Песня Вуалей

– Нет, Хар, – с сожалением отказалась я. – Слишком много работы, заказ сложный, а времени мало. Пока я спокойна и собранна, надо хотя бы набросать основу.

– Что же это за заказ такой?

– Не могу сказать, – вздохнула я. – Подписала договор о неразглашении, – пояснила, виновато пожав плечами.

– Иллюзионисты начали выполнять секретные заказы для Венца?[6 - Имеется в виду императорский венец, символ верховной власти.] – иронично улыбнулся Бьорн.

– Почти, – хмыкнула я. Не совсем для Венца, а для одного из первых претендентов на него в случае – не дайте, конечно, боги! – внезапной гибели императора.

– Лейла, ты, главное, в случае чего не забывай про своих кровников, – вдруг очень серьезно прогудел Бьорн своим солидным басом.

– В смысле? – настороженно уточнила я.

– В смысле, мы тебя всегда поддержим. В любой ситуации. Тебе есть кого просить о помощи.

– О помощи с чем? – Нет, я догадываюсь, на что он намекает. Но… как узнал? Откуда? Вряд ли Пир кому-то проболтался. Не то чтобы я жаждала скрыть все от друзей, просто не хотела расстраивать по пустякам. Тем более ничего столь ужасного пока не случилось. И, если Инина[7 - Инина – богиня судьбы и удачи, изображается в виде женщины без лица, держащей в руках две маски, одна из которых улыбается тепло и ласково, а вторая – насмешливо и зло. По поверью, человек, увидевший настоящее лицо Инины, получит безраздельную власть над богиней, поэтому изображать ее лицо запрещено. Нарушение запрета карается очень жестоко, порой – смертью. Считается богиней Иллюзионистов. Цвет – зеленый, одновременно обозначающий и радость жизни, и уныние, в зависимости от оттенка. В противовес Асиду (богу смерти), определяющему, когда человеку жить, когда умереть, и определяющему наказание или поощрение по результатам, Инина сопровождает и плетет жизненный путь человека, одаривая или испытывая его по своему усмотрению.] приласкает, не случится.

– Да так, в общем, – пожал могучим плечом Бьорн.

Больше мы тревожной темы не касались, хотя Хаарам порой поглядывал на меня с задумчивым интересом. Болтали о чем-то постороннем, а часть времени просто молчали. Я шла посередине, взяв мужчин за руки, и чувствовала себя удивительно легко. Так, наверное, ребенок рядом с родителями чувствует себя маленьким центром мира, которому ничто не может угрожать.

По сравнению с ними, особенно с Бьорном, я и со стороны выглядела ребенком.

Этот человек, происходящий из семьи потомственных офицеров, внушает всем незнакомым людям ужас и трепет. Огромного роста, с широченными плечами, мощный и при этом удивительно ловкий. Его суровое лицо с рублеными чертами может показаться красивым только тому, кто видит красоту в южных ледяных морях и их промерзших до самого Нижнего мира безжизненных прибрежных скалах, омытых седыми волнами.

Что никого не оставляет равнодушным в облике Бьорна, так это его великолепная коса настолько яркого рыжего цвета, что боязно дотронуться до нее рукой – того гляди, обожжет. Толщиной, между прочим, с две руки и длиной до пояса; на зависть многим девушкам, включая меня. По родовому обычаю Берггаренов молодые мужчины не стригут волосы до появления сына. Когда наследнику исполняется три года, отец состригает косу и мать плетет обережный пояс из специальных нитей и этих волос. Мать же «жертвует» по пряди волос каждому ребенку, не только старшему, и делает из них «детские» обереги, которые защищают малышей с самого рождения.

Вернее, обычай этот существует не только в их роду, он довольно распространен на их исторической родине, в Халлее. Предок Бьорна уехал оттуда в связи с какой-то мутной околополитической историей лет триста назад, и с тех пор Берггарены верно служат новой присяге.

