Полигон
– В каком смысле?
– Мы приехали, и ты сразу запропастился, пока нас чуть не прикончили.
– Отошёл в тайную комнату.
– Ну хоть бы предупредил, – Ганс посмеялся и передал флягу Августу. Йослихт едва ли не задыхался от смеха, он ударил брата по плечу.
– Тайная комната! Ха–ха–ха! Получше ничего придумать не мог?
– Ладно вам! Давайте лучше выпьем за то, что мы опять остались живы! – Айварес поднял флягу и не дожидаясь ответа, опустошил её всю. Он оглядел по кругу всех собравшихся в этом импровизированном убежище и взгляд его остановился на двух замерших заморских братьев, – эй, черномазые! – Долдер и Болдер уже привыкшие к такому прозвищу и к холодному климату, укутанные плащами и подползшие как можно ближе к костру, удивленно подняли головы, – Расскажите–ка, как вы живёте там, по ту сторону моря?
Болдер чуть ухмыльнулся, расправил плащ и положил руки на колени. Он свёл брови и вздохнул.
– Мы с братом родились в столице Эмирата, Кубхе. В бедном районе, отделенном рекой, что находится на западе города. Отца своего мы не знали, он погиб во время Имперского вторжения. Жили мы в одном маленьком доме нашей огромной семьёй. Жили мы в строгом подчинении, обетах, и голоде, но дружно. К людям все всегда относились нормально… пока они не начинали как–то иначе верить в наших общих Богов Долины. Их за людей больше не считали. Помню я сказал своему деду, что не верю в Богов…
– И тогда его чуть забили палками. Всем было плевать, что он его внук, – добавил Долдер.
– Да. Насмотревшись и натерпевшись всего этого безумия, мы с братом решили раз и навсегда уехать оттуда куда подальше. В один прекрасный день мы работали на стройке в богатом районе, что за рекой. Там было всё иначе – люди богаче, добрее, вера их была слабее. Они не считали нужным забивать людей просто так. И к ним часто приезжали торговые караваны. Мы увидели белокожих людей, заехавших в наш филиал ада, упали в ноги и стали умолять их нас забрать. Торговец был непреклонен, но его брат, Тошлер, уговорил его нас взять в охрану. Драться мы умели, и очень хотели свалить оттуда. С тех пор мы с ними.
– Вот только не надо на меня вешать всю вину! Если бы стража узнала, что я тайком вывожу людей из Эмирата, нас бы прибили в первой подворотне.
– Знаю, Господин Йослихт, знаю. И за то, что вы всё же нас забрали – мы с братом будем благодарны вам всю жизнь. Ах, да. Если кому интересно, купил я как–то вырезку из книги. Об исследовании пустыни Эмирата. Может, кому нужно? – Болдер достал из сумки один аккуратно сложенный листок бумаги. Ганс сразу обратил на него внимание и ему было страшно интересно, что там. Тем более, много читать не придётся.
– Давай.
Ганс взял в руки листок и развернул его.
Загадочная смерть Джона Цинциннати, Бренейского исследователя
Джон Филсон Цинциннати, один из самых знаменитых исследователей Его Величества был убит три месяца назад при невыясненных обстоятельствах вместе со всей исследовательской группой.
Некоторые факты дают основание полагать, что всему виной является теория «проклятия песка». Теория гласит о том, что все страны Долины, за исключением пустынь Эмирата, имеют свой погодный и сезонный цикл. Виной неизменности погоды в Эмирате согласно теории, признаётся песок.
Группа Цинциннати отправилась в наиболее развитую часть эмирата, где они могли бы без сопротивления местного населения проводить свои исследования. Они стали копать песок вглубь, ожидая, что когда–нибудь они доберутся до истины. Но по неизвестным причинам, вблизи городов и деревень, а также вдоль дорог, раскопки отменялись по неизвестным проблемам, возникающими аккурат при них: заканчивались запасы воды, ломались инструменты, болезни работников. Цинциннати считал, что всему виной являются Столбы Богов, через которые Боги наблюдают за нашими делами, и они не хотят, чтобы мы знали истину.
В конце концов Цинциннати взял свою группу и отвёл её глубоко в пустыню, заранее оставив все божественные предметы в лагере (дабы ненаучная теория Понтификов Норанейта о том, что Боги направляют и защищают нас, так и осталась в лагере).
