, называвшееся Темницею, лишенное всякого утешения. Там никогда нельзя было видеть ни дыма, ни вина, ни елея и никакой другой пищи кроме хлеба и небольшого количества огородных растений. В этом месте игумен заключал безвыходно тех, которые впадали в значительные грехи после вступления в иночество, и помещал их не всех вместе, но каждого в особой келлии или по два в одной, но не более, и держал их в сем заточении, пока не получал от Бога извещения о каждом из них. Он поставил над ними и наместника, мужа великого по имени Исаак, который от порученных ему требовал почти непрестанной молитвы, а на отгнание уныния было у них множество ветвей для плетения корзин. Такого было житие их, таково устроение, таково пребывание истинно ищущих лице Бога Иаковля (Пс. 23, 6).

42. Удивляться трудам сих святых – дело похвальное, ревновать им спасительно, а хотеть вдруг сделаться подражателем их жизни есть дело безрассудное и невозможное.

Архиеп. Филарет (Гумилевский). Слово в четверток 1-й недели Великого поста

Беззаконие мое познах, и греха моего не покрых…

    Пс. 31, 5

Вот пример покаяния – кающийся Давид!

Братия! все мы грешники пред Господом; грехи наши множатся каждый день; каждый день преступаем мы волю Божию, исполняем прихоти сердца, идем вслед за помыслами страстей. Куда же приведут нас грехи наши? Что ждет нас с беззакониями нашими? Что готовит нам беспечное нечестие наше? Или – огонь геенский нам не ужасен? Вечность мук невыразимо-лютых не страшна? Впасть в руки Судии грозно-правосудного – ужели малость для нас? О, как бы это было пагубно! Что ж? Или же выход из бездны греха нам закрыт? Прегражден путь к небу? Затворены для нас двери милосердия Божия? Нет! Чего же недостает нам, чтобы спастись нам от грехов? Недостает покаяния, того самого, что было в душе Давида, когда взывал он: беззаконие мое познах, и греха моего не покрых.

Что нужно прежде всего, чтобы обратиться на путь жизни от пути погибели? Прежде всего нужно увидеть, что мы не там, где надлежало быть нам. Если путник идет не по своей дороге, ему надобно опомниться, осознать, что это не его путь, что путь, по которому он должен идти, совсем другой, и – только тогда может почувствовать необходимость возвратиться на свою дорогу. Как нам идти путями спасения, когда не сознаем мы доселе, где ходим, когда не видим, что мы на пути погибели? Как желать нам искренно, пламенно Жизни Вечной, жизни по воле Божией, когда доселе не осознали, что живем во мраке грехов, в похотях сердца? Если бы пленные сыны Израиля так же прилепились мыслями и сердцем к Вавилону, как дети Вавилона, стали бы они плакать о Сионе, лить горькие о нем слезы, стремиться сердцами к родному городу? Горе нам, когда мы остаемся в горьком плену Вавилона, работаем без отдыха страстям и миру погибельному, не думаем о возвращении в Сион Небесный и забыли о вечном Граде Божием, как будто его нет для нас.

Что может быть страннее – иметь глаза и не видеть грязи на одежде, нечистоты на руках, беспорядка на всем теле? О Боже мой! куда девалась светлость очей моих? Кто отнял зрение у мысли моей? Весь покрыт нечистотою – и не вижу нечистоты моей. Все расстроено, все обезображено в душе моей – и я не вижу расстройства моего. Кто изобразит глубину падения моего? Бессловесному дано видеть земное – и оно видит землю; а моя душа, которой дано зреть красоты Неба, не видит ни небесных благ, ни безобразия земной своей жизни. О Господи! Ты просвещал очи слепцов, разгонял греховный мрак в душах заблудших, – просвети очи сердца моего, да узрю свет заповедей Твоих и мое погибельное удаление от них!