– Ладно, господа, я вас покину. Спасибо, что проводили, – улыбнувшись, я по очереди чмокнула друзей в подставленные щеки. – Пойду думать.

– Не перестарайся, – усмехнулся Хар. – Я к тебе завтра загляну, есть дело.

– Конечно. Хорошего вечера!

Ночь я просидела, углубившись в подсчеты и размышления. И это к лучшему – неприятные мысли и предчувствия не то чтобы совсем оставили меня, но осели в дальних углах сознания, вытесненные более насущными переживаниями. Я, прекратив преждевременные стенания по безвинно загубленной жизни, вдумалась в смысл поставленной передо мной задачи и ужаснулась.

Объем работ, который предстояло выполнить меньше чем за трое суток, был чудовищен. Однако интересная задача всерьез захватила меня, несмотря на суеверный страх перед Вечным Странником и его недостижимой возлюбленной.

Историю, а вернее, сказание о Безумной Пляске я знала отлично, как, впрочем, любой коренной обитатель Южной Земли[8 - Один из трех мировых континентов. Южная Земля и Северная Земля находятся на одной стороне Среднего мира, соответственно в Южном и Северном полушариях. Эти два материка поделены между множеством государств и неплохо исследованы. Третьим континентом, расположенным в экваториальной части оборотной стороны планеты, является Дальняя Земля; там попадаются человеческие поселения, в основном на побережье, но континент почти не изучен.]. Согласно легенде, Вечный Странник однажды влюбился в смертную девушку. Та была то ли танцовщицей, то ли лицедейкой, то ли просто беззаботной дочерью любящих родителей. Она была прекрасна, юна и невинна, но что ожидало ее подле самого страшного из богов, способного принести смертным лишь ужас и муки? Говорят, Страннику так отомстила за оскорбление жестокая шалунья Глера[9 - Глера – богиня многоликой любви и страсти. Не только любви между мужчиной и женщиной, но любви к себе, к детям, к родине, к родителям; страсти плотской, страсти познания и азарта заядлого игрока. Противоречивая, как все женщины, она то выступает самой верной из жен, то – ветреной взбалмошной девицей, влюбчивой как кошка и мстительной как кинак. Имеются у нее два противоречивых символа, паучиха и бурий: первая как образец жестокости и мстительности, второй – как эталон верности и самопожертвования во имя любви. Хотя самый любимый и применимый атрибут – все-таки паутина или сеть. Глера всегда изображается либо с растянутой между растопыренными пальцами паутиной (которую, к слову, плетут специально прикармливаемые при храме пауки), либо плетущей рыбацкую сеть, либо в эту самую сеть завернутой. В остальном же бывает или совершенно обнаженной или, напротив, закутанной в множество слоев ткани, под которыми теряется образ. Кроме того, даже возраст ее не имеет определенной величины: это может быть совсем юное воздушное дитя, может быть роскошная женщина, а может быть желчная старуха. Ее цвет – желтый, цвет солнца и песков.]; иначе никак нельзя объяснить столь внезапное и сильное чувство сурового и лютого божества к обычной, в сущности, девушке.

Зимний солнцеворот, равно как солнцеворот летний и дни равновесия (иначе говоря, равноденствия), – крупные праздники не только для смертных, но и для богов, и для всевозможных нелюдей.

Летний солнцеворот – страшное время, когда можно запросто стать жертвой шутки опьяневшего божества или расшалившегося волшебного существа. В этот день люди не выходят на улицы без масок, и считается правильным менять маски по меньшей мере дважды в день. Тогда, по поверью, нечистые намерениями высшие и стихийные силы не успеют всерьез заинтересоваться и навредить.

В день зимнего же поворота года все несколько спокойней, это веселья людей. В это время даже боги обязаны соблюдать законы мира смертных. Хотя маски являются столь же неотъемлемыми частями праздника. Только если в летний солнцеворот личина должна быть максимально далекой от человеческого облика, зимой – наоборот, маски изображают гротескные человеческие лица либо не изображают вовсе ничего.

