Дети Солнца

Эрнест сделал два глотка и закрыл глаза, еще раз попытавшись улыбнуться:

– Спасибо тебе…

Пока он лежал на диване, Евгений сбегал в коридор и закрыл дверь в квартиру. Вернувшись, тихо спросил:

– Тебе не нужен врач? Может вызвать?

– Мне нужен палач – не хочу жить. Это больно.

– Да, тебе больно. Но мертвецы боли не чувствуют, а значит ты живой. Ты можешь пытаться убегать от себя и своей боли, но тогда ты впустую потратишь свою жизнь.

– А ты – философ. Жень, тебе то откуда знать, что такое боль? Ты не можешь даже представить, что я чувствую.

– Согласен. Не могу. Но знаю точно, что когда во сне человек хочет понять – сон это или явь – просит себя ущипнуть кого-то, кто рядом или делает это сам. Через боль мы возвращаемся к реальности.

– Но ты то откуда это знаешь?

Пока Эрнест задавал свои вопросы, боль рассасывалась и таяла.

– Я не знаю. Я просто верю тому, кто с этой болью был на ты. В наследство от папы, которого я почти не помню, мне досталась книга Селина «Путешествие на край ночи». Я ее первый раз прочел шесть лет назад. А потом перечитал еще несколько раз, пока некоторые отрывки не мог цитировать почти дословно.

Когда я ее читал впервые, то физически ощущал запахи, звуки, холод и жару с неимоверной духотой. Я как будто был там.

– Женя, ты меня в который раз удивляешь. В двенадцать лет прочесть и понять Селина – никому бы не поверил, если бы такое сказали. Мне из французов ближе Пруст и Сартр. Ты их ведь тоже читал?

Теперь настала очередь улыбаться Евгению:

– Читал. Может я и ошибаюсь, но мне кажется все же, что Сартр начал писать, точнее почувствовал, что должен это делать, после того, как прочел Луи Фердинанда. У Сартра мне роднее всего «За закрытыми дверями».

– И что ты думаешь об этой пьесе?

– Что пока человек не научится жить с другими – они для него ад. Когда сталкиваются две звезды, всегда происходит катастрофа. Возможно одна звезда поглотит другую, став черной дырой, возможно произойдет взрыв и рождение сверхновой, возможно что-то еще… Но при столкновении они никогда не останутся прежними. С людьми также. Не важно, боимся мы перемен или, наоборот, ждем их, чаще всего они наступают, когда мы допускаем кого-то близко к своему сердцу.

– Откуда ты знаешь все это в свои восемнадцать лет?

– Я не знаю. Я так чувствую. Наверно, что-то я прочитал в книгах или услышал от кого-то. Но то, что я говорю – это как будто голос внутри меня. Я просто не мешаю ему. Прислушиваюсь, и когда доверяю звучащим мыслям, говорю их вслух.

– Наверно Зинаида именно об этом написала мне.

Евгений переспросил:

– Что она написала?

– Там было много мыслей. Но главная, на мой взгляд, такая же, как и сказанная тобой сейчас, что важно слышать свой внутренний голос. И то, что у тебя это получается, дает мне надежду, что я тоже смогу так жить.

– Ну да. Путь в тысячу ли начинается с первого шага. Только ты, как я думаю, прошел по нему уже гораздо больше.

Наконец Эрнест почувствовал, что боль отступила полностью, и он может дышать полной грудью.

– Папа любил повторять фразу: «Не начинай то, что не собираешься доводить до конца». Я хочу научиться тому, что умеешь ты.

– Эрнест, ты все это уже умеешь. Я это вижу. Я это чувствую. Расслабься, отпусти свои мысли, ощути течение реки, и ее поток понесет тебя сам.

– Я знаю, о чем ты говоришь!

– Замечательно. Если ты не против, я приготовлю завтрак, пока ты окончательно не придешь в себя. У нас сегодня утром будет собрание, и я подумал, что буду нужен тебе, если, конечно, я буду тебе нужен.

Только сейчас Эрнест осознал, что не оставлял свой адрес, при регистрации в игре, и, поднявшись с дивана, вперился ошеломленным взглядом в Евгения, шинкующего капусту на разделочной доске, через дверной проем на кухню:

– Как ты меня нашел?

– Знаешь, я бы сам наверно не поверил, если бы кто-то другой мне рассказал, что так бывает. Вчера вечером, после того, как наше собрание внезапно прервалось, я сидел у себя дома на кухне и пил чай. Я выпил, наверно, кружки три, глядя в окно. В темном небе кружили птицы, и я думал – почему они не улетают дальше? Что с ними не так? Внезапно (я чуть не пролил горячий чай на себя), на мой телефон пришло сообщение с адресом. В нем, кроме названия улицы, номера дома и квартиры, не было ничего.

Я написал в ответ, пытаясь выяснить: зачем мне этот адрес и кто его прислал. Но мое сообщение так и не было доставлено до адресата. Когда я позвонил, абонент оказался недоступен.

Решив, что утро вечера мудренее, я лег спать, запланировав утром выяснить, чей это адрес и зачем мне его прислали. Видимо у тебя есть добрый «ангел-хранитель».

Прошло еще около сорока минут разговоров на кухне, пока завтрак не был съеден, а вкусный кофе выпит.

Скоро должно было начаться общее собрание в чате, и Евгений, чтобы не опоздать на него, побежал к себе домой.

Когда за Евгением захлопнулась дверь, Настя, неожиданно для Эрнеста, включила с середины песню Кино с альбома «Группа крови».

«…Те, кто слаб, живут из запоя в запой,

Кричат: Нам не дали петь!

Кричат: Попробуй тут спой!

Мы идем. Мы сильны и бодры…

Замерзшие пальцы ломают спички,

От которых зажгутся костры…

Попробуй спеть вместе со мной,

Вставай рядом со мной…»

– Настя, что это сейчас было?

– Я решила, что тебя надо приободрить перед собранием. Прошу прощения за вольность.

– Не делай так в следующий раз, пожалуйста. За заботу спасибо. Насчет костров – не волнуйся, всему свое время! Спички при мне.

Собрание началось в десять часов утра. Лонгин и Апанасьев сидели понурые из-за того, что вчерашняя атака на Радлова оказалась неэффективной. Никто из членов Филадельфии их не поддержал. Наоборот, Наталья Платоновна Кулаковская зачем-то вспомнила слова любимого ученика Христа, который уже в зрелом возрасте, спустя много лет после распятия и воскресения своего учителя написал в одну из общин Малой Азии. Сначала она привела цитату: «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего. И мир проходит, и похоть его, а исполняющий волю Божию, пребывает вовек…»

– Вы же понимаете, о чем здесь речь? Невозможно одновременно двигаться в двух разных направлениях. То, что вчера предлагали Павел Анатольевич и Петр Никанорович, – попытка склеить то, что расклеится почти сразу же. Вами движет простая алчность и гордыня. Ради своей цели вы готовы манипулировать людьми. Если и правда есть такие служители, которые пренебрегают свободой воли другого человека, то они точно не от Бога. Поскольку вы никогда это не поймете, нет смысла объяснять что-то дальше.