Просто друзья
Ничего особенно. Просто уступил. Не поддался, ведь это слишком для эгоистичного человека.
На последнем повороте я открылся. Подставил левое крыло. Марат, хитрый лис, этим воспользовался. А я просто не стал маневрировать, давая чистую трассу без единого испытания.
Благородно? Да хрен знает.
Открываю дверь, и меня чуть не сносит Марат. Набрасывается на меня, хорошо не чмокает. Этого бы не пережил.
– Друг, Глеб! Это было невероятно! Черт, я просто в шоке. Как ты мог так открыться, а? Ну ведь шел первым, я был уверен, что опять, сучонок, придешь первым. А ты, – он пригрозил мне указательным пальцем, якобы ругает.
– Я сегодня просто был не в форме.
– А знаешь, что?
Смотрю на него вопросительно.
– Давай сюда шлем.
– Опять?
– Да, да. Давай.
Он выхватывает мой и отдает свой.
– Теперь все правильно.
Смотрю на зеленый шлем. Немного потрепанный. С надписью “Мы с другом вновь сошлись на трассе. Я, как и он, сегодня нервный.” Поднимаю взгляд. И я бы не сказал, что он дружелюбный.
– Ты меня, конечно, прости, друг мой наидрожайший. Но сегодня кто первый пришел? Правильно, я. Значит, и слова мои.
– Ты просто ошибся, когда все это писал.
– Зато от чистого сердца.
И уходит, насвистывая себе под нос какую-то мелодию. Лиля с ним, оборачивается к нам, улыбается и ведет плечами. Я в полном шоке. В руке так и остался его зеленый шлем, как напоминание о друге-придурке. Мила рядом хихикает. Трется об меня, как кошка.
– Марат! Лиля! – окликает их Мила. Начало второго действия, я полагаю.
Те двое обернулись, переглядываются.
– Поехали к нам? Отметим твою победу, – осеклась на секунду, – и день рождения Глеба.
– Да! – Марат возвел руки к небу в благодарном жесте.
А у меня снова шок.
Мы едем в машине молча. Мила сидит и смотрит в окно, думает о чем-то своем. Иногда шумно вдыхает. Украдкой поглядываю на нее. Пытаюсь считать эмоции. Но не получается. Мне бы разозлиться, потому что не люблю посторонних людей в доме. Да и планы на вечер были совсем иные, нежели развлекать кого-то помимо себя и Милы.
– Мила?
– Глеб?
Мы сказали одновременно, голоса смешались.
– Я подумала, что это неплохая идея. Они же, – Мила запнулась, – наши друзья? – в конце был вопрос. Или точка. По ее интонации понять сейчас сложно.
– А я думал, мы останемся вдвоем… – на Милу не смотрю, все внимание только на дорогу.
– Прости.
– Все в порядке.
Подъезжаем к дому одновременно с Маратом. Паркуемся и так же вместе выходим. На этот раз хлопки дверьми не синхронны.
– Ну не хрена себе, – Марат обводит глазами наш дом. По мне обычная высотка, новостройка. Таких по Москве много.
– Что встали? Идем, – гостеприимством от меня и не пахнет.
В лифте едем все молча. Мила потупила взгляд, Марат все оглядывается по сторонам даже в таком тесном пространстве, Лиля иногда поглядывает на меня, смущенно улыбается. Хочет казаться приветливой.
Дома идеальный порядок, приятный аромат каких-то цветов, несладких – ароматические палочки. Находка Милы. Вообще, наш уютный дом – полностью ее заслуга. Мне приятно возвращаться сюда, домой. Туда, где тебя ждут.
– Вы проходите, чувствуйте себя как дома, – Мила показывает на гостевую ванную и туалет, помогает расположиться. Настоящая хозяйка. Даже захотелось пошутить: и кому такая достанется? А, вспомнил – она моя.
– Что заказать? Пиццу? Суши? Или из ресторана что-то? – две пары глаз уставились на меня.
