Девятый всадник. Часть I

«Но сможем ли мы скрыться, если здесь хозяйничают якобинцы?» – спросил он ее. Мучительно хотелось курить, но весь табак и принадлежности остались в запертой комнате. «В первые дни всегда переполох. Я видела это в Париже, в Брюсселе…», – Юлия откинулась назад, поправила волосы. Ее спокойствие Кристофа поражало. Любая другая давно бы лежала в обмороке, билась бы в тревожной истерике. А баронесса словно знала, что все закончится хорошо.

«Но не отрежут ли они пути сообщения с Амстердамом?» – продолжал размышлять вслух Кристоф, все более досадуя на невесть где запропастившегося слугу. К тому же, подспудная тревога грызла его: а если Якоб не вернется? Или кого-нибудь приведет за собой?

«Я так думаю, в Амстердаме сейчас творится то же самое», – спокойно проговорила его спутница. Кристоф отвернулся. Менее всего хотелось ему показываться перед Юлией трусом – но так и было. Все пути к отступлению отрезаны. Напрямую в Копенгаген не отправишься. Хотя… Они и впрямь мало чем рискуют. Разве что его бумагами. Для якобинской военной разведки там будет очень много чего интересного. В крайнем случае, документы можно повторно зашифровать, а их оригиналы сжечь. Чем он и занялся бы, если бы имел доступ к своей комнате. Уже начал думать – а не вышибить ли дверь силой? Или все-таки постараться попросить у трактирщика запасной ключ?

«Ваш русский сюда вряд ли доберется», – проговорил он далее. – «А вы случайно не сможете припомнить его фамилию?»

«Зачем я вам должна об этом сообщать?» – Юлия взглянула на него пристально. – «Да и потом, он должен сам меня найти».

«Я думаю, что он уже давно в Амстердаме», – Кристоф выдержал ее взгляд. – «Знаете, если этот олух встретится мне в Петербурге…»

«А если он не явится, то можете ли вы выполнить его поручение?» – спросила баронесса. – «Я думала об этом в ваше отсутствие…»

Кристоф пожал плечами. «Почту за честь», – бросил он несколько небрежно, что было не вполне уместно в таких обстоятельствах.

«И потом», – добавил он. – «Что-то мне подсказывает – я именно тот человек, которого вы ищете. Слишком много совпадений».

Юлия запустила руку в висевшую у нее на поясе небольшую сумку. Вытащила листок. Шесть букв. И рисунок – косой крест в круге. Это был один из официальных шифров, которые передало ему через Корсакова дипломатическое представительство в Нижних Землях. Разгадку барон знал наизусть: «Озарение». Так и ответил. Юлия рассмеялась.

«Если бы вы поступили так раньше, все было бы гораздо проще. Но я на вас не подумала…», – проговорила она.

«Я так не похож на человека, действующего по особым поручениям?»

«Почему же? Но послать меня с поручением к родственнику…».

«Очевидно, полагали, что нам будет проще договориться…», – Кристоф улыбнулся в ответ. Тревога, несмотря на странное отсутствие слуги, уже прекратилась. «Но мне не говорили про Брюссель».

«Возможно, вас несколько».

«Не отрицаю. Но я все равно так вас не оставлю», – проговорил Кристоф.

Юлия смотрела на него пристально, не отводя глаз.

«Если бы вы сразу показали мне эту бумагу, то шевалье остался бы здесь…», – продолжил барон.

«…И вы бы об этом очень сожалели, не так ли?» – взгляд баронессы сделался теплым, зрачки расширились, придавая ее светлым глазам глубину. Кристоф снова побагровел. Стоило ли признаваться? Он только кивнул и добавил: «Я сейчас понял, что люблю вас».

«Ох, mon cher, не разбрасывайтесь такими фразами», – меланхолично улыбнулась дама.

«Но ведь это правда», – добавил барон.

Он подошел к ней и взял ее руки в свои. Она встала, не отнимая рук, – тонких, как веточки, и горячих, как раскаленные угли – и припала к его груди…

Дальнейшее Кристоф запомнил смутно: они целовались так, словно оба обезумели от страсти. Умело расправляясь с его одеждой, Юлия покрывала поцелуями его шею и грудь, и сама млела от его ласк, становившихся все более нетерпеливыми… Он уже гладил ее ноги и готов был перейти к более решительным действиям, но тут раздался стук двери, сменившись шагами по скрипучей лестнице.