Нам неизвестны точные результаты раскопок, однако по редким комментариям его родных и близких, мы можем судить, что Цинциннати действительно смог «докопаться» до очень интересных вещей: раскопав глубокую яму, несколько десятков футов в глубину, работники наткнулись на огромные металлические продольные предметы, от которых шло тепло. Цинциннати очень удивила это находка, о чём он сразу же сообщил властям Эмирата. Его вышвырнули из страны и запретили возвращаться под страхом смерти. По возвращению в Королевство Бреней, Цинциннати сообщил о своей находке и не на шутку встревожил всё научное сообщество. Через два дня он был убит. Все его публикации были изъяты служителями Культа вознесения и впоследствии названы еретическим толкованием. Ныне же любые разговоры о данных проведенных исследований обнесены табу. Научное сообщество отказывается признавать исследования Цинциннати, а что на самом деле нашёл Сэр Джон Цинциннати так и останется для нас загадкой.
– Прочитал? – Болдер слегка улыбнулся, Август уже выхватил листок из его рук и тоже стал читать, – я был удивлён, когда приехал в ваши края. Каждый месяц разная погода, а у нас она всегда одна. Так и в такую конспирологию поверишь. А вообще, у нас много чего интересного есть: город мертвых на юго–западе, развалины древней цивилизации, опасные и труднопроходимые. Редкие счастливцы рассказывали о железной птице, лежащей мертвой на раскаленном песке, и нутро которой было наполнено оружием Богов. Рассказывали случай, будто бы отряд из семидесяти человек с огромными потерями смог пройти через город. Вернулось всего пять человек, они принесли с собой какую–то продолговатую хрень, что выпускала металл с огромной скорость. В одну ночь их вместе с целым духаном разорвало на части. Только обгорелые развалины и остались. – Рассказ Болдера не на шутку заинтересовал Ганса. Он всеми силами пытался скрыть удивление, но ему ли не знать, на что это было похоже.
– И часто оттуда что–то приносят?
– Ещё чего! – Долдер, до этого сохраняющий тишину, очень напыщенно фыркнул.
– Что ты вообще слышал об Атлантиде?
– Ничего.
– Оно и видно. Это древний город. Говорят, что нет нигде в Долине той архитектуры, что видна там. Город скрыт за горным хребтом, а ущелье что ведет к нему, постоянно осыпается камнями сверху, даже воздух там отравлен. Сам же город усыпан песком, больше чем того есть в пустыне. Песчаная буря, бушующая там со времен изгнания людей, резкими порывами ветра впивается в глаза и забивается под кожу. Те же, кто уцелел, тонут в зыбучих песках или же натыкаются на сотни древних ловушек в самом городе.
– Да, Долдер, спасибо. Ну и помимо этого у нас есть на что посмотреть: статуя Бога солнца в горах на севере.
– Бога солнца? – Ганс очень удивился, узнав, что Боги делят между собой звания.
– А? Да, вроде так говорят. Но мы, все собравшиеся здесь – атеисты, так что не думаю, что можем рассуждать об этом предметно, – сказал Болдер.
– Молодые… – Тит сурово оглядел всех собравшихся здесь. – Понтифики говорят, что люди были прокляты за неподчинение высшей силе и были посланы в Долину. Многое было потеряно. До тех пор, пока мы не заслужим прощение. Возможно, здесь речь идёт о высших и низших Богах, выполняющих разные функции, но одинаково властных над смертными.
– Во имя здравого смысла, заткнись и пей. – Айварес ударил Тита в грудь бутылкой вина и передал её ему и неодобрительно фыркнул. – Плевать на твоих Богов. Когда ваши чертовы легионы вовсю маршировали по Елисейту, ни одна молния ни упала с неба, ни один, сука, камушек не упал. И только наша доблесть при обороне всего двух клочков земли, что не поддались Вам, смогла отстоять нашу страну, и то, весьма условно…
– Лебединый замок неплохо тогда пострадал, годы ушли на его восстановление. Да что там говорить: я сам недавно вкладывал средства в восстановление некоторых его отдельных частей, а вот Ангейту…
– Ха. Эту твердыню ничто не взяло бы, разве что осадой. Во времена имперских походов, когда мы с братом держали оборону Ангейта, все заключённые были вырезаны из–за нехватки еды. – Ганс поперхнулся из–за слов Айвареса.
– И что, даже хваленные права человека не помогли? – съязвил Август.
– Инстинкт самосохранения кого угодно превратит в чудовище. Но не будем о грустном, пора спать. Завтра тяжёлый день.
Басовый прокуренный голос Айвареса прозвучал как обычно властно и просто. Люди стали укладываться. и накрываться своими плащами. Ганс поправил свои тарные дощечки, связанные друг с другом и присыпанные сеном, как резкая хватка вцепилась в его плечо. Он испугался и поднял голову. Это был Август, что держал указательный палец у губ. Ганс наклонился к нему и Август подтянул его к себе за шею ещё ближе.
– И главное, Ганс: в одной из таверн к нам подошёл мужчина в чёрном плаще и капюшоне. Он знал, что мы узники Ангейта, и он знал где искать тебя. Он знал, когда именно ты там будешь, друг мой. Отныне и у стен есть уши.