– Давай пиццу, – придав голосу непринужденности, ответил Марат.
Мы прошли на кухню. Здесь также повисла неловкость. Мила засуетилась, предложила сначала выпить чай. Дурацкое предложение, но одергивать не спешу. Даже стало интересно наблюдать за всем этим действием. Кто и что скажет? Кто и что сделает?
– Спасибо, что пригласили, – тихо сказала Лиля, нарушая наше молчание.
– Вам спасибо, что приняли приглашение, – снова молчание.
Я сижу, откинувшись на спинку стула, скрестив руки на груди, и наблюдаю за всеми. Начинаю улыбаться.
– Ну все, хватит уже. Такие все сразу понурые стали. Расслабьтесь.
– Расслабьтесь, хозяин разрешил, – слышу голос Милы. Удивляюсь. Брови ползут вверх. Она переняла от меня не только ругательства, но и сарказм. Темная Мила. Хочешь наказания ночью?
Сначала прыснул Марат, потом осекся. Смотрит на меня и ищет ответ (а может одобрения) в моих глазах. Я же зритель, только наблюдаю. Потом прыснула Мила, закрывая лицо руками. Ее плечи подрагивают. Понимаю, что она смеется.
Не выдерживаю и смеюсь следом. Напряжение ушло, будто его и не было. Неловкости, впрочем, тоже.
Мои планы снова нарушены. И никем иным, как Милой. Но сейчас, глядя на тех, кто за столом приятно общается на отвлеченные темы, я рад. Первый раз в жизни я рад сорванным планам.
Мне сейчас хорошо. Именно здесь и именно сейчас. По одну сторону друг, что придурок. По другую – Мила, что просто рядом.
Как-то все гармонично складывается, несмотря на такие разные жизни и судьбы.
В моем бокале красное вино. Коллекционное. Его подогнал мне один коллега, которому нужна была консультация по покупке спортивной машины. Первый раз в своей жизни я советовал. И мне это понравилось.
Мила тоже нет да нет, но подносит бокал к губам. В это мгновение ее взгляд красноречив. Она заигрывает со мной, флиртует. Призывно облизывает губки, когда на них остаются капли вина. А я прикрываю глаза и представляю, что именно эти капли слизываю своим языком. Кайф.
Марат что-то рассказывает, слушаю его в полуха. Я мыслями уже в спальне, расстегиваю молнию на ее платье, провожу рукой вдоль позвоночника. Опускаю ниже и сжимаю ягодицы.
– Забыл! – Марат резко вскакивает со стула и направляется к выходу, спросив только как зайти обратно.
В курсе происходящего только Лиля. Она загадочно улыбается. Надо признаться, очень мило.
Он возвращается спустя минут пятнадцать. Немного запыхавшийся, опять с румянцем на щеках. Сразу ассоциация с неотесанным мальчишкой, каким он всегда и был в душе.
– Я это… подарок тебе приготовил. Вот… – в руке самый дурацкий картонный пакет с шариками. Они такие безвкусные и корявые, будто он сам их рисовал.
– Ты же вроде подарил.
– Нет.
– Стих? Я его почти уже выучил. Продолжение тебе напишу и напечатаю на футболках. Подарю потом тебе на день рождения, – говорю это и понимаю, сказал не подумав. Но я обязательно это сделаю.
– Да нет, это так. Почти импровизация. А вот подарок, – протягивает мне, наконец, этот пакет.
Марат смотрит в пол. То ли стесняется за подарок, то ли боится, что не понравится. А у меня такое тепло разливается внутри. Ведь это первый подарок от друга. Серьезно. Мальчишки из интерната в Англии никогда и ничего не дарили, просто поздравляли. Парни из общаги все в той же Англии также. Раньше думал, что не принято у них. А может, не заслужил. Ведь никогда и никого из их не считал близким и тем более другом. А тут…
Руки немного потряхивает. Пытаюсь успокоиться, не хватает еще расчувствоваться. Пусть это будет прерогативой Марата.
Несмело открываю пакет. Там запакованная коробка. Хочется замычать от удовольствия. Он ее упаковал в бумагу с такими же воздушными шариками.
Улыбаюсь. Первый.
Теперь уже торопливыми движениями разрываю эту упаковку. Нетерпение. Оно на кончиках пальцев, что ускоряет движения.
– Бл*ть… – смотрю во все глаза на друга. Как такое возможно, что именно тот, чья дорога ну никак не могла пересечься с моей, окажется близким и дорогим мне человеком?
– Я как-то слышал, что она была тебе очень дорога. Раньше…
Мила стоит рядом. Молчит, потому что сейчас любое слово будет лишним, даже опасным.
– Тойота Супра, – читаю на упаковке. – Чтобы склеить модель, Вам понадобится… – перестаю читать. В горле противный ком.
– Там еще скидочная карта магазина, если что, – он подходит ближе и роется в пакете в поисках уже никому не нужной карты. Бесполезные действия, чтобы заполнить пространство. Момент яркий и режущий.
– Спасибо, друг. Еще раз, – смотрю в глаза. Марату приятно.
Кто такой друг? Я задумывался над этим и раньше. Когда хотел разделить с кем-то радость первого концерта, первого матча. Когда заходил в бар, где иногда зависал в одиночестве в попытке немного расслабиться. Видел группы парней, что громко обсуждали какой-то новый сериал Нетфликс. Они пили пиво и ели фисташки. Громко ругались, а потом смеялись. Никогда особо не любил пиво. Но ради таких моментов я бы с удовольствием выпил пинту. Эмоции от покупки машины я бы тоже разделил с другом. Если бы он у меня был. Тогда. Но его не было. И я привык к одиночеству.
Марат появился неожиданно. Ворвался грубо и отвязно. Но сейчас я ему благодарен.
Так кто же такой друг? Может, это тот, кто будет настойчиво навязывать свою компанию, даже если ты в ней не нуждаешься? А может, тот, кто никогда не будет говорить тебе того, что ты хочешь, а скажет правду, пусть и не всегда приятную? Может тот, кто закажет тебе проститутку Анечку? Будет смотреть в сотый раз фильм про гонщиков и тырить твои чипсы? Сочинит дебильный стих? Подарит то, что некогда было сломано? Друг, оказывается, всегда был рядом, стоило только получше присмотреться.
Глава 29.
Воспоминания из дневника Милы.
Не знаю, стоит ли писать о таком в дневнике, но мне безумно хочется с кем-то поделиться.
В тот день у Глеба был день рождения. Я хотела сделать этот день особенным для него. Чтобы запомнил. Обычно так говорят, когда предстоит расставание.
Особенный кофе, особенный завтрак – все хотелось сделать особенным. Насколько у меня получилось – оценивать не мне.
Тот вечер тоже был необычным. Мы первый раз принимали гостей. И не просто гостей, а друзей.
– А от тебя мне ждать подарок? – Глеб подошел тихо, даже незаметно. Мягкой поступью.
К его поцелуям привыкла, но каждый раз в местах соприкосновения возникает покалывание. Сейчас оно на шее сзади.
Сердце начинает биться чаще. Никогда не могла это контролировать. Я всегда волнуюсь и переживаю. Можно ли вообще привыкнуть к тому, что мы с Глебом стали… кем? Близкими? Возможно.
Однажды вечером он признался, что ему со мной хорошо. Это не признание в любви. Наверное, я этого и не заслужила. Но даже такие слова очень ценны.
Ночью бывает холодно, потому что Глеб включает кондиционер. Его кожа всегда горячая, пылающая, словно он живым выбрался из открытого огня. А мне же всегда холодно. Я люблю прижаться к нему, чтобы он согрел меня. Это же не смертельно, ощущать такой жар, от которого собираются бисеринки пота на спине?
Мне нравится быть близко к нему физически. Потребность базовая, лишившись ее, можно умереть.
Он никогда не отталкивал меня, хоть и ворчал потом утром, что ему так и не удалось выспаться из-за меня. Мой хмурый и сердитый Глеб. Как много мне хочется тебе рассказать. Иногда возникает мысль оставить незакрытую тетрадь, чтобы ты случайно ее нашел и прочитал все мои воспоминания. Увы, я не такая смелая, как ты думаешь.
Я снова прервалась… Подарок…
Он был тоже особенным. И я долго на него решалась.
– Мой подарок ждёт тебя в спальне, – смотрю в его глаза, в них смешинки, что заигрывают задорными огоньками, предвкушают вкусную победу над моими.
– Правда? Что-то я его не заметил, когда заходил туда, – Глеб провоцирует, он любит это делать, а потом руководить, командовать, повелевать.
Иногда я задумываюсь, какая женщина ему бы подошла? По-настоящему. Кого бы он выбрал? Такие мысли губят, скручивают внутренности в узлы.
– Пойдем покажу, – беру руку Глеба, она всегда горячая, и веду наверх.
Возможно, со стороны я выгляжу смелой, знающей на что иду, обворожительной. Стоит присмотреться получше в зеркало, и я увижу роковую женщину в самом прекрасном белье, с красной помадой на губах и соблазнительными изгибами тела? Но нет. Там будет просто Мила. Скромная, в чем-то очень стеснительная, изредка дающая волю своим чувствам и желанием. Только с ним, только с Глебом. Никогда бы не подумала, что человек может так повлиять на другого человека.
Мы проходим в спальную, как-то немного неловко показываю на кровать. Ведущую роль всегда тяжело исполнять. Ведь все ждут от тебя идеально рассказанную историю, с чувством, с экспрессией. Смогу ли? Потяну ли?
Но сейчас я хочу примерить ее, стать примой в нашем импровизированном спектакле, о котором Глеб даже и не догадывается.
Он сел на край, скрестил руки на груди. Красивый. У меня не было шансов, никогда.
Стою, облокотившись на комод, кусаю губы, потом перехожу на внутреннюю сторону щеки. Мне страшно. То, что хочу сделать, то, что хочу подарить и возбуждает, и сковывает. Это от страха совершить ошибку.
Медленного расстегиваю блузку. Пальцы холодные, я вообще вся дрожу. Не вовремя мелькает мысль, что стоило ему купить, например, другую модель сборной гоночной машины. Да хоть ту же Супру, было бы у него их две.
– Ты раздеваешься, чтобы заняться сексом? – Глеб спрашивает прямо, никогда не любил юлить. И смотрит так же прямо, цепко, вытаскивая ответы.
Просто киваю, дважды. Ухмыляется, в глазах знакомые мне чертята, ликуют и празднуют. Они мне нравятся, проказники.
– Я в душ! – соскакивает с кровати, оставляя меня одну. И каждый раз это пытка. Боюсь, что дверь закроется и больше никогда не откроется. Наваждение.
Мну край блузки. Может, убежать и скрыться?
Но вместо этого делаю глубокий вдох и снимаю с себя всю одежду. Не так красиво и без музыки, как играло мое воображение. И быстро забираюсь под одеяло. В попытке согреться и немного унять дрожь.
Глеб вернулся быстро, спустя минуты три. Не находит меня у комода и как-то расстраивается, на мгновение. Потом замечает меня под одеялом, а чертята мне машут ручкой, они со мной, рядом.
– Думал, сбежала.
– Нет, не сбегу, если сам не прогонишь…
– А есть за что? – вопрос, на который хочется ответить, но буду молчать до последнего. Так будут исчисляться мои счастливые дни с Глебом.
– Ты так и будешь там стоять, Глеб Навицкий? – пытаюсь придать голосу бодрости, даже сексуальности.