Братия! Худо мы видим грехи наши. Но будем смотреть на них – и мы увидим более, чем теперь видим, отвратим взор наш от суетного мира, не будем смотреть на предметы мятежных страстей наших, соберем рассеянные мысли наши, остановим, удержим их на одном – на памяти о себе и своих грехах. Если мы решились узнать себя, свои грехи, то необходимо, чтобы на себе самих остановили мы все внимание наше. Иначе никогда не узнаем мы себя. Как узнать, как рассмотреть себя, когда пред нашими глазами мир с толпою прелестей его, когда мысли наши заняты, наполнены суетами, заботами, впечатлениями земными? Ты, который говоришь, что готовишься принесть исповедь в грехах своих пред Господом, а в то же время волнуешься заботами житейскими, расчетами по торговле, хлопотами по дому или помыслами страстей, – что ты делаешь? Себя ли ты хочешь обманывать или Бога? Первое безрассудно, последнее страшно. Опомнись! Вот в целом году Церковь назначает тебе несколько дней, чтобы ты собрался с собою, посвятил часы молитвы на обзор дел твоих, а ты и это немногое занимаешь Бог знает чем. Мир с его суетами и обольщениями расстроил тебя, рассеял, осквернил душу твою: ужели не довольно того, чтобы бросить его хотя на несколько часов? О, пагубное ослепление! Беззаконие мое аз знаю, и грех мой предо мною есть выну (Пс. 50, 5). Так познавал себя кающийся Давид. Выну – постоянно, не уклоняясь ни к чему другому, смотрел он на грех свой, – и тогда-то узнал его, как должно было узнать. И беглое ли внимание нужно, когда дело идет о спасении или погибели души? О! нет, не спеши отклонять взора от греха твоего, всмотрись в него прилежно. Сознал ли в себе грех осуждения? Рассмотри: что такое ты сделал? Взвесь тяжесть греха твоего. Ты увидишь, что восхитил ты себе право Судии всех Бога, будучи грешником, принял на себя лицо безгрешного, безумно блуждал мыслию за делами другого и оставил себя самого во власти грехов, гордость или суетность заставила тебя судить другого, и твой суд оскорбил его, твой суд навел его на грех недовольства тобою, а может быть, и гнева. Вот как много грехов в одном грехе осуждения брата! Достаточно ли беглого внимания, чтобы рассмотреть и обсудить несчастную плодотворность одного греха?

Ты сказал мыслию или словом: грешник я, – и тем доволен и тем кончил исповедь. Нет, исповедь еще не кончена, даже и не начата. Подумай. Ты не доволен был бы судьею, если бы он не с полным вниманием вошел в дело преступника; ты сказал бы: суд строгой правды требует, чтобы судья силою законов побудил преступника изложить все обстоятельства преступления, открыть место, время, побуждения, соучастников преступления; ты сказал бы: это необходимо, – обстоятельства дают больший или меньший вес преступлению, – и ты был прав в отношении к другому. Как же ты не хочешь быть справедливым в отношении к себе самому? Нет, не будь легкомыслен: ты стоишь пред судом Божиим. Покаешься? – Будешь жив. Кайся же. Ты сказал: грешник я. Но в чем? Сколько раз? В каком расположении? Что заставило тебя сделать грех и грехи? Осмотри дела твои, перечти одно за другим преступления твои, дай отчет перед судом Господа, поверь жизнь по всем заповедям. Тут не место небрежности. Ты не был ленив на грехи. Не ленись же каяться, понуждай себя к дознанию грехов твоих, припоминай, каков был ты на молитве, каков в доме? Каков к оскорблявшим тебя, каков к любящим тебя? Каков по обязанностям звания, каков по своей охоте? Каков был в счастии, каков в несчастии? Как смотрел на свое горе, как на чужое? Каков был по влечению давней слабости, каков по новым привычкам? Воздерживал ли тело? Воздерживал ли язык? Воздерживал ли душу от гнева, от страстей? Пройди в памяти все непрямые пути, по которым блуждал ты, пересмотри различные места, которые были свидетелями падений, размысли о всех обязанностях совести, которыми пренебрегал ты. Вспомни, сколько раз давал ты обещания исправить и переменить жизнь твою и сколько раз нарушал их? Сколько благодатных званий к покаянию в обстоятельствах жизни твоей оставил ты без внимания? – Трудно, невозможно дать отчет во всех делах своих? Так. Но это не значит, что надобно довольствоваться общим, глухим, беспечным отзывом о себе. Что это за познание себя? Испытаем, дознаем в себе грехи все, какие можем дознать – вот что требуется от нас!