Ганс ничего не успел сказать, Август тут уже упал на бок лицом к костру и Гансу не представилось возможности получше его расспросить о случившимся. Айварес присыпал пламя, и остались лишь догорающие угольки. Ганс бегло осмотрел всех, кто был рядом.
– Нет, угроза извне, – сказал он шёпотом и лёг. Алкоголь резко ударил в голову, и он стал быстро засыпать. – Да, завтра тяжёлый день. Доброй ночи, Август.
Глава 3
Подъём с рассветом они встретили командой Айвареса. Сонные Болдер и Долдер, несшие этой ночью караул, потирали глаза, и вместе со всеми стали сворачивать лагерь. Неприятная утренняя роса покрыла всё, и если бы не братья, поддерживающие малый очаг пламени посередине, они бы проснулись все в воде. Ганс почувствовал першение в горле после ночи на открытом воздухе, отпил прохладной воды. Он прокрутил в голове события прошлого вечера и уверенно отрицал мысль о всяком предательстве. Между тем он впервые всерьёз задумался о том, чтобы рассказать о произошедшем властям. Всё больше ему казалось, что сил их будет слишком мало для мести Богам. Но как уговорить суеверных и отчасти недальновидных людей ему помочь? Не будь их игрушкой – прозвучали последние слова Командира в его голове. Ганс отбросил мысли и свернул спальные принадлежности и дал их Тошлеру, что заботливо и щепетильно укладывал огромное количество вещей, аккуратно, каждую вещь на свое место, в свою телегу. Не без труда вытолкнули телеги по вымокшей земле из поля на Янтарную дорогу, вдоль которой гордо и неестественно стояли столбы Мотихари, при виде которых Тит преклонил голову и поправил амулет Богов на своей шее; Ганс поморщился глядя на это и сел на коня, встав в авангарде вместе с Титом и Августом, своровавшим коня у таверны и очень этим омраченный, и Айваресом. Иногда мимо них проезжали верхом путники: поодиночке и группами.
– Почему вы называете эту дорогу Янтарной? – спросил Август, – я не вижу здесь ни капли янтаря.
– И не увидишь, – со смехом сказал Тит. – Дорога эта очень старая. Сорок лет назад в моде был янтарь. Все мужчины мира стремились заполучить эти чудные украшения, дабы расположить к себе женщин. И только Полисы севера, гордые независимые города–государства могли похвастаться у себя этими камнями. Тогда–то бурным цветом расцвела торговля по всей Долине, началом чего и стал янтарь. Много воды утекло с тех пор. Остатки дороги либо заброшены, либо вымощены снова, не оставив ни следа от неё, за исключением…
– Столбов? – вдруг оживился Ганс.
– Да, мой мальчик, – столбов. В те времена люди почитали Богов куда больше, чем сейчас – в благодарность за наши богатства и были возведены столбы Богов, что носят гордое название Мотихари.
Ганс невольно вспомнил историю, что им рассказывали в детстве о возведении дороги в Ронее, где правитель, чьего титула и имени Ганс не помнил, приказал воздвигнуть дорогу для хитроумных телег, работающих не от тяги коней, а от горения угля, от столицы до своей резиденции. Никогда Ганс в эти бредни не верил, но уже тогда для себя отметил, что абсолютная власть – это вещь исключительно прекрасная. Ибо не может быть несчастлив человек, что может приказать сделать целую дорогу для несуществующих вещей только для себя.
– Дети, вы хоть раз были в Елисейте? – С явной насмешкой спросил Айварес.
– Нет, – без всякой мысли сказал Ганс.
– Мне приходилось бывать в крупных городах – ничего особенного, а к чему вопрос? – Ответил Август, ещё не до конца проснувшийся.
– Потому что, дети из села, постарайтесь вести себя так, будто бы были там всегда. И уж тем более не надо глазеть на тысячу и один памятник и высоченные дома. Уяснили? Иначе мы будем очень выделяться на глазах у всех, тем более у стражи.
– Да, стража… Айварес, я думаю стоит сообщить о произошедшем в Ангейте королю. Он ведь должен знать.
– Ха–ха!
– Ха–ха–ха!
Ганс с большим удивлением глянул на собеседников и Айварес перестал смеяться, и лицо его приняло стандартную серьёзную гримасу.
– Какой бравый солдат! Теперь расскажи мне, как ты будешь объяснять, что ты один выжил, а все остальные погибли? Что ты им скажешь? Небесные стрелы поразили крепость, а я один стоял и смотрел? Тебя сначала будут пытать как предателя, а потом повесят. И это в лучшем случае! В худшем случае тебя передадут инквизиции и устроят аутодафе. Ты мне ещё живой нужен. Не тебя повесить должны, а мы должны этих ублюдков. Наша задача понятна, хоть и очень туманна. Так что выше нос и держи язык за зубами. И тