Почти что не было зимы

Январское 

Почти что не было зимы

в тот год. Она мне только снилась.

На полке книг – Замятин, «Мы»,

а на столе – бутылка Чивас

Затмят январскую хандру,

исправят нелюбовь к субботе.

Табачным привкусом во рту

дым прошептал: «Memento mori».

И с неба лил треклятый дождь,

защекотав до скрипа трубы,

пока Джеймс Дин гонял на Порш,

грузилось что-то на Ютубе.

И, несомненно, в январе,

увы, уже не так, как в детстве,

судьба крутила фуэте

назло намоленному месту.

Однажды вдруг притихнет жизнь

и заморозит стройку Lego,

и опустеют этажи.

А я любуюсь

ночью

снегом.

«Недалеко от площади Восстания»

В который раз такси не приезжает вовремя,

зато печаль придёт по расписанию,

Когда сидишь в неосвещенной комнате

недалеко от площади Восстания.

В окне застыл знакомый двор.

Все будет по законам жанра.

Мне показался коридор

Фрагментом лабиринта Фавна.

Так неспокойно на душе,

С нее сорву присохший пластырь.

А снег – январское драже –

мне показался безучастным.

Остановившись у двери,

за стенкой слышу телевизор.

И правда – врут календари.

Ты так себе была актрисой.

В цветочном запахе духов

возник незримый Vade mecum.

Паркет не вспомнит тех шагов,

но отраженье вспомнит дека

её гитары на стене.

Ей стало свойственно пылиться,

Как стало, в общем-то, и мне .

…Когда в тот вечер уходила,

такой же, помню, был январь.

Квартира будто бы остыла.

Скучал на стуле пеньюар…

Я уходил в такой же вечер

И по такому же пути.

В кафешках задували свечи,

а я уже не ждал такси.

В который раз я понял все не вовремя

И принял участь увядания.

И нет там больше нашей комнаты,

Недалеко от площади Восстания.

Pro Memoria

Сон на девятый день –

Не больше чем игры разума.

Спящий доселе зверь

Воет под песню Маузера.

В душе, потерявшей часть –

Теперь только крест и вереск.

Господи....твою мать!

Этот гнетущий шелест

Сентябрьских листьев осени…

Снег на моих висках

Кто-то назвал бы проседью.

Чёртов memento mori.

Я так захотела к морю…

Послушать любых историй,

вот только меня там нет.

Чёртовы листья осени.

Я написала Постуму,

который уже не ответит,

но я продолжаю верить,

что время – тик-так назад.

Впитать бы весь крымский воздух,

рыдая над фотографией…

Господи, дай мне силы.

Или повесь меня

на Иггдрасиле.

Ремейк

Если время и лечит, то только по ОМС.

Вообще– то время – не лучший доктор.

Нам хватит сполна мягких койко-мест,

Где виден залив из больничных окон.

Жизнь – беспощадный сюр,

Ремейк «Над гнездом кукушки» в моей режиссёрской версии.

Вокруг вижу своих сверстников.

Ребят, это не Дисней.

Нам принесут пилюли и скажут, что всё – монтаж.

Странное поколение,

Никак не пройдём взросление,

Пряча свой Дэнди в шкаф.

Кэпсы и Чупа-Чупсы остались в архивном прошлом.

Тётенька медсестра, когда же ты мной займёшься?

      *      *      *

Где-то в тени общажной

Девочки пьют пивас.

Им ничего не страшно.

Тихо мурлычет джаз.

Девочки курят «Винстон»

Завтра сдавать зачет.

Девочкам пишут письма.

Кран, как всегда, течет.

Девочки пишут в твиттер

Радостные посты:

«Я вот свалила в Питер!

Я вот учусь в ЛЭТИ!»

Фоточки в инстаграме:

Барчик, музей, цветы!

Как там живется маме?..

Как-то всем до балды.

Мама ведь там привыкла:

Грязь, нищета, колхоз.

Мама там с нервным тиком

Жалобы пишет в ВОЗ.

Девочкам станет страшно.

Страшно вернуться в ад.

Как же там много кладбищ…

Каждое слово – мат.

Девочки спят в общаге.

Завтра у них зачет.

Больше не пишут мамы.

Кран, как всегда, течет.

Квартирный романс

Тыришь у папы «Мальборо»,

Смотришь всю ночь Твин Пикс.

Видишь себя под пальмами,

Плавно заходишь в Стикс.

Небо, как пыль, раскрошится.

Девочка, ты – одна.

От боли до одиночества –

Только одна строка.

Тихо в однушке в Мурино,

Капает с потолка…

Пахнет с балкона куревом –

Папа пошел туда.

Спрячься в своем айпаде,

Слушай, как дядя Линч,

Лучший в своем формате,

Чёртову порет дичь.

Девочка, спи спокойно.

Где-то поет хайвэй.

Время прошло запойных,

Праздничных декабрей.