Так вот, согласно легенде, именно в день зимнего солнцеворота и случилась роковая встреча Вечного Странника и его несчастной возлюбленной. По одной версии, они столкнулись в мире смертных именно в этот день, по другой – бог пытался побороть неожиданно вспыхнувшее чувство к случайно встреченной (как вариант – увиденной во сне или в Зеркале Судеб) смертной девушке и как раз в этот день не выдержал.

В любом случае встреча состоялась на одном из широких гуляний. В этот день не принято интересоваться личностью случайного партнера по танцам и проводить слишком много времени рядом с одним человеком. Единожды поймав в объятия свою несчастную возлюбленную, Вечный Странник был взбешен, когда какой-то бедолага бесцеремонно вырвал из его рук смеющуюся девушку. Злость его пролилась не сразу, бог попытался забыться в веселье. Но вскоре маски и руки случайных кавалеров, имевших наглость вести в танце ту, которую Странник уже считал своей, переполнили чашу терпения. Любовь, как известно, не только слепа, но и глуха, и зачастую еще и глупа, а боги в своей рабской покорности этому чувству порой бывают не лучше смертных.

Короче говоря, кончилось все плохо. Разъяренный бог нарушил запрет на применение своих божественных сил и явился во всей красе и мощи. Разумеется, ставшие свидетелями этого явления люди подобного потрясения не выдержали. Кто-то обезумел и начал бросаться на окружающих, кто-то – покончил с собой. Не стала исключением и несчастная девушка, с восторженной улыбкой перерезавшая себе горло. Откуда она взяла нож, история умалчивает, но зато в подробностях живописует горе и ярость несчастного бога.

Поскольку покарать Вечного Странника никто из богов не рискнул, да и, по совести, виноват был не он, а Глера со своими неуместными шутками, бессмертные, посовещавшись, общими усилиями сняли с «коллеги» приворот. Смертным посочувствовали, но кто их, смертных, вообще считает? Умерли и умерли, десятком больше, десятком меньше…

От болезненной страсти Вечный Странник излечился, но по все той же легенде, в зимний солнцеворот он воскрешает тот день и тот единственный танец. А несчастный, которому доведется попасть в Безумную Пляску, будет обречен пополнить ряды танцоров. Поскольку Вечный Странник – бог мук и безумия, он, разумеется, по природе своей не способен принести попавшим под его власть людям освобождение. Так что, умирая в страшных пытках Безумной Пляски, каждый год они обречены воскресать, чтобы исполнить свой единственный танец и вновь умереть.

Вот эту «добрую» «счастливую» сказку мне и предстояло инсценировать. И если первая часть, с выходом и танцами, представляла сложность исключительно техническую, то неизбежно следующее за ней кровавое безумие вызывало еще и психологическое отторжение. Да, Иллюзионисты под всей шелухой наносных масок в большинстве своем люди невозмутимые и довольно жесткие, но предстоящая сцена попахивала отнюдь не жесткостью, а форменным садизмом и, более того, мазохизмом. Ведь для того, чтобы иллюзия получилась достоверной, – а именно за это мне и платят, – я должна поверить в то, что вижу, то есть стать свидетельницей подлинного кровавого спектакля, пропустить его через себя. Страшно представить, сколько мне придется вычищать последствия этого заказа из собственного разума, но… аванс получен, и вернуть его я не смогу физически.

Так что полночи я, оттягивая самое страшное, считала и строила схемы участников грядущего действа. Это только кажется, что иллюзию создать просто. Представил, и – пожалуйста! Подобным образом можно получить только примитивную куклу, не способную двигаться без прямого указания. А отслеживать малейшие жесты и мимику одновременно двух десятков сложно взаимодействующих разнообразных объектов не сможет ни один маг. И путь в итоге остается всего один. Иллюзия надевается на каркас заклинания, в которое пошагово закладываются все движения и вся мимика вплоть до дрожания ресниц и легкого колыхания нарядов, а еще – набор реакций на случай воздействия со стороны окружающих материальных объектов.

