Квадрат жизни. Грань вторая. Школа

– Я тоже сегодня одну хитрость провернул, пережил откат. Наверно новичков они не сильно бьют. Но мне опыта еще не хватает, чтобы во всем разобраться. А на счет протестов, не буду говорить почему, но я не могу молчать, когда вижу несправедливость. Трудно сдержаться. Но я не в восторге от общей картины.

– Могло бы быть и хуже. Ладно, мне пора. Можешь когда угодно сообщения отправлять, если совет или поддержка понадобится. Я тут давно, чем смогу, помогу. Пока.

Попрощаться не получилось. Берта мигом удалила диалог, и я оценил ее предосторожность. Эта странная поклонница, заставила задуматься. Возможно есть и другие ученики с открытым сознанием. Погруженные не должны так мыслить, хотя бывают чистые души. Раскрываться перед ней и обсуждать сокровенное, задавая «правильные вопросы» я пока остерегался, но и вреда это принести не могло. Сразу пришла мысль, будто меня могут проверять. Сболтну лишнего, и раскроюсь. Тогда прощай школа. Придется пока играть роль погруженного, а жаль. В тоже время, можно говорить что угодно, ведь у художников в головах особые, разноцветные и искусно декорированные тараканы, как и у меня. Но я был благодарен девушке, за совет и обещания, а еще меня очаровал ее голос, жаль, что сообщения удалены. Ее предложение я одобрял, только попробуй дойди до директора, которого нет, как сказал хулиган из столовой.

Нормальный для моего возраста интерес к противоположному полу, затянул внимание в местную социальную сеть. Быстро создал свой профиль, и среди нескольких десятков Татьян я отыскал ту самую, ведь картинка запомнилась. Страница почти не заполнена, всего пять фотографий, зато профессиональных, даже я так не умею. Девушка сразу привлекла меня естественной, особой красотой, скорее мягкой и домашней, спрятанной в каждой линии и раскосых серо-зеленых глазах, с потаенной хитринкой. Как художник, я мог бы изучить лицо в деталях и даже нарисовать по памяти, но хотелось просто смотреть. Казалось, что с рождения знаком с ней, и встретился после долгой разлуки. Стряхнув с головы наваждение, я вышел из сети, не желая стать наивной жертвой. Вдруг это проверка. Трудно довериться, ведь я уже не тот наивный мальчик двенадцати лет, с бабочками в животе. Ради интереса я полистал меню наручника и действительно увидел объемную камеру, но в комнате, да еще не причесанного, снимать себя не стал.

Когда я оторвался от интерфейса наручника, солнце шло на закат, Стас лежал на кровати, а давешний приступ боли совсем прошел. Проверив приличный остаток баллов, я сходил в буфет, и вкусно поужинал в компании Алекса, правда сделал тот же заказ, что и вчера. Мы отвлеченно болтали о приемах паркура, и серые мысли о тяготах учебы, благополучно покинули мою буйную голову. Было приятно ощутить близость людей и даже пространство буфета, не такое уж унылое. Я уже боялся, что не сойдусь с обществом, но Алекс исключение. На самом деле, весь день я ощущал себя ребенком, немного отшлепанным, но заваленным горой новых подарков. Зато приятель говорил о том же паркуре с такой уверенностью, словно занимается им еще в детской кроватке, едва научившись ходить. За весь вечер откатов мы не почуяли. Все недоразумения дня рассеялись как ранний туман, и настроение казалось почти праздничным.

Сон упорно не приходил, видимо не нашел лазейку в голове, переполненную сведениями, добытыми в локальной сети. Хотелось собрать целостное представление о школе. Но это кончилось забастовкой изнуренного мозга. Я почувствовал себя Сократом, и теперь честно могу сказать: «Я знаю, что ничего не знаю». Да, в школе новое руководство и новые правила, принципы аномалии, заметки о системе оценок и штрафах имеются, только материал написан размыто, оторвано от реальности, будто все произошло давно и в другом месте. Личность директора, вовсе упоминается вскользь, будто его правда нет. В конце концов усталость взяла свое, прервав работу заевшей мыслемешалки до утра.

Разрушить систему

Прохладный утренний ветерок приятно бодрил помытую голову. Жужжащие пчелы, неустанно сновали со всех сторон, успокаивали ум, напоминая о доме, который по полгода утопает в цветах. Всю неделю я прилежно соблюдал расписание, выходил заранее, но не из страха к пищалке, так уж воспитали. Сегодня Алекса я не дождался, а тем более сокурсников, которые незаметно начали расслабляться. Дверь комнаты друга была закрыта и стучаться я не стал, боясь быть навязчивым, зря наверно. Меня бы самого немилосердно тянуло в кровать, не прими я ледяной душ. Память-то и сознание на месте, а аномалия все равно по голове каждый день бьет все сильнее и сильнее. Приходится каждый день воскресать из небытия, ведь я до сих пор не рискую расслабляться.

Меня начали обгонять старшие ученики, и редкие учителя, так сильно я сбавил шаг. Времени до первого занятия было достаточно, чтобы вновь подумать над самым важным вопросом, который затмевал все маленькие беды. Проблема завалов не выходила из моей головы, не потому что уже видел их больше двух десятков, а из-за непонимания закономерности. Я решительно не верил озвученной версии, и отказывался следовать предписанным советам об отдыхе, а на самом деле о праздности. Мой странный прием, по отвлеченному творчеству худо-бедно работал, а Берта мне так ничего и не подсказала, хотя я и не спрашивал. Первые дни, мне казалось, будто страдают только лентяи, но падали все, и я нешуточно волновался за себя, и за Алекса.

– Здорово, – меня сильно, но аккуратно хлопнули по плечу, и с опозданием я узнал голос Алекса.

– Ты легок как на помине. Голова не болит? Желание учиться еще не пропало?

– Да ну, ты брось. Не дождался что ли? Слушай, мы вроде вместе ходим, – он поглядел на меня, неестественно вывернув шею. – Да, проспал чуток. В следующий раз можешь меня на пол скидывать, водой обливать. Я же говорил, что нехороший человек, – он ехидно посмеялся, понимая, что преувеличивает. – Смотрю, ты не в духе сегодня.

– Зато ты навеселе. Все в порядке. Соседа твоего остерегся, а наедине с собой хорошо думается. Честно говоря, удивился, что ты проспать решил. Забыл, что это невозможно, точнее ты тоже противник пищалки. Ох, как вспомню вчерашний случай, – я ободрительно улыбнулся, разгоняя повисшую в сознании хмарь.

– Ну да. Хорошо то паренек чесал через парк. Прославился на всю школу. Знаешь, а ты вчера другим был, – пробормотал мой приятель, привычно нахохлившись и пряча руки в карманы.

– Да вот, опять размышлял ночью. Более чем уверен, вся проблема в здешней неприглядной обстановке и сухой работе учителей, не считая дико скучную учебную программу. Как будто это нарочно сделано. Тебе так не кажется? – меня лишь от части смущали обстоятельства, ведь в глубине души понимал, что здесь нас испытывают, но говорить это Алексу пока не стоит.

– Ага. Выглядит скверно. Зато не грузят. Препод вчера почти две пары гулял. Халява, – приятель ненадолго умолк, пока мы заворачивали на главную площадь.

– Вот то-то и оно. Толку от учебы, когда в нужный момент никто не подскажет. И вообще, разочаровался я за последние дни. Не думал, что так учебу можно вывернуть. Да еще завалы эти…

– Ты точно не с той ноги встал. Спи подольше, и не думай по ночам. Уж лучше паркуром заняться. Фонари-то не выключают. Я уже пробовал.