Знаешь, моя принцесса,

Скоро замёрзнет Стикс.

Как мне закончить пьесу,

Глядя из-за кулис?

Разговор

Шептались шторы с потолком.

О чём трещит на люстре лампа?

Мы курим в комнате тайком.

Соседи набирают ванну.

Про бесконечный коридор

На стенах шепчутся картины.

Не потревожат сонный двор

в ночи гудящие машины.

Пускай потише граммофон

Играет песни Iron Maiden.

На кухне варится бульон,

А за окном мечтает ветер.

Несчастьем светится ноутбук.

Соседи собирают вещи.

Чиню твой старенький каблук,

А ты – спаси меня от трещин.

Sarabande suite

С твоим уходом больше звёзд

Кончают жизнь самоубийством –

Тихонько падают на мост

Под сарабанду красных листьев.

Застыл нарочно лунный свет,

Сказать «прощай» погибшим звёздам.

Мне кто-то лгал, что смерти нет.

Жаль, понимаю всё так поздно.

И, наглотавшись тишины,

Я окончательно поверю,

Что жизнь с цикличностью волны

Мне сообщит о system error…

…Мне остаётся помолчать,

Вдохнуть прохладный воздух моря…

И новых звёзд мне не встречать,

Но сарабанде листьев вторить.

      *      *      *

Закрываешь жизни больничный лист,

но слышишь из лёгких знакомый свист,

что больше похож на балтийский ветер.

Весна не придёт… Но, может, later

умоет слезами вечерний Невский,

встретишь её где-то (на Красной Пресне).

Забудешь блеск питерских подворотен,

из окон кричит пьяный Джонни Роттен,

но ей ближе песни Егора Летова.

Ей тоже охота сбежать от всего вот этого:

от тусклых стен коммуналки в центре,

от тех, кто совсем не боится смерти,

от скуки кашляющей промзонки,

от тех, кто ночами глотает водку.

Умоет мечтами вечерний Невский,

слеза отзовется негромким всплеском.

Ты снова один и читаешь Блока,

там, где живет она. Незнакомка.

Вере, которой на самом деле не было

Мы все на чёртовом колесе

висим, как Сергей Есенин

в петле. Потолок Англе-

Terra,Тerra,Terra

Дора, Аня, Зина, Вера....

Вера!

Я хотел быть

первым…

Подвалы ноября

«Молясь о нем средь неудач, мне отведенных в эту осень» Белла Ахмадулина

По подвалам ноября

Водостоком льёмся в зиму.

Смерти нет. Полжизни – зря.

И плакать будут ветки ивы

О забытой во дворе

расчихавшейся аптеке.

Мир сквозь стёклышки пенсне

лёг аккордами на деке,

И застыл он на струне

Кем-то брошенной гитары,

лишний звук забрав себе

под мигающие фары.

И завертится Земля.

Звезды сядут на таблетки.

Смерти нет. Полжизни – зря.

Нет и яркой этикетки

у зимы, депрессняка.

В ноябре бывает хуже.

Мы звучим издалека.

Песней двор давно простужен.

По подвалам ноября

расплетаю свои косы.

Утро – казнь для фонаря.

Ненавижу эту осень.

Записка

Ночь прилипала к крышам.

Спали соседи-хроники.

Я от них как-то слышал,

что правда лежит в сонниках.

Между домов-шпилей

вмиг растянуть ленты…

Мы заросли илом

где-то на дне Рейна.

Я извлекал голос,

ради другой жизни.

Я намотал волос,

чтобы узнать имя…

Имя своей боли.

Имя других хроников.

Группу чужой крови.

Сотни проблем логики.

Ночь порвала крыши,

вдруг разбудив хроников,

встав поперёк жизни,

вырвав листы сонников.

Лёд разбавлял колу.

Лёд пропитал виски…

Только одно колет – нет нас

у неба

в списках.

Собор

Собор, не имеющий взгляда,

Взирает на грязную площадь,

А в общем-то, глаз и не надо,

И пальцев,

чтоб трогать наощупь

Эпоху, что вдруг наступила

Уже без карет и величеств,

И кануло в лету, что было,

Без счёта ушедших количеств

Событий и личностей важных,

И мелких, не знавших шинелей,

Ведь всё исчезает однажды,

И мусор смывает с панелей

Струя поливальной машины,

Окурки дождались итога…

А купол, как прежде, вершиной

С крестом устремляется к Богу.

А, может, весну приглашает

Своей позолотой червонной,

Что вроде бы и не ветшает,

Забыв временные законы.

Под куполом яркие краски

Икон вызывают волненье,

Чуть-чуть остаётся до Пасхи.

Торжественное песнопенье

Когда зазвучит, наши лица

Во тьме озарятся свечами.

Да, Питер – уже не столица,

Но только, как прежде, ночами

Пасхальными,

новый наш город,

В былое нырнув петербуржье

Поверит, что вновь над собором

бескрылые ангелы кружат.