Беззаконие мое познах, и греха моего не покрых. По сему образцу Давидова покаяния испытание грехов наших должно быть искреннее. Не скрывай себя от себя и Бога. Скроешь здесь? Откроют там, и к безотрадной скорби. Скроешь от себя? Не скроешь от Бога, и к более тяжкому осуждению. Мы все твердо признаем святость обязанностей христианских, но коль скоро прилагаем их к самим себе, тотчас начинаем ослаблять их строгость, коль скоро начинаем судить себя за неисполнение их, тотчас уменьшаем виновность свою разными предлогами, разными извинениями. Охотно признаем всеобщность правил, но себя самих помещаем в исключение. Самолюбие действует в этом случае и усердно, и искусно: оно так успевает прикрывать самые тяжкие измены долгу, что они кажутся малыми недостатками. Но какой это страшный, богопротивный труд! Что делает в таком случае самолюбие? Оправдывая нас, преступников, оно восстает против суда Божия, объявляющего нас преступниками. Сокращая пределы власти заповедей Божиих над нами, оно нагло оскорбляет власть законодателя – Бога. И преступно, и безрассудно, и пагубно желание наше уменьшать вины свои. Грех ищет защиты себе в душе твоей. Вот что значит твоя неискренность в сознании грехов своих! Грех ищет твоей погибели. Если теперь, когда ты собрался изгнать его из души покаянием, ты сам прикроешь его в душе, после он более будет иметь силы над тобою, более и сильнее будет растлевать душу твою. Молись Господу: не уклони сердце мое в словеса лукавствия, непщевати вины о гресех (Пс. 140, 4). Страшись придумывать извинения грехам. Не уклоняй взора на пример многих, идущих широким путем: в аду будет место и многим. И многие погибающие не защитят тебя от погибели. Они дадут ответ за себя точно так, как с тебя потребуется особый отчет. К чему обращаться к примеру многих грешников? Тебе повелено следовать примеру святых, а не грешников. К чему обращаться теперь к многим? Дело идет не о многих, а о тебе, о твоих грехах, суд над твоими делами – в них требуется отчет. Не ссылайся и на слабость. С слабостями были и святые. Как и всем верующим, тебе дана была благодать, сильная в немощах: что же ты делал? У тебя доставало сил проводить дни и ночи за делами житейскими или, и того хуже, за делами пагубными, а не доставало сил для поста. У тебя доставало терпения терзаться злобою и гневом, а не достало духа перенесть неприятное слово от другого или легкую потерю собственности. Не прикрывай виновности худой жизни твоей благостью Божиею. Бог милостив? Но благость Его не указывает ли на твою неблагодарность к ней? Он милостив, не взыщет? Напротив – моли Его, чтобы Он взыскал здесь и простил там, наказал здесь нечестие сердца твоего, дабы не погибнуть тебе там. Не взыщет, долготерпелив! Но горе нам, если пребудем нераскаянными грешниками, не воспользуемся долготерпением Его, тогда останется только для нас суд правды грозной. Как бы ни было тяжко расплачиваться за грех по долгу искреннего покаяния – расплатись. Тяжелее будет казнь нераскаянному грешнику. По степени и свойству болезней душевных употреби врачество, как бы горько оно ни было. Если чувствуешь холодность в душе твоей, поражай ее ударами обличения строгого, покажи ей реку огненную, червь неусыпающий, смрад вечный, чтобы пробудить ее от беспечности, заставить разорвать связь с грехами, дорогими для нее.

Итак, повторяю, для вечного спасения нашего необходимо сознание грехов, необходимо покаяние – полное и искреннее. Бог благий и милостивый да дарует нам милость совершать покаяние угодное Ему. Аминь.