– Да какой паркур, – невольно вспылил я, но вовремя сдержался. – Мне вообще всю систему разнести по камушку хочется, а не о развлечениях думать. Крушил бы налево и направо, – я огляделся, в надежде, что меня не слышали. – Извини. Накипело. Ты ведь все понимаешь, что нам врут. Дело тут нечисто, поэтому нельзя просто плыть по течению. Но об этом позже поговорим.

Мы молча обогнали группу разодетых старших, ловко прошагав по бордюру, как по канату. Приятно все-таки неожиданно стать ловким. В школе постепенно начиналось движение. Ученики порядочно шумели, и Алекс первым нарушил молчание, вынужденно повысив голос.

– Слушай, я тут порыскал в сети, как ты давно советовал. Познавательно, но еле дочитал. Только не понимаю, что тебе не понравилось. Мне все понятно и…

– А тебя не смущает избыточная складность? – я не удержался, и перебил друга. – Оформление нарочитое, короткие и громкие заголовки во всю страницу, прям-таки коммерческий сайт. Не должно такого быть. Поверь, у меня есть в этом деле опыт, –пришлось замолчать, потому что для погруженного непостижима возможность существования иных школ.

– Так это для доходчивости. Мне понравилось, особенно про важность отдыха и развлечений. В той же сети, оказывается, столько игр. Проверь. Я успел вечером накачать. – Алекс похрустел костяшками пальцев. – Про кровать и не говорю, вроде обычная, а сейчас спал бы и спал, если бы не пищалка. Чтоб ее…

– Ладно, забудь про этот сайт. Он только для новичков и годится. Почти пустышка, если в устав не лезть. Кстати, сейчас по расписанию мой любимый предмет. Да-да, скульптура. Ты наверно в расписание не глядишь, и лишние вещи из сумки не выкладываешь, – сказал я, посмеиваясь над раздутой котомкой приятеля. – Не знаю как тебе, а мне не до сна.

Цена безмятежности

Антон Семенович как всегда радушно поприветствовал двух ранних учеников и сразу выдал задание. Группа честно явилась полным составом, правда растянувшись во времени и пространстве, подобно колонне обозов, едущих на ярмарку. Многих клонило в сон, второй день кряду, но за работу принялись все, тайно ожидая волны вдохновения. Первоначальный порядок дрогнул. Две подруги, с последнего ряда, уже обожглись о вчерашнюю волну отката, повыли от тоски, и на ближайшее время от творчества отреклись. Как ни странно, пока помогало. Влас даже скульптурную массу не пошел брать. Откат он выдержал, зато обаяние Жанны увело нашего нескладного великана в параллельный мир.

Я же вновь хотел блеснуть своим мастерством перед учителем, честно заработать десятку баллов, возможно с множителем, потому что прописанная в сознании тяга к скульптуре уже выручила меня на первых занятиях. С воодушевлением, я взялся за тематическую композицию, и отрешился от окружающего мира. Однако творческий покой был краток. Краем уха я случайно различил нелестную беседу, затеянную Демьяном, точившим на меня зуб неясно за что.

– Перестань. Не зови ты этого зануду. Опять свою песню заведет об усердии. Чтоб он усерился, со своим творчеством, – сзади послышалась какая-то возня, словно человек перелезал через стол. – До буфета можно и самим пройтись, а эти пусть пыхтят, пока дым из ушей дым пойдет. Через неделю завалятся.

– Может, они до сих пор эту волну ловят? – зашептал Влас, думая, что я ничего не слышу. – С таким упорством за месяц можно все сдать, и баллов мешок оттяпать, – он помедлил. – Ну да, и завалиться… Не, мне такое не надо.

– Пошли уже, – прошипел Демьян. – Он просто перед преподом выслуживается. Герой недели несчастный, – парень уже не скромничал с громкостью, будучи уверенным в своей силе.

– Вообще-то все не так, – проигнорировав вторую реплику, я попытался дать полезный совет нашему голубоглазому культуристу и всеобщему центру внимания. – Наверно ты не заметил, но проблемы появляются больше от отдыха. Не понимаю, почему некоторые так увлеклись расслаблением, если потом рисовать не могут. Радуешься лицензии на лень и простой отработке? Талант-то никуда не денется. Чего напрягаться. Да?

Стало ясно, что палку я опять перегнул, и внутренний бунтарь рвался на свободу. Остальные сокурсники насторожились, молча внимая разрастающейся дискуссии. Влас, сидящий с Демой, повернулся к ближайшим слушателям, развел длинными руками, и скорчил саркастическое выражение лица. Наверно счел представление забавным, хотя сам по себе был тихим и очень глубоко погруженным в свой параллельный мир.

– Видать некоторые аномалии боятся больше, чем Марии Давидовны. Хе-хе, – он просмеялся с тихим надрывом, изображая строгую леди. – Может я не прав, но ты уже всех своими вопросами засыпал на тему спасения, и дружка своего заразил. Чего паниковать-то? Мы же над учебой не трясемся, – Власик закончил шутливо – наставительным тоном, будто перед ним дите неразумное сидело.

– Меня напрягает не аномалия с завалами, а возможность упасть ниже плинтуса и скатиться до ежедневных отработок. Может быть весело проматывать время и баллы в буфетах и магазинах. Незаметно превращаться в повесу, но я-то знаю для чего учусь, и общей моде с высочайшими советами нашего руководства не верю, – я порядочно испугался небывалой для себя напористости, как будто внутри говорил другой человек, мама не узнала бы.

Задним умом, точнее всем нутром я ощутил волну вдохновения, которую пустил совсем не в то русло. Впрочем, ее все прозевали. Значит скоро откат, но думать о нем было некогда. Дёма распалился не меньше моего, только его гнев был холоден и нагонял жуть.

– Какие слова. Долго репетировал? – сказал культурист, приближаясь ко мне с видом сытого хищника. – Это мы, значит, поддаемся, а ты у нас мученик искусства? За словами бы следил. А то я и десятку не пожалею на взыскания искина. В бочину припечатаю… – он уже не контролировал себя, и привлек внимание Антона Семеновича, который давно наблюдал за перепалкой.

– Демьян, я полностью разделяю твою точку зрения. Только последние слова не разобрал, – учитель вышел в центр мастерской, прервав спор. – Все мы, как люди искусства, знаем о золотых пропорциях и золотой середине. Меня тоже иногда кидает в крайности, но отлично понимаю, что можно всему уделять время, даже с вашими нагрузками. И отдыхать надо вволю, особенно в таком возрасте, и в работу с головой нырять. Глядишь, и волну поймаешь. Главное – не перестараться. Если хотите, можем поговорить об этом на следующем занятии, охотно поделюсь своими мыслями.

Дёма молчал, вместе с остальной группой и мной в том числе. Наверно у меня пылали уши, потому что чувствовал себя неловко. Рассудительность моего учителя-сообщника, подзабывшего о недавнем уговоре, снова взяла верх, но никого не унизила, мне бы так. Выходит, что я неосознанно отработал по заложенной в меня программе, и поднял маленькую бурю. Непонятно сколь успешны будем мы в прохождении школы, но Антон Семенович точно завершит свою миссию успешно, если только у учителей каких-то своих, внутренних проблем нет.

Тишину нарушил Влас, который обычно молчит, и прячется несмотря на то, что упирается коленями в стол и меня им задевает. Наверно у парня новый характер распаковался.

– Эм… По правде сказать, мы все это знаем. Но дело в другом. Хочется без мучений учиться, а аномалия уже так придавливает, что хоть волком вой, – в ответ на вопросительный взгляд учителя он ответил, сдерживая смех. – Нет, сейчас демонстрировать не буду… Чего народ пугать. Понятно, что мы мало разобрались, так что охотно послушаем умные мысли.