«Герр Кристхен!» – в дверном проеме появился Якоб. – «Вы живы, слава Богу! А там бунт в самом разгаре…» Он был полураздет – очевидно, потерял свой плащ и шляпу в толпе, у сюртука половины пуговиц не хватало. Двусмысленность положения, в котором оказался его господин и вот эта знатная дама, Якоба не смутила.

«Отпирай скорее дверь!» – Кристоф постепенно опомнился от морока страсти. – «Ты как, цел?» Якоб кивнул.

«Завтра мы выезжаем. Срочно. В Амстердам». Добравшись до своих вещей, Кристоф вынул бумажник, отсчитал шестнадцать гиней и еще добавил несколько.

«Прошу тебя, доберись до порта. Высмотри баржу, которая отправится в Амстердам и выпроси места для пятерых». Увидев сомнение в глазах слуги, он добавил: «Ну, или место в трюме… Чего бы это не стоило. Если не хватит, скажи, что я потом еще добавлю». Этому латышскому парню дальнейших разъяснений не потребовалось. Взяв деньги, он ушел.

«Я надеюсь, его не обкрадут по дороге», – поделился он с Юлией, которая ловко, за какие-то секунды, смогла поправить истерзанный туалет и нынче смотрелась весьма респектабельно.

«Не обкрадут. И баржу для нас он найдет», – повторила она прежним, неподражаемым голосом, от которого барону захотелось продолжить действия, прерванные явлением слуги.

«Откуда ты знаешь?» – выдохнул Кристоф.

«Тсс…», – Юлия провела указательным пальцем по его губам, призывая к тишине. Затем скользнула ниже, к глубокой ямке на его подбородке, и еще ниже, к горлу, шее, впадине между ключицами… Далее фон Ливен уже не позволил ей продолжать. Отведя ее руку, он подхватил ее и бросил на кровать…

CR (1824)

Наверное, многие слышали про Барбару-Юлию фон Крюденер. Кто-то – особенно девицы – зачитывался ее романами – на мой вкус, весьма посредственными, про роковую любовь и страдающих девиц. Кто-то знает ее как «пророчицу», «жену, облеченную в Солнце». Но я – да и не один я, надо полагать – узнал ее как учительницу древнего Ars Amandi. И это – в охваченным революцией Антверпене, в страхе, что нас могут счесть подозрительными, что хозяин «Золотого Петуха» нас выдаст властям (хотя позже оказалось, что да, Йост ван Буссум состоял 20 лет в Братстве), с постоянной тревогой в сердце, что моего слугу ограбят и убьют, а из города мы так и не выберемся. Я могу сказать, что мадам фон Крюденер стала моей первой настоящей женщиной (всевозможные простолюдинки и шлюхи, которыми я лакомился с 13 своих годов – не в счет). И она научила меня плотской любви во всей полноте. Так, что я потом мог этим поделиться со своими избранницами.

…Если вы видели ее портреты, то можете понять, что образцом красоты моя тогдашняя спутница никогда не была. В других обстоятельствах я бы ее, возможно, даже не заметил. Но в ней была грация и вот это je ne sais pas quoi, которого, подчас, нет и в признанных красавицах. Ее самой обворожительной чертой был голос. Чтобы влюбиться в Юлию без памяти, достаточно было всего лишь закрыть глаза, и слушать ее – причем неважно, что именно она при этом говорит. Неудивительно, что мы вели длинные беседы обо всем на свете. С виду было сложно сказать, сколько ей лет, и я страшно удивился, когда она назвала свой истинный возраст – на десять лет больше моего. В силу своей юности я считал даже мужчин, которым удалось перевалить за тридцатилетний рубеж, стариками, – что уж говорить о дамах?

Когда оказалось, что Юлия стала пиетисткой, а потом и пророчицей, и даже возымела особое влияние на государя, который после Большой войны проникся мистическими настроениями, я долго недоумевал: как та, которая была близка к Розе и Кресту, решила возгордиться настолько, что отринула наши заповеди? Уж не выдаст ли она Тайну?