Митр. Филарет (Вознесенский). Слово после чтения Канона прп. Андрея Критского

Теперь, когда уже начался Великий пост, началось время покаянных трудов поста и молитвы, какие разнообразные примеры покаяния Церковь ставит пред нами! И многие из них, как раз и св. Андрей Критский – автор этого покаянного канона, предлагает нам в своем каноне. Говорит он о том, как покаялся царь и пророк Давид. Покаяние этого великого предка Спасителя по плоти в особенности назидательно для нас, ибо открывается нам в нем, как милостив Господь и как готов Он принять человека милостию Своею, как только человек сознает свою греховность и будет просить прощенье, именно твердо решивши не возвращаться к своим грехам, а начать борьбу с ними с помощью Божией.

Тяжко пал царь и пророк Давид. Когда-то, увидевши из своего царского дворца, купающуюся на кровле обнаженную красавицу Вирсавию, прельстился ее красотою и впал с ней в грех. Но этого мало; у нее был законный муж, верный, преданный, победоносный, храбрый военачальник, всецело своему государю преданный. И вот государь, такое дело совершив, мало того, что впал в грех с его женою, его самого отправил на войну и приказал окружавшим его солдатам в момент самой острой схватки военной оставить его, отойти от него, чтобы он оказался одинок, окруженный врагами. Так это и было: храбрый воин смертью храброго упал на поле брани, и об этом доносят царю. Царь берет его жену уже к себе как законную жену, и как будто бы все скрыто, все благополучно.

Приходит к царю, после того как прошло некоторое время, его частный друг и собеседник святой пророк Нафан, приводит его к сознанию греха. Сказал ему притчу о том, как один богатый человек обидел бедного, вопиюще обидел. Справедливый и добрый государь сразу воспламенился и говорит, что такой человек достоин смерти, и вдруг слышит от Нафана: «Человек этот – ты! Ты убил, как будто бы своей рукой убил, потому что по твоей воле и приказу он расстался с жизнью. Мало того, – ты отнял у него жену». И вот когда пророк Нафан ему так сказал, то царь и пророк Давид тут только понял, что он натворил! И сказал он короткую фразу: «Согрешил я пред Господом!» И пророк Нафан радостно объявляет ему милость от лица Господа, говоря: «И Господь отъял согрешения твоя!» Как недавно мы говорили в этом святом храме – это пример исполнения того, о чем говорил когда-то великий старец Амвросий Оптинский, когда одному человеку сказал, что для истинного покаяния не нужны месяцы и годы, а НУЖНО МГНОВЕНЬЕ! И вот в это мгновенье и принес Богу свое покаяние царь и пророк Давид, ибо понял глубину падения своего. Он с таким ужасом и отвращением отшатнулся от него в сторону, что Господь сразу увидал, что он порвал навсегда с этим грехом, и сразу через Своего служителя изрекает ему милость прощения.

И вот, в результате этого тяжкого двойного падения, но и восстания через покаяние пророк Давид и написал тот псалом Пятидесятый, о котором когда-то сказал великий проповедник Русской Православной Церкви свт. Иннокентий Херсонский, который, объясняя этот псалом, говорил: «Я думаю, что сатана и сейчас содрогается от ужаса, когда слышит этот покаянный псалом». В этом псалме целая школа покаяния: и сокрушеннейшее признание своей вины, безответной вины, и, вместе с тем, какой громадный духовный опыт чувствуется у царя Давида, видимо, богата была его духовная жизнь.

Бывали, вероятно, такие тяжкие падения в грех и возстание. Наученный духовным опытом, он и здесь, так тяжко павший, не отчаялся, а только что согрешивший так тяжело, однако же дерзновенно молится не только о прощении, а молится, чтобы Господь не отвергнул его от Лица Своего, и Духа Своего Святаго не отнял от него. И Церковь часто, часто повторяет эти слова, ободряя всякую кающуюся душу.

И вот, когда мы проходим это время покаяния, подвиг покаяния, каждый человек должен постараться заглянуть в свою душу, как можно поглубже, в самую ее глубину. Где мы живем, где мы переживаем, где мы радуемся, где мы скорбим, где мы печалимся, где мы гневаемся, где мы раздражаемся – в самой глубине нашей души, в самом сердце нашем, потому что именно туда смотрит Всевидящий и Всеведущий Бог. Сумей же усмотреть свои грехи, душа человеческая, проходящая подвиг покаяния! Конечно, нам самим это тяжело, да и непосильно, но вот и Церковь идет нам навстречу, на помощь и учит нас молиться Господу Богу о помощи, чтобы Он Сам даровал нам зрети наши прегрешения и о них заботиться, о них печалиться и помнить свои грехи, никогда не осуждать брата своего. Аминь.

