В этой истории не будет злодея, и человек есть закон

– Александр, Вы, кажется, не до конца поняли мои намеренья. – За прошедшие в тишине минуты подполковник Квон ни в чём не выдал нетерпения. От звука давно забытого имени нервы фолка дали трещину, и дух из его разбитой оболочки чуть не затерялся в душном кабинете вместе с вопросом, твёрдым тоном нарушившим и без того хрупкое равновесие. – Мне просто нужно выяснить, как ты получил возможность допустить смерть гражданских.

– Если бы я знал, что это случится, то всё равно ничего бы не изменил. – Сгорбленная фигура наконец осмелилась подать голос.

– Не изменил, потому что тебя всё устраивает, или произошедшее не твоего ума идея?

– И что ты хочешь услышать? План, который лично я выдумал для того, чтобы убить их? – Алек попытался выпрямиться, но нервная система дала сбой. Локтями упёршись о стол, фолк вновь упал лицом в ладони. – Я из последних сил стараюсь забыть об этом, но ты, зная все ответы, продолжаешь пытать меня. Чего ты ждёшь? Что я во всём сознаюсь?

– Было бы как раз кстати.

– Ты один из тех чёртовых ублюдков, кто добивает лежачего. – Со всхлипом вдохнув, он наконец поднялся. Хён Сок мог бы сжалиться перед его смертельно бледным лицом, но оно никак не могло заставить его позабыть о людях, что пали жертвой его прихоти. Ведь под удар гейзеров не попал ни один фолк. За пределами столицы они редко позволяли себе бывать в местах обитания их Богов. – Можешь представить себе, какого нам, когда мы всю жизнь смотрим на вас так, словно бы нам одним не повезло родиться в рубашке? Ведь все фолки юродивые. И ты прознал каждый мой шаг, но до тебя так и не дошло, что я мог сделать хоть что-то для таких, как я. Мне помогли, но я сам заслужил своё место. Я всего лишь хотел быть полезным.

– И ради этого ты убил их собственными руками.

– Идиот, ты же видел план того долбаного здания! – уныние его сорвалось на крик. – Не смей отрицать это, Хён Сок, Эндрю наверняка стащил к тебе все бумаги! И знаешь, что там? А? Этот дом стоит чётко по центру одного из гейзеров. А торговый центр? И кто это всё спроектировал? Ты выследил их и прижал к стенке, или один я оказался удостоен такой чести? Вы, люди! Вы сами виновники всех своих бед, но я твой козёл отпущения! Я просто хотел добиться уважения, чтобы не заглядывать в ваши рты в поисках ответов. Это вы построили купол на месте, где должны были прорвать гейзеры! Вы сами же себя убиваете, а ты всё продолжаешь напоминать мне о том, как меня использовали!

Пара туфель прошла по коридору и остановилась за дверью. Хён Сок вновь перегнул палку, но ему было не важно, останется ли сказанное в тайне. Алек стал вынужден вновь хоронить свой раскрытый позорный секрет, пока третьи лица не прознали о его ростках.

– Сэр, Вы в порядке? – полный беспокойства вопрос прервал решительный стук в дверь. Так и не дождавшись ответа, незнакомец продолжил. – Сэр, Вы опоздали на учения, подполковника Квона тоже нигде нет.

Новая волна паники с головой накрыла Алека и утащила его на самое дно, когда после нескольких отпущенных взволнованных фраз ещё одно тело подошло к кабинету и дёрнуло ручку со словами:

– Сэр, люди волнуются. С Вашего дозволения, я вхожу!

– Оставьте нас. – Едва повысив тон бросил Хён Сок.

– А, полковник Квон, простите!

Быстрые шаги вновь прозвучали и испарились за пределами душного помещения. Хён Сок и Алек вновь оказались одни, а струна, натянутая между ними, оказалась задета чужим дыханием и едва удерживалась от того, чтобы лопнуть.

– Ты запер дверь.

– Это так.

– И ты знал, что я не выдержу и повышу голос. Ради этого ты давил.

– Всё верно.

– Хочешь, чтобы я доверился тебе? Сболтнул лишнего только потому, что ты делаешь вид, будто уважаешь мой статус? – Алек с силой сжал кулаки и его ногти впились в утратившую тепло кожу. Обычно нарумяненное счастливой жизнью лицо потеряло любой цвет, а тёмные круги под глазами и впалые щёки совсем скрыли за собой прежнюю личину фолка. Он не считал свою новую роль ложью, но для Хён Сока она была ничем иным, как обманом. Алек надеялся лишь стать достойным человека. – Ты же и не пытаешься понять, что без меня всё вышло бы точно так же.