Многие из нас ее осуждали и называли самыми мерзкими словами – очевидно, из страха, что она возомнила себя Магистром и решила провести ни много ни мало – посвящение самого Государя. Одно из этих не всегда справедливых обвинений правдиво – баронесса фон Крюденер и в самом деле была большой авантюристкой. Чего стоит ее поездка по охваченной пожаром возмущений и войн Европе в 1790-х? Не каждая может на это решиться. А ее роль в тайной дипломатии тоже многого стоит.

…Я встречал ее в 1817-м. Юлия дала понять, что прекрасно все помнит, я же притворился, что вижу ее впервые. Невольно вспомнились мне строки из Катулла – некий Постум делил ложе с блудницей, которая затем стала жрицей Дианы. Как и этот герой, я желал воскликнуть: разве ты достойна общаться с Богами? Баронесса, конечно, сильно переменилась, превратившись в благообразную старушку. Но ее голос остался прежним – закрыв глаза, можно было представить ее четверть века тому назад. Если она таким голосом рассказывает Государю – и все желающим – о Господе, то представляю, сколь много поклонников она собирает и скольких она вгоняет в экстаз своими проповедями – причем в экстаз далеко не только религиозный. Неудивительно, почему Юлия достигла успехов именно на этом поприще.

Ее дочь София, которую я помню маленькой девочкой, продолжила дело матери, но у нее не было таких способностей, да и замужество, пусть даже с приверженцем мадам Крюденер, положило конец ее деятельности. Сама Юлия умерла в 1824-м в Крыму, подорвав здоровье постоянным умерщвлением плоти. Похоронили ее там, где она скончалась, – Фитингофы от нее отреклись окончательно, Крюденеры, включая ее старшего сына Павла, которого она бросила с отцом совсем малюткой, ее ненавидели. Я же стараюсь хранить воспоминания о той, какой она была в 1794-м – решительной и вдохновенной, расчетливой и разумной.

О судьбе шевалье де Фрежвилля, с которым я поссорился и помирился на протяжении 10 минут, я расскажу отдельно. Мы с ним тоже встретились. Но не через 20 лет, а гораздо раньше…

Антверпен, октябрь 1794 года

Якоб явился под утро, когда его отчаялись ждать. «Насилу смог договориться», – сообщил он своему господину и его любовнице. Они уже собрались, забрали у Йоста Софи с ее няней, и собрались в ожидании отхода. Трактирщик сообщил, что к нему уже подходили с предложением – или, скорее, требованием – взять постояльцев-французов, поэтому надо было им выезжать. Впятером у самого него они не поместились бы, и делать ничего не оставалось, кроме как попытать судьбу и попробовать выбраться из Антверпена рано утром, пока все еще спали.

Якоб потом рассказал, что выиграл у капитана баржи «Эглантина» место в трюме. Но надо было поспешить, так как отправлялись они через полчаса.

…«Эглантина» перевозила в Амстердам дрова. Они спустились в трюм, и лишь только баржа отчалила, их всех сморил нервный сон. Сырость, зябкий холод, поскрипывание кормы, плеск холодных волн, тяжелые шаги, время от времени раздающиеся сверху – ничто не мешало им. Проснулись только тогда, когда уже причаливали. Софи няня все не могла добудиться. «Что с ней?» – обеспокоенно прошептала Юлия. «Горячая вся», – грустно проговорила нянька. «Mein Gott», – вздохнула она. – «Как не вовремя. Ну ничего. Надеюсь, доктор сможет с этим что-то сделать».

Столица Нижних Земель встретила их туманом. Шпили церквей, изогнутые линии крыш, мачты кораблей в порту даже серая неподвижная гладь каналов – все тонуло в белой дымке. Они сошли на берег после того, как баржу разгрузили и отвели в западный док.

Юлия, казалось, знала, куда им следует отправляться дальше. «Laurielgracht, дом под лебедем», – сказала она первому встреченному им извозчику.

Баронесса тихо пояснила: «Там тебя встретит тоже наш человек… Оставь у него бумаги. И далее – жди».

«Снова ждать?» – Кристоф сказал несколько разочарованно. – «Кого же на сей раз?»

«Тебе должно прийти назначение», – продолжала Юлия.

«Но… как же ты?»

Извозчик оглянулся при этих словах. Потом проговорил на чистейшем французском: «Не беспокойтесь, m-r le baron. „Мария-Амалия“ отправляется в Копенгаген сегодня вечером», – Фрежвилль, а это был именно он, снял картуз и добавил: «Как видите, кучером мне притворяться идет».