Любую иллюзию делают реальной детали. Мелочи, придающие образу живость и законченность. Одно дело, когда объект просто движется по заданному пути, и совсем другое, когда он совершает какие-то естественные жесты – поправляет маску, одергивает платье; чертыхнувшись, расплескивает немного вина из бокала. Пятнышки на ботинках, крошечные огрехи в нарядах: отлетевшая от маски блестка, выбившийся из прически локон. И, самое главное, мелочи эти не должны повторяться.

Существенно упростили мою работу маски; мимика – это всегда самое сложное, а если сделать полноликую маску, останутся только глаза в ее прорезях.

Разумеется, создать даже один такой образ с нуля очень трудно, поэтому любой Иллюзионист в своей работе пользуется многочисленными универсалиями, эдакими заготовками и шаблонами, которые можно потом внедрить в нужную фигуру. Какие-то из них – стандартны и приведены в книгах, какие-то – результат жизненного опыта. Но даже с ними труд предстоял титанический.

Темп работы я взяла хороший: по счастью, меня навестило вдохновение. Так что спать легла с рассветом, но к тому времени были готовы полтора десятка образов, включая Возлюбленную и Вечного Странника, а также построено «явление» (его я, впрочем, очень хорошо представляла с визита в Закатный дворец) и первый танец.

В работе я, понимая, что предстоит сделать в конце с этими иллюзиями, избегала так любимого Иллюзионистами приема – придания образу черт хорошо знакомых людей. Не брала даже тех, кого очень не любила, хотя у пары-тройки объектов против моей воли все-таки прорезались знакомые жесты. Решив, что это судьба, исправлять не стала.

В общем, в любимый гамак я завалилась уставшая, но довольная своими успехами, и тут же провалилась в глубокий сон без сновидений.

Впрочем, для кошмаров еще рановато. Вот перед завтрашней ночью непременно нужно будет подготовиться ко сну со всей тщательностью. В конце концов, навеянные неприятными впечатлениями страшные сны – лишь игры подсознания, и при должной сноровке можно договориться со своим разумом. А умение контролировать сны – один из первых навыков, которые магам прививают еще в раннем детстве.

Проснулась я от духоты. Долго неподвижно лежала, слепо таращась во мрак собственного жилища и глубоко дыша в попытке успокоить испуганно бьющееся сердце, ожидающее подвоха. Далеко не сразу сообразила, что вязкая влажная темнота – не плод моего воображения, а объективная реальность. Стоило принять этот факт, и все встало на свои места.

Наглейшим и банальнейшим образом ушел с Караванщиком[10 - Ушел с Караванщиком – умер, отдал богам душу.Караванщик – одно из имен бога мертвых, которое, в отличие от ряда иных имен, можно спокойно поминать всуе. По легенде, души умерших отправляются в Нижний мир раз в месяц, в день новолуния, образуя длинный караван, который ведет сам бог мертвых, а ездовыми животными служат гигантские кинаки – верные слуги Караванщика.Асид – истинное, запретное имя бога смерти (он же бог судьбы), которое могут произносить вслух лишь жрецы во время обрядов. Начертание его допускается на памятниках, могилах или в священных текстах, все иное строго карается. Изображается в виде худощавого мужчины с телом змеи, сложенным в крупные кольца, и повязкой на глазах, символизирующей беспристрастность и безжалостность смерти. В одной руке держит моток веревки, в другой – небольшой завязанный полупустой мешок. Иногда эти вещи приторочены к его поясу, а руки сложены за спиной. Веревка символизирует собственно весь жизненный путь человека, а в мешке кучей свалены особо грешные души, которые не могут продолжить свою цепь перерождений, не очистившись. Когда приходит время, бог подходит к берегу священной Безымянной реки, достает нужную душу и полощет в воде, после чего та присоединяется к его Каравану. Цвет – красный; кровь, дающая нам жизнь и возвещающая о смерти. Воды Безымянной реки, по легенде, имеют тот же цвет. Является супругом Инины.] компенсатор – магическое устройство, поддерживавшее в доме свет, прохладу и отвечавшее за вентиляцию.