– Тебе предложили, и ты не смог отказать. Согласился лечь под того, кто даст тебе это место, да только вот не учёл, что придётся убить. – Всё тем же бездушным голосом продолжал Хён Сок. В такие моменты его терпение не знало границ. – И кто же это был? Человек или фолк? Ради кого ты так умело кривил отчёты, стараясь раньше времени не дать мне узнать о том, что амфи чуют раскрытие гейзеров?

– Я пытался сделать всё правильно. Спасти вас от самих себя! Но ты пришёл и вместо помощи всадил мне пулю в лоб. Раньше на тебя было больше надежды. Уходи. Исчезни наконец из моей жизни! – Алек толкнул стол с такой силой, что документы и компьютер слетели с него, словно бы ничего не весившие тени. Руки его тряслись, а онемевшие пальцы не слушались. Будь у фолка сейчас пистолет, он бы выстрелил. Но не в Хён Сока, а в себя самого.

– Ты меня вынуждаешь. – Хён Сок достал из-за пазухи аккуратно сложенный файл. Последние недели он каждый день носил его с собой в ожидании, когда Алек наконец пригласит его к себе на тот разговор, что они оба желали сделать их последней встречей. – Возьми-ка вот это. Узнаёшь имя? Будь добр, прочти для меня заголовок.

Задержав взгляд на бумагах, Алек застыл. Всё его существо до смерти боялось увидеть то, что он в них прятал. Накрыв ладонью глаза, Алек едва не лишился сознания, когда наконец собрался с мыслями и в ледяных руках сжал файл. Его взгляд замер на названии:

– «Любовь и ненависть в третьем Округе: глава патруля признан фолком, обвинённым в подделывании документов и связанных с этим смертях людей». Авторства Кассандры Аллен.

– Там есть много любопытных фактов. Например, о том, как ты бросил семью и родную деревню. Правда, не все они настоящие, но их будет достаточно, чтобы все твои в это поверили. Посмотри, здесь и фото есть. Тебя засняли, пока ты был на службе. – Хён Сок в одно движение убрал со своего пути стол и склонился над фолком, пальцем указывая на изображение в углу листа, но Алек не обращал на черно-белую копию себя никакого внимания. Отшатнувшись от своего убийцы, он сполз по стене и зарыдал в углу кабинета.

– Ты не посмеешь. Ты не можешь. – Фолк застонал, приложив руку к сердцу. Его белая рубашка казалась ярче мёртвенно-бледного лица, а синие губы с трудом шевельнулись в вопросе. – Почему ты делаешь это со мной?

– Она ещё не опубликована, но у неё есть все шансы на жизнь, если ты не расскажешь мне, кто надоумил тебя скрывать правду.

– Никто. Никто, не заставлял меня. – Меж глубоких вздохов Алек не переставал содрогаться в стенании. Хён Сок и правда убил его. – Меня лишь попросили не портить людям траур.

– День памяти погибших на Ньюэре ты превратил в свой личный праздник.

– Прекрати. Хватит. Я сказал тебе всё, что должен был. Это несправедливо.

Алек больше не смог произнести и единого слова. Затонув в слезах скорби по своей прошлой жизни, фолк в собственной жалости утратил контроль. Подняв с пола измятую статью, подполковник Квон сложил её на обратно во внутренний карман. Александр, которого ему удалось застать врасплох, скулил у его ног, понимая, что одними угрозами дело для него не закончится. Но и здесь он ошибся. Подхватив фолка под руки, Хён Сок усадил его в кресло и венул остальную мебель на место.

– Думаю, ты понимаешь, что случится с тобой, если ты дашь мне ещё хоть один повод заподозрить тебя в причастности к бедам людей. Ты настоящий позор своей расы, и не удивительно, что такому как ты ничего не объяснили. – Остановившись уже на пороге, Хён Сок в последний раз посмотрел на Алека, прежде чем захлопнуть дверь. – Можешь и дальше жить в своём выдуманном мире, для меня нет и малейшей выгоды наводить в обществе смуту раскрытием твоего обмана. И вспомни этот мой поступок, когда тебя вновь попросят стать чужим ручным псом.

