Чудеса из мусорного бака

Чудеса из мусорного бака

Смена никак не хотела заканчиваться. Казалось, что к стрелкам наручных часов Войтеха привязали невидимые гири – когда он в очередной раз бросил взгляд на запястье, до конца рабочего дня по-прежнему оставалось полтора часа. Еще десяток баков по улице за углом и привет, свобода! В планах на завтра была заслуженная пенсия.

– Эй, подруга, ты как? Перебрала? – Войтех аккуратно потрепал тело, привалившееся к баку, за плечо. На девице были наушники, из которых доносилось I'm on the highway to hell, но глаза её были закрыты. Она была вся в коже – штаны плотно облегали тощие ноги, а байкерская куртка явно была не по сезону. Зима в Праге хоть и была бесснежной, но мороз щипал за щёки. У её ног лежал чёрный доберман, внимательно воззрившийся на Войтеха. Пёс издал тихий рык, больше похожий на ворчание, и девица открыла глаза.

– Чего тебе? – спросила она. Войтех, со свойственным ему спокойствием, объяснил девице, что он мусорщик, а её бренное тело мешает делать его работу. Девица встала, но уходить не спешила.

– И что же, тебе такая работа нравится? Получше не нашлось? – у неё был странный, чужеродный акцент.

– Нравится. Я Прагу люблю, а вот людей не очень, – он смерил её взглядом, – они только засоряют. А ты у нас кто и звать тебя как?

– Меня Хель зовут, а это Фенрир, – девушка немного смутилась и ласково потрепала собаку по голове.

– Хель? Что ж за имя-то такое! У нас бы тебя Хеленой звали. И откуда ты такая пожаловала?

Хель грустно сказала, что это долгая история, а Войтех ответил, что он никуда не торопится. С завтра так вообще – свободен как ветер. Он пригласил девушку с доберманом последовать за ним по стандартному маршруту и заодно поведать, что такое у них стряслось.

Скандинавская богиня Хель (а это была именно она) вместе со своим верным волком Фенриром (а это был именно он) отправилась в отпуск. Она хоть и была богиней тёмной, но работу свою делала исправно – за миром мёртвых наблюдала. Дело это весьма утомительное, без отдыха долго не протянешь, будь хоть тысячу раз бессмертной. Захотели они Европу посмотреть, да время выбрали неудачное – по миру ударил вирус. Так и застряли в Праге – самолеты не летают, запасы магии закончились, того и гляди морок с Фенрира совсем развеется – тогда уже даже за волкодава не выдашь, слишком уж огромный волчара. Чтобы вернуться домой, в тёмную резиденцию Хельгард, им и надо-то было всего ничего – зеркало и капельку магии. Знакомых волшебников у Хели в Праге не было, а из дома на связь почему-то никто не выходил – похоже, в мировой волшебной коммуникации тоже что-то сломал треклятый вирус.

Войтех, хоть и был старым ворчуном, в беде девицу оставить не мог. Как не мог выбрасывать старые вещи, всё то, что другие называли мусором – дважды надетые джинсы, треснувшие вазы, неисписанные ежедневники. Всё, что люди выбрасывали, волок в маленький домик на окраине Праги. Чинил. Давал вещам новую жизнь, а людям, тем редким людям, которые встречались на его пути, давал второй шанс. Хель же, судя по всему, отчаянно в нём нуждалась.

Так и решили вместе магию искать – Войтех даже обрадовался, что на пенсии скучать не придётся. Он-то по Праге много кого знал: все люди простые, незаметные, да в местах непростых работали, магических. Это ведь оно только кажется, что за магией к волшебникам обращаться нужно, а в жизни-то всё иначе. Магия ведь вещь старинная, ею места обладают – соборы, площади, да камни, по которым ещё рыцари ходили, короли там всякие. А такого как раз в Праге тьма-тьмущая – повезло, что не где-то в Эмиратах застряла Хель с её волком, там уж никаких шансов на волшебство, как ни старайся. Достал Войтех свою старую записную книжку (спасённую еще в далёком две тысячи пятом из бака на Швегловой улице) и принялся обзванивать свои контакты.

Первым навестили звонаря в соборе Святого Вита – собор этот место таинственное, не зря с четырнадцатого века жути на город наводил своей готикой. Много легенд ходило о соборе, а те, кто пытался разрушить величественное сооружение или осквернить алтарь святого, падали замертво. Сюда приходили молиться, венчаться, отпевать, замаливать грехи и просить об исцелении – и всем прихожанам собор дарил успокоение. Звонарь по просьбе Войтеха переговорил с архиепископом, но тот лишь развёл руками – грехи отпустить могу, но ты-то, Хель, явно сущность тёмная, тебе не к святым надо, а к грешникам. Войтех поначалу не поверил, зажмурился, потёр в надежде вековые камни в основании собора, но ничего. Абсолютно. Магия собора на Хель не сработала.

Звонарь посоветовал троице не отчаиваться и к хранителю дома Фауста направил. Дом этот имел дурную славу, ведь когда-то давным-давно тут жил алхимик, проводивший странные химические эксперименты. Поговаривают, что с самим Дьяволом связался. Однажды ночью местные жители услышали оглушительный шум со стороны дома, а спустя какое-то время из его крыши повалил чёрный дым. В крыше образовалась дыра, а самого Фауста с тех пор никто и никогда не встречал, но тёмная энергия окутывает дом и по сей день. Авось поможет. Однако и тут случился провал. Старый хранитель дома почувствовал сущность Хель, но посетовал – вам, друзья, не мистика нужна, а простое чудо, человеческое. Тьма ведь даже тьму не питает. Направляйтесь-ка, лучше, на Карлов мост, там вся пражская магия и творится.