Он бросается на меня, как зверь, с рычанием. И зажимает в своих лапах. Делает сначала глубокий вдох, зарываясь руками в мои волосы. Дышит шоколадом, как всегда говорит. А я таю, как тот же шоколад в горячих руках, стекаю сладкими потеками.
– Глеб? – голос тихий.
– М? – целует шею, нежно, поцелуи медленные, он словно испытывает удовольствие просто касаться меня губами.
– А помнишь, я как-то спрашивала, чтобы ты хотел…
– Угу, – не отрывается, поцелуи становятся влажными, горячая дорожка тянется до груди.
– Я бы… хотела… – дыхание глубже, он всегда так на меня действует.
– Что, Мила? – он правда не понимает?
– Ты знаешь…
– Нет, скажи.
Мои руки за головой, он удерживает их. Когда Глеб целует мою грудь, я люблю зарываться пальцами в его волосы и оттягивать их. А Глеба это раздражает, неимоверно. Он держит крепко, мне не вырваться. А когда не можешь пошевелиться, испытываешь чувство запретного возбуждения. Сопротивление становится игрой, которая нужна двоим. Мы об этом знаем, но никогда не признаемся вслух.
– Я хочу попробовать… сделать…
Он приподнимает голову, поцелуи прекращаются, и мне хочется захныкать. Смотрит хитрыми глазами, улыбается, потому что понял, что я хочу сказать. Только не помогает мне.
– Ну? Договаривай?
Мне кажется, я покрылась румянцем с головы до пят.
– Хочу сделать тебе минет, – смотрю прямо на него. Пусть видит такой – раскрасневшейся от смущения.
Улыбка, что растягивается на его лице, превосходна и очаровательна. Она всегда меня цепляла. Но сейчас раздражает.
– Что? – смотрю укоризненно.
– Ты знаешь, что ты сейчас такая милая, – он проводит рукой по моим волосам, очерчивает скулу, а потом большим пальцем оттягивает нижнюю губу, надавливает.
– А ты сейчас раздражаешь.
Глеб смеется, но взгляд не опускает. Он такой же темный, как и был.
– Раздражаю так, что отсосать хочешь?
– Глеб! – ныряю под одеяло… это уже слишком.
– Ладно, иди сюда, – откидывает одеяло и находит мои губы.
Рвано целуемся, словно резко переворачиваем страницу.
Действую по интуиции, по наитию. Как в танцах. А что есть секс, если не танец двух людей.
Своими руками сжимаю его руки. Они всегда казались мне сильными, если не стальными. Властными касаниями Глеб всегда доводит меня до края пропасти. Падать приятно, потому что он рядом, держит. А само падение – это полет ласточки.
Целую его руки, сильную шею, спускаюсь ниже. Даю волю своим рукам. Глаза держу закрытыми, так чувства острее, да и смотреть на Глеба пока не решаюсь. Боюсь увидеть в его глазах раздражение, что делаю что-то не так.
Но слышу его дыхание, оно стало глубже. Руками зарывается в мои волосы, а потом слегка оттягивает их, приподнимает мою голову, чтобы наши взгляды встретились. Черная воронка, что выпускает самых опасных демонов. Я боялась, что могу своими неумелыми касаниями его раздражать? Глупая Мила. Он также горит, также на краю пропасти. Наш обрыв – не гибель, а спасение.
Пальцами провожу по резинке боксеров. Вот он переломный момент, когда пути назад может не быть. О чем это я? Его уже нет. Как бы страшно мне не было, я сделаю то, что хочу. То, что хочет Глеб.
Он помогает мне избавить его от этого ненужного элемента.
Глеб красив. Весь. Медленно опускаю взгляд, чтобы разглядеть его член. Ухмыляюсь и пытаюсь скрыть улыбку. Не тот момент, когда уместно будет показывать ее. Но все-таки не сдерживаюсь и улыбаюсь, потому что мне нравится. Я перед ним на коленях, подчиняюсь и собираюсь ласкать его. Понимание этого взрывает.