Из заметок о пропавшей Эмили Брамс. День, когда снег омыл её глаза и сделал взор кристально чистым

Как только всё это время люди уживались с фолками? Вопрос за вопросом снежным ворохом путал разум Эмили, но в голову ей неизменно приходило другое – вернее будет спросить, как фолки терпят людей с самого момента их появления?

Эмили Брамс никогда не понимала, как же так вышло, что захватчики Вайнкулы остались безнаказанными, а что ещё хуже, оказались почитаемыми светлыми душами фолков. Им принадлежало всё самое лучшее – бледные, словно обескровленные лица, бесцветные волосы и янтарно-жёлтые глаза. Ресницы их подрагивали даже от легкого дуновения ветра и своей непорочностью они были похожи на безупречно чистые лилии калла, с которыми не каждый фолк имел честь познакомиться. Кажется, будто кто-то намеренно создал их подобными тонкой, слегка изгибающейся ножке, нежнейшим раскрытым лепесткам и голым от сахарной пыльцы золотым пестикам. Фолки были бесподобны, и люди с досадой принимали их за должное. Если бы две эти живые расы смогли возыметь общих наследников, человек тут же заполнил бы хижины фолков своими чернявыми отпрысками. Но Великая Мать обо всём позаботилась, и даже о том, чтобы сводные братья всегда оставались таковыми.

Мысли воображаемой метелью бились в разуме Эмили, пока настоящая кружила среди исполинских размеров елей, а ветер завывал под самым небом. Когда-то на родине человек называл столовые горы старыми, изжившими свой век пнями от неописуемых деревьев кремниевой эры. И теперь, когда голова сверх меры раскалывалась, шапка съехала на глаза, а под курткой кусался мороз, Эмили чувствовала себя как раз где-то там, на оставленной Древней Земле, пока её брошенное судьбой тело успело изрядно припорошить свежевыпавшим снегом. Невесомое покрывало срывал пробивающийся сквозь хвою порыв ветра, отнимая последнюю надежду на тепло. Рядом ярким огнём лежал свет одиноко мигающей фары автомобиля.

Когда Эмили ехала в Сварог, она знала, что авария может оказаться одним из неожиданно возникших случаев. Вайна всегда была беспощадна. Но, если бы ей кто заранее сообщил о подобном, она бы не пренебрегла той последней кофтой, от которой замок на её пуховике отказывался застегнуться. Он и сейчас норовил дать трещину, но, как ни странно, это оказалось меньшей из бед, что настигла Эмили двадцать четвёртого ноября.

Траур людей фолки обозначили своим торжеством. Никто ей так и не рассказал, что именно они планируют отмечать – день памяти святых мучеников или, быть может, всемирный праздник земных моржей и кукурузы. Будучи заместителем председателя, Эмили точно знала, что собственных праздников фолки никогда не имели, но, оставаясь человеком, она с нетерпением ждала пиршества и украшений в главном поселении своих уважаемых коллег по управлению делами Вайнкулы. Эмили всем сердцем чувствовала, как прямо в этот момент заготовленный для неё чай становится слишком терпким, а накрытый блюдами стол медленно остывает. О, если бы прийти в себя было куда проще, она давно бы преодолела всё расстояние до Сварога за считанные секунды. Но всё то в одной только теории, а она, в отличии от практики, всегда легко поддавалась Эмили.

Лишь после того, как ноги перестали чувствоваться вовсе, она из последних сил вынудила себя подняться. Ледяной воздух с шумом пролетал пазухи, задерживался где-то под рёбрами и превращался в густое облако пара. Дорожки давно исчезнувших слёз застыли на щеках, превратившись в колючие льдинки. Понадеявшись на слабые руки, Эмили оттолкнулась от земли так же, как если бы вдруг невзначай задремала за столом в своём офисе. Потому то она в него и пошла – только бы избавиться от лишних тягот жизни, полной треволнений и преград, по форме подозрительно напоминающих сугробы. Копаться в бумагах и приводить информацию в порядок у неё всегда получалось куда лучше, чем выбираться за пределы тёплого дома в преддверии полярного дня.

Едва дошагав до перевёрнутой машины, Эмили вдруг поняла одну очень простую вещь – она попала в кювет, водитель не дышит, а вещи зарыло под толстым слоем рассыпавшегося белоснежного пепла. Похоже, что вулканом оказалась она, иначе как объяснить то, что в свою первую вылазку в обитель фолков она оказалась одна, а на сотню миль в округе обрушилась снежная лавина? Это был первый раз в жизни Эмили, когда она видела мёртвого фолка. От того всё её нутро было готово вывернутся наружу. Бездыханное тело покрылось тончайшей ледяной корочкой. Но нельзя было медлить. Если она задержится ещё больше, этот жест фолки воспримут как оскорбление.