Учитель одобрительно кивнул, возвращаясь к своему столу, заставленному маленькими гипсовыми бюстами, ученическими скульптурами, и кучей инструментов, от чистки которых мы отвлекли его спором. Все вернулись к своим занятиям, а я задумался. В учебном центре даже предположить не мог, что загруженные качества будут брать надо мной верх и работать помимо воли. Я не знал, опасно ли противиться своей новой природе, или надо отдаться течению. В любом случае радости и пользы пока мало. Только сложности множатся. Хоть рот себе заклеивай. Меня обнадеживало только невольное соблюдение уговора с Антоном Семеновичем.

– Знаешь, пойдем все-таки, подышим в галерее. Эй, алле, – Алекс привлек мое внимание и пихнул локтем, помяв часть работы. – Волну мы пропустили. Сейчас откат будем ловить. Хватит уже в пластилине ковыряться.

Слова друга почему-то показались мне разумной идей. Прежде я предпочитал терпеть откаты, и почему бы не сменить тактику, ради нового опыта. Простоватый Влас, увидев, что я встаю, с уважением покивал мне, как неофиту в обществе жертв непостижимой природы нашей школы. В галерее пахло свежестью. От гладких колон веяло прохладой. Алекс похрустел всеми пальцами, явно готовясь ненадолго отдаться очередной игре, так как паркуром в школе мы пока не рисковали баловаться. Широкая скамья представилась мне самым лучшим в мире ложем, и меня неумолимо потянуло прилечь. Понятно, что откат уже начался, но ощущается он совсем иначе, мягче, теплее, как в гнездышке, устланным пухом.

– Слушай, хорош отдыхать. Подъем, – сказал Алекс, потянув меня за рукав. – Прекращай, а то мнение о себе испортишь.

– Какое мнение? – заплетающимся языком пробормотал я. – М-да. Как же это меня немилосердно унесло… А давно я лежу? Что-то мне никуда вставать не хочется.

– Ага… Теперь понимаешь каково мне вчера было? И остальным тоже. Ничего, иногда полезно отключиться. Не то нервный срыв заработаешь со своими идеями.

Мышцы работали, я все ощущал и понимал, но не видел смысла встать, идти и лепить, или рисовать, попробуй еще вспомни, что мы недавно делали. Усилием воли я упал со скамейки на четвереньки, кое как разогнулся, и поплелся в мастерскую. По пути, сквозь пелену в сознании, мне было ясно, что недельное сопротивление откатам сделало меня очень уязвимым, и больше никогда-никогда нельзя расслабляться, чтобы ощущать такое нежелание всего. Разум хотел все исправить, а моя животная составляющая, та грань человека, из которой исходят все инстинкты, желала отдыха и даже сна. Мне пришлось пять минут бездумно глядеть на начатую работу, потом еще столько же времени катать шарики пластилина, чесать в затылке и собираться с мыслями, чтобы заставить себя продолжить творчество. Я заставлял себя трудиться целых полчаса, и все-таки победил.

– Как ты с этим справляешься? – спросил я друга, который тоже не горел творческим огнем.

– Никак, – коротко ответил Алекс. – Немного туплю, потом раскачиваюсь и начинаю, хотя противно некоторое время. Думаешь другим легче? Вон, Мила с Симоной вообще так и не вернулись. Сидят наверно, жрут что-нибудь вкусненькое. А твой приемчик я сегодня забыл применить.

– Ну да, прошляпили сегодня момент. Все ясно. Однако метод переключения работает. А Олеся пережила, как погляжу. Бодрая. Наверно надо новые методы придумывать, – я непроизвольно вспомнил об обещании Берты. – Между прочим, мне собирались с этим помочь. Наверно ты уже понял, что советы кураторов бесполезны. И еще… Пора тебе кое-что узнать, но не здесь.