Снова смотрю в его глаза. И уже не отрываясь, наклоняюсь ближе и целую головку. Глеб шумно сглатывает, вижу как дернулся его кадык. Но ни звука, ни слова.
Ощущения странные. Мне не противно, наоборот, что-то странное происходит внутри. Словно возбуждение нарастает. Но такого не может быть. Как можно от этого действия заводиться? Магия.
Глеб не отрывает от меня свой взгляд, следит за каждым движением моих рук, моего языка. Я обвожу им головку и вбираю ее в себя. Мне приятен его вкус. Сейчас он еще чужой, но понемногу привыкаю к его терпкости.
Глеб шумно вбирает воздух. Понимаю, что действую правильно, верно. Смелею и пытаюсь захватить его член глубже. Закашливаю, это слишком. В уголках глаз собираются слезы.
– Не торопись, – его голос вибрирует.
Я слушаюсь и возвращаюсь к тому, с чего начала. С каждой секундой ускоряясь. Это не похоже на то, что описывают в романах, то о чем пишут на разных форумах (а ведь я готовилась). Я впитываю его эмоции, считываю. Именно сейчас Глеб, как открытая книга. Он уязвим и будто кутается в неге. Мое наслаждение заключается в этих самых эмоциях, чтобы пить их.
– Хватит, сейчас взорвусь, – Глеб поднимает меня на ноги и кидает на кровать, чтобы снова навалиться сверху.
Секс дикий, Глеб словно сорвался с цепи. Поцелуи жесткие, мажут по коже, толчки голодные.
Я отрываюсь от земли, лечу в эту пропасть. Прыжок на пальцах в самую бездну. Звезд я не вижу, это выдумки глупых и несмышленых девчонок. Это сильный спазм, что обездвиживает все тело. Пытаешься сделать вдох, но кислорода нет, воздух тяжелый.
– Мил? – голос Глеба далекой, но почему-то слышится очень близко, его дыхание щекочет.
– Что?
– Ты как?
– Можно я не буду отвечать? – звуки, что складываются в слова, даются с трудом, мне приходится прикладывать усилия.
– Нет, ответь.
– Мне безумно хорошо. С тобой. Но кажется, я сейчас закрою глаза и все исчезнет, будто ничего и не было. Искра, что вспыхнув, погасла.
– Слишком много слов теперь.
– А ты? Тебе как? – выдавливаю улыбку, мышцы пока не под контролем.
– Ох*енно, балеринка. Все триста по прямой, – Глеб откинулся и закрыл глаза.
Каждый из нас думал о своем. На форуме писали, что девушка после секса хочет говорить о чувствах, а мужчина же только отмалчивается. Странные они, те девушки. Потому что сейчас в нашем молчание мы говорим даже больше, чем сидя за кухонным столом.
Но если бы я знала, что эта наша последняя ночь, я бы многое сказала Глебу. А может быть, попросила прощение. Да, я бы сделала это. Жаль, что маховик времени – артефакт не нашей истории. Ах, да, потому что мы не в сказке.
Глава 30.
Глеб.
Вы когда-нибудь стояли на краю обрыва? Внизу даже нет намека на землю, там тьма, пугающая и завораживающая.
Я стою рядом с таким обрывом. Воздух здесь опьяняет свободной. Но она кажется наказанием. Сделай шаг и… Что будет тогда? Ты будешь парить в эйфории, или тебя обуяет смертельный ужас? Ведь конец этого падения только один – смерть.
Закрываю глаза, чтобы рискнуть и прыгнуть в эту тьму. А потом открываю – и пячусь назад.
Ожидание чего-то неминуемого будто нависает. Я также стою рядом с обрывом. Вот я уже чувствую эти эмоции, что бушуют, как предштормовое море. Тьма близко, можно уже коснуться рукой.
Мои дни похожи как один. Ранние подъемы, дорога в офис, переговоры, договоры, конференции, пустая болтовня, в перерывах кофе. Скучно и однобоко. Мне не хватает драйва, к которому привык. Находясь в своем кресле, по венам больше не течет адреналин, под ногами больше нет педалей, а если посмотрю прямо, то увижу только стеллаж. Он пустой, как и моя голова сейчас.