Нашарив в кармане почившего разбитый телефон, Эмили отбросила его в кучу к остальной сломанной технике и горько пожалела, что не знала имени бедолаги. Большую часть дороги он молчал и был не сильно разговорчив тогда, когда его подопечная пыталась разузнать у него о местных достопримечательностях природы и прочих любопытных местах. Подобные секреты всегда были доступны одним лишь фолкам. Она хотела было на прощание прикрыть его веки, но, благо, судьба сама сделала это за неё, освободив и так плохо держащуюся Эмили от пристального взгляда опустевших стеклянных глаз. Видимо, жизнь решила хоть в малом оказать ей услугу, напоследок оставив у себя в вечных должниках. Эмили искренне верила в это – двадцать четвертое ноября и правда завершающий день, что ей предстоит пережить на скованной льдами Вайнкуле, и завтра кто-то другой перевернёт календарь на её столе, где она собственноручно обвела красным маркером день своей кончины. Но что ещё важнее, собственной смертью Эмили рушила отношения между людьми и фолками. Этого нельзя было допустить. Слишком многое зависело от её присутствия в Свароге.

По правую руку простирался густой на вид лес, по левую – завывала метель в чистом поле. Приземистые фонари вдоль дороги так и кричали – «ну же, Эмили Брамс, пройдись вдоль нас!». Но то ли её высшее образование и долгая работа с многочисленными документами, что она готовила на стол председателю каждый день в течение последних двух лет, то ли странное, похожее на озарение чувство, что именно так бы и поступил опытный соискатель, уговорило Эмили оторваться от белёсого безжизненного света. Двадцать четвёртое ноября пришлось выходным днём не только для людей, но и для фолков. Одна только мысль, что её опустевшую холодную куртку найдут лишь сутки спустя ещё не до конца проспавшиеся водители, приводила к другому озарению – прежде чем идти теряться по лесу, лучшим решением будет пройди вдоль него с надеждой, что хоть кто-то из фолков решит провести своё празднество на заснеженных холмах у этой опушки.

Идти оказалось не просто, но ещё тяжелей было остановиться. Вместе с тем, как руки в толстых рукавицах немели, а шарф с оледеневшего от слёз лица срывал непослушный ветер, ботинки вязли в снегу всё чаще. Под скрип баллона и свист вьюги Эмили со всеми возможными усилиями вышагивала сквозь необъятные сугробы и непомерно корявые громадные корни высочайших елей. Ей всё мерещилось, что воздух замёрз, застыл и никак не позволяет вздохнуть, крохотными кристалликами царапая её кожу и поджатые губы. Погода не уставала играться с ней, а чужая природа возилась с приёмным ребёнком, выставляя над его головой широкие хвойные ветви. Эмили была благодарна за ту заботу, что Великая Мать подарила ей тогда, когда не дала хрупкому телу окоченеть на промёрзшей земле.

Метель гудела в ушах, оставляя после себя немыслимо неприятный звон, но сквозь него пробивалось другое – кто-то кричал, звал её, пытаясь окликнуть девушку, что вот уже несколько часов плутала в зиме рука об руку с ознобом. И она бы и не услышала этого голоса вовсе, если бы пришлая куртка не зашуршала прямо у неё перед носом.

– Извините, мисс, Вы в порядке? – прикрыв лицо от холодного ветра, внеземной голос обращался к ней так, будто бы уже давно ожидал увидеть здесь именно человеческую душу.

– Я? – остановилась Эмили, но лишь тогда, когда упёрлась в грудь незнакомца. Она с трудом могла пошевелить языком, что чуть окончательно не примёрз к её нёбу. Эмили была согласна идти ещё до бесконечности долго, только бы кровь навек не застыла под кожей.

– Что Вы здесь делаете? Вам нужна помощь? – продолжал некто, натянув капюшон на глаза. Ему совсем не нравилось стоять под открытой пургой, но ради Эмили он продолжал мириться с её колючими поцелуями.

– Я Вас не слышу! – вскричала девушка, попытавшись выглянуть из-под шарфа, но тот вместе с шапкой и варежками, которыми она прикрывала покрасневшие от мороза уши, скрывал от неё все чужие заботы.

– Если Вы заблудились, то я могу Вам помочь. Идите за мной.