Я спустила ноги на пол, сползая с гамака, и едва удержалась от стона: от духоты разболелась голова. Жару я, как любой житель наших широт, переношу спокойно, но вот духота замкнутого помещения убивает. Пусть бы хоть какой горячий воздух, но свежий. Наверное, во влажных тропиках я бы не выжила…

Поскольку работать в таких условиях было невозможно, я, с трудом отвлекшись от приступа мигрени, сосредоточилась на окружающем пространстве, и мрак послушно отступил. Комната предстала тусклой черно-белой гравюрой с контрастными неестественными очертаниями предметов, но этого вполне хватило, чтобы добраться до двери во внутренний двор.

В дом вместе с дневным светом, больно резанувшим по глазам, вкатился раскаленный сухой ветер. Я почти слышала, как шипит, испаряясь, душная влага, напитавшая воздух комнаты. Похоже, компенсатор пал смертью храбрых как раз тогда, когда я ложилась спать, и с поломки прошло много времени.

Щурясь на солнце, я выбралась во внутренний дворик, в тень нескольких старых пальм, в душный запах гардений и жасмина, в тихий шелест струй небольшого фонтана. Со стоном наслаждения опустилась на небольшую скамейку возле мраморной чаши, оплетенной каким-то вьюнком, и прикрыла глаза от удовольствия.

Этот общий на пять домов садик полностью закрыт от улицы. За ним ухаживает одинокая скучающая вдова, а все остальные «совладельцы» помогают финансово и иногда натурой.

В этом, да и во всех прочих отношениях мне повезло с соседями. Во-первых, одна бы я такой сад точно не потянула, и дело даже не в нехватке денег, а в недостатке времени и, главное, желания возиться с цветами и деревьями; сложившаяся же в небольшом коллективе ситуация полностью меня устраивала. Ну и, во-вторых, даже без всякого дворика мои соседи – весьма милые и приятные люди, от которых никогда не бывает проблем. Все они удивительно воспитанные, недокучливые и спокойные законопослушные граждане, и я стараюсь им соответствовать: ни к кому не лезу, живу тихо, шумных застолий не устраиваю.

По вечерам здесь обязательно кто-то сидит и пьет чай либо в уютном молчании, либо за неспешной приятной беседой, и я порой выкраиваю время присоединиться.

В одном доме живет уже упомянутая мной одинокая пожилая вдова. В другом – скромная молодая пара, поженившаяся меньше года назад и пока не осчастливленная детьми. В третьем – семья уже состоявшаяся; с пожилыми родителями осталась лишь младшая дочка, которая еще учится, а трое старших детей, две дочери и сын, живут отдельно и порой приезжают в гости, чтобы порадовать стариков внуками. Четвертый дом долго пустовал после смерти прежнего владельца, но теперь в него въехал какой-то дальний родственник того, очень сдержанный и нелюдимый молодой мужчина; никто из нас понятия не имеет, чем он занимается, но по всему похоже – какими-то научными изысканиями. Или, может быть, вовсе пишет книги. А в пятом доме уже четыре года, с момента официального окончания обучения, живу я.

Сейчас садик пустовал, и я с удовольствием погрузилась в его сонную тишину и тяжелый запах ослепительно-белых цветов. Впрочем, этот аромат мне нравился, и в любом случае он куда приятнее застоявшегося воздуха дома.

Немного придя в себя на свежем воздухе, я наконец-то обрела способность связно мыслить. И первой мыслью было твердое понимание: пока компенсатор не починят, ни о какой работе речи быть не может. Не могу же я заниматься всем этим вот тут, рискуя напугать кого-нибудь из соседей!