Принеслись они на Карлов мост, а там, в безмолвной тишине, встретили фонарщика. Его искра тоже погасла, ведь все те, ради кого он разжигал фонари по вечерам, не могли этого увидеть. В городе действовал комендантский час, туристов не было, поэтому на мост забредали только случайные прохожие – бездомные да полисмены. Словом те, кому эти его фонари были до лампочки. Вот энергия места и прохудилась – ни радости встреч, ни жарких признаний в любви, ни семейных прогулок с детским криком, которые питали сказочно красивый мост.

– Ну вот, зря мы всё это затеяли, – пробормотала Хель, облокотившись на перила моста. – Не стою я этих попыток, даже вселенная против. Фенрира вот только жалко, он-то ничем не заслужил.

– Ничего, девица. Есть у нас ещё время. Пока у меня поживёте. – Войтех ободряюще положил руку ей на плечо.

– Да ты же меня совсем не знаешь! Я – мусор! – взвилась девушка. – Думаешь, почему меня никто не хватился? Давно бы уже портал открыли, нашли. Но им там без меня лучше, гнилая я, тёмная. Богам местным палки в колеса вставляла, пакости делала. Они и рады небось, что я без вести пропала. Не будь они там все такими светлыми и правильными, подумала бы, что это они на землю вирус наслали. Чтобы только свой праведный мирок от меня очистить. Так же, как ты Прагу свою чистишь, – в голосе её послышались слёзы.

Чтобы хоть как-то приободрить девушку, Войтех попросил фонарщика всё же зажечь огни на мосту. Он накрыл Хель своей курткой, кликнул добермана (у него уже прорезались волчьи уши), и все трое медленно направились к трамвайной остановке в огнях ночных фонарей.

***

Прошло два месяца. Хеленка и Фенька (так их теперь звал Войтех) неплохо устроились, наладили быт. Войтех, как мог, обеспечивал – пенсия была сносной, он продолжал таскать в дом кое-какое добро, а Хель худо-бедно стряпала на троих. В домике нашлась только одна кулинарная книга под названием «Вегетарианство для всех», но Войтех и Фенрир были решительно против таких экспериментов. Пришлось Хели импровизировать и пытаться на память воссоздавать то, чем она питалась в Хельгарде. Тогда ей было достаточно щёлкнуть пальцем, и еда появлялась на тарелке, всегда идеальной температуры. То, что пища после приготовления может остыть, стало для неё большим откровением: она никак не могла рассчитать время, поэтому поначалу Войтеху приходилось довольствоваться абсолютно холодными «хот-догами» с чаем. Спустя неделю таких ужинов он урвал на распродаже микроволновку, хоть и утверждал, что холодные сосиски – его любимое блюдо.

Хель ждало ещё много неожиданных открытий, и она была очень рада, что рядом с ней Войтех. Ее удивляло, как этот старик жил – обособленно от мира, но в такой поразительной с ним гармонии. Для каждой сломанной вещи у него был приют, для каждой пташки – хлебные крошки. Хель тоже была дикой пташкой, но в тепле этого дома прижилась и оттаяла. Ей совсем расхотелось пакостить и даже своих заклятых врагов, светлых богов из Асгарда, она теперь вспоминала с какой-то грустной тоской.

Однажды, когда Войтех направился на очередную спасательную вылазку, в маленький домик позвонил фонарщик. Оказалось, в тот вечер, когда он все же зажёг фонари, на реке спасли человека. Какой-то пьяница упал с моста и не будь фонарей – его бы ни за что не заметили ночные патрульные. Он вышел из больницы и пришёл выразить свою благодарность, да ещё и жизнь свою пересмотрел, за ум взялся. Ну, чем не чудо?

Действительно, могло и сработать. Зеркало, любовно собранное и склеенное по кусочкам, у Войтеха было. Девушка сосредоточилась и в отражении замерцало облако призрачной пыли. Поколебавшись, она сделала шаг.

К вечеру Войтех вернулся. В руках у него был букетик розовых гвоздик. Он начал с порога: «Представляешь, какая-то дура выбросила! Свежий, отличный букет! Только потому, что видите ли гвоздики! Тьфу! А где Фенька? Я его у дома не увидел».

Войтех прошел в комнату. Та была пуста. Недоброе предчувствие закралось в его душу. Фонарщик ведь и ему звонил, он как раз хотел рассказать Хеленке хорошую новость. Сомневался, конечно, рассказывать ли. Так уж он к девице и псине прикипел, всегда ведь мечтал о дочке, но как-то не срослось. Вернулись, значит. Точно, вон и зеркало стоит не так, как утром. Впору было запить, хотя Войтех не брал в рот ни капли. Водку дома держал исключительно для дезинфекции. Будь он неладен, треклятый вирус.

Только он потянулся к шкафу, как входная дверь хлопнула. Раскрасневшаяся Хель показалась в дверном проёме. Войтех стоял и смотрел на неё во все глаза. Он пробормотал что-то про зеркало, портал, Феньку, как думал, что они ушли… К горлу подступил комок.

– Ушли, а потом вернулись! У нас тут, знаешь ли, дом, хозяйство. – Девушка улыбнулась, скинула с себя пальто (по сезону, заботливо заштопанное Войтехом) и подошла к пожилому мужчине. – Садись, мы с Фенькой сходили в пекарню, будем чай с булками пить. О, цветы – мне? Как ты узнал, что я обожаю гвоздики?