Песнопения 1-й седмицы Великого поста

Обратися, покайся, открый сокровенная, глаголи Богу всеведущему: Ты веси моя тайная, Едине Спасе: но Сам мя помилуй, якоже поет Давид, по милости Твоей.

«Изменись, покайся, открой сокровенное, говоря Всеведущему Богу: Ты знаешь все мои тайны, но помилуй меня Сам, как поет Давид, по милости Твоей».

    Тропарь из Великого Канона Андрея Критского

Душе моя, душе моя, востани, что спиши? Конец приближается, и имаши смутитися: воспряни убо, да пощадит тя Христос Бог, везде сый, и вся исполняяй.

«Душа моя, душа моя, встань, что спишь? Приближается кончина, и ты смутишься: воспрянь же ото сна, чтобы пощадил тебя Христос Бог, Вездесущий и все Собой наполняющий».

    Кондак из Великого Канона Андрея Критского

Пятница 1-й седмицы Великого поста

Прп. Феодор Студит. Поучение в пяток 1-й недели Великого Поста. О том, чтобы нам украшать вечную свою обитель божественною добродетелию

Братия и Отцы! Если кто из мирян хочет построить большой и великолепный дом, то он вовсе не имеет покоя ни днем, ни ночью, трудится, заботится и терпит нужды, пока не окончится постройка дома. Они имеют такое тщание и усердие к делу сему, что ум и мысли их, и днем и ночью, ничем иным не бывают заняты, как только тем, как бы кровля вышла красивее и изящнее, и как бы весь низ и все прочее так украсить и отделать, чтобы всякий, кто бы ни посмотрел, пожелал иметь этот дом. А если бы кто захотел удерживать их от сего дела, то это для них также было бы тяжело, как понести великую обиду.

Что я хочу этим сказать вашей любви, братие честнейшие? Так как и каждый из нас строит и созидает для своей души не дом чувственный и тленный, который бывает из камней и дерев, но обитель Небесную, нетленную и вечную, которая созидается из добродетелей и даров Св. Духа, то скажите мне, ужели мы будем нерадивее и ленивее созидающих временные дома? Не тяжкую ли понесли бы мы потерю? Тем более, что дом тленный и временный принимает в себя плотских людей, и после того, когда переменится много владетелей дома, и сам ветшает, разоряется и падает, а духовный наш дом, который созидается из добродетелей, воспринимает Св. Духа, как и апостол говорит: Вы есте храм Бога живаго, и Дух Божий живет в вас (1 Кор. 3, 16). И когда наступит для нас время оставить мир сей, и Тот последует за нами на Небеса, и будем там вечно.

Начало созидания добродетели есть страх Божий, как и Божественное Писание говорит: начало премудрости страх Господень (Пс. 110, 10). А потом четыре великие добродетели, т. е. мудрость, мужество, целомудрие и правда, и прочие с ними, одна с другою совокупляемые и созидаемые союзом любви, возрастают в святый храм Господа. Будем же, братия, созидать эту обитель и украшать ее добродетелями, дабы нам сподобиться иметь в себе Духа Святого, и чтобы возвеселить святых Ангелов, и людям принесть пользу чрез совершение добродетелей. А так как и воздержание есть одна из великих добродетелей, в которой мы ныне подвизаемся, то воздадим славу Богу, сподобившему нас совершить одно поприще Святой седмицы. Лица наши изменились и стали бледны, но сияют благодатию воздержания. От желчи, поднявшейся вследствие поста, в устах наших ощущается горечь, но души наши усладились упованием и благодатию спасения. Ибо сии два, т. е. душа и плоть, по природе ратуют одна против другой, и когда одна укрепляется, другая бывает слабее. Итак, будем, братия, радоваться, что мы лучшую сторону, т. е. душу, соделали более крепкою.