Дверь открывается тихо. Шаги такие же тихие. Аккуратные, маленькие. Ее зовут Рита. Теперь я это запомнил. Глаза опущены, ресницы подрагивают. Она ставит чашку с кофе на стол и слегка улыбнувшись выходит.
Мы с ней больше не общались и уж тем более не целовались. Тогда была просто проверка. Мне самому себе. И я ее не прошел.
Сигнал селектора нарушает тишину пространства. Он мерзкий.
– Глеб, зайдешь на минуту? – отец.
Встаю и направляюсь к нему в кабинет. Прохожу мимо Риты и отчего-то хочется сказать ей что-то ободряющее. Сидит такая поникшая. Предложил бы прогуляться до кафе, но, думаю, сейчас это будет лишним.
– Рит? – не выдерживаю я.
Взмах ресниц. Ее зеленые глаза правда ведьминские. Они яркие, что не сразу нахожу, что сказать.
– У тебя что-то случилось? Ты сегодня какая-то…
– Какая?
– Грустная и печальная. Если что-то произошло, то ты можешь…
– Что я могу, Глеб? Подойти и поговорить? А может, пожаловаться тебе на моего обидчика? – голос немного дрожит.
– Почему нет?
Она ничего не отвечает, просто берет ненужный сейчас документ и листает его. Такая глупая и детская попытка казаться занятой.
Без стука захожу к отцу. Тот в неизменном положении – за монитором. На глазах очки в тонкой оправе. Даже через линзы вижу его строгий взгляд, которым он всех запугивает. Так же он на меня смотрел все детство. Изредка всплывают моменты его улыбки на лице, еще реже смех. А я бы хотел снова его услышать. Хоть на мгновение, чтобы знать – отец еще такой же, как был в самом моем раннем детстве.
– Присаживайся, – жестом указывает на стул напротив.
Раньше бы ослушался и сделал наперекор. Например, сел на совершенно другой стул, положил нога на ногу и уставился таким же взглядом.
А сейчас я сажусь ровно на то место, на которое он мне указал. Почему? Да хрен его знает. Наверное, потому что надоело строить из себя обиженного мальчишку. Ведь на краю обрыва будешь вспоминать все только самое хорошее, что было. Тогда зачем плодить плохое?
– Ты ознакомился с последними договорами, что я тебе выслал? Что думаешь? – отец скрестил руки на груди. Теперь он экзаменатор, а я нерадивый студент.
– Хм… неплохо, но мне не нравится, что по этим расчетам мы будем работать себе в минус. Нам на руку играет только то, что имя у компании громкое.
– Что сделать, чтобы выйти на прибыль?
Я смотрю на него и долго решаюсь сказать то, что пришло мне в голову.
– Если честно, я бы разорвал договор и не работал с ними.
– Почему? – отец никак не показывает, как он отнесся к моему предложение.
– Мы тоже крупная компания. Зачем подстраиваться под кого-то, если они должны подстраиваться под нас.
Отец смотрит так, что ни одна мускула не трогается на его лице. Сверлит взглядом. А потом Павел Навицкий, мой отец, рассмеялся. Я же хотел услышать снова этот смех. Пожалуйста, Глеб.
– Я сказал что-то не то? – решаю задать свой вопрос.
– Нет, Глеб. Ты молодец, – его взгляд падает на часы, – как ты смотришь на то, чтобы пойти пообедать?
– Да, хорошо, – стараюсь придать голосу обыденный тон. А что, меня же каждый день отец зовет пообедать, что уже не знаю, как отказать.
Выходим из здания. На улице весна, наконец-то. Теплые дни и светлое небо. Вдыхаю этот свежий воздух. У обрыва он другой, густой и опасный. Сейчас же легко и как-то радостно.