Может быть, кто скажет: есть каждый день, но однажды – не нарушит ли совершенства воздержания? Нет, сего не должно бояться, потому что если бы было так, то не повелел бы нам Христос в молитве «Отче наш» просить потребную пищу на всякий день, или не приносил бы ворон пророку Илии всякий день пищу, а также и божественному Павлу Фивейскому, и Антоний Великий не счел бы за лучшее есть понемногу всякий день, нежели пребывать в посте по три, по четыре и по семи дней. И думается мне, что причина этому следующая: так как тело наше от дневного труда изнемогает и ослабевает, то Бог, создавший нас, так его устроил, чтобы оно повседневною пищею подкреплялось, и мы могли бы исполнять заповеди Божии, а не был бы человек, как расслабленный, что бывает с теми, которые постятся по два и по три дня: они ни частых коленопреклонений совершать не могут, ни упражняться, как следует, в чтениях и псалмопениях, ни исполнять исправно прочих служений, не говорим о том, что бывает сверхъестественно. Итак, повседневное употребление пищи по указанному нами правилу и чину есть дело не несовершенных, но и весьма совершенных, впрочем, все у нас установлено Божественными Отцами хорошо и боголюбезно. О если бы и еще более даровал нам Господь здравия и силы душевной и телесной, чтобы служить Богу Живому и Истинному и ожидать нам последнего дня воздаяния, в который о дабы вы со всеми от века святыми просияли подобно солнцу, получивши в наследие Небесное Царство, о Христе Иисусе Господе нашем, Которому подобает слава и держава со Отцем и Св. Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Лавсаик

Об Аммуне

Арсисий Великий сказывал мне, как жил Аммун. Оставшись после родителей сиротою, он на двадцать втором году от роду принужден был своим дядею вступить в супружество. Не могши противиться настоятельному требованию дяди, он решился обвенчаться, сидеть при брачном торжестве и выполнить все брачные обряды. Но как скоро вышли все провожавшие их в брачный покой, блаженный Аммун запирает дверь и, севши, начинает беседовать с блаженною своею супругою и говорит ей: «Приди сюда, госпожа и сестра моя, я поговорю с тобою. В браке нашем особенно хорошего ничего нет. Так, хорошо мы сделаем, ежели с нынешнего же дня станем спать порознь. Сохраняя таким образом девство свое неприкосновенным, мы угодим и Христу». Вынув потом из-за пазухи Библию, он как бы от лица апостолов и Самого Спасителя начал читать ее юной девице, незнакомой с Писанием, изъясняя ей большую часть прочитанных мест своим богопросвещенным умом, и наставлял ее в девственной и непорочной жизни, так что она, исполнившись благодатию Христовою, сказала: «И я, господин мой, решилась с радостию проводить святую жизнь и буду делать все, что повелишь мне». «Я повелеваю и прошу, – отвечал он, – чтобы каждый из нас отселе жил особо». Но это еще было тяжело для нее, и она сказала: «Останемся в одном доме, только ложе у нас будет раздельное». Так жил он с нею в одном доме лет восемнадцать.

День весь работал в саду и в бальзамовой роще (он занимался добыванием бальзама). Бальзамовый куст растет так же, как виноград, и для того, чтобы его возделывать и ходить за ним, требуется много трудов. Повечеру, пришедши домой и помолившись, он вместе с супругою вкушал пищу, потом возносил ночные молитвы и совершал молитвословия, а весьма рано поутру уходил в свой сад. Когда таким образом оба они достигли бесстрастия – молитвы святого Аммуна воздействовали, – наконец блаженная и говорит ему: «Я имею нечто сказать тебе, господин мой; если ты меня послушаешь, я удостоверюсь, что ты меня истинно по Богу любишь». Он сказал ей: «Говори, что ты хочешь сказать». Она продолжала: «Ты муж благочестивый и подвизаешься в правде, и я ревную житию твоему; точно, нам лучше жить особо, многие получат от сего пользу. А теперь, когда ты непорочно живешь со мною о Господе, столь великое твое совершенство любомудрия от всех сокрыто из-за меня, это неблагоразумно». Поблагодарив ее и воздав хвалу Богу, Аммун говорит ей: «Хорошо ты вздумала, госпожа и сестра моя, если тебе угодно, оставайся ты в этом доме, а я пойду построю себе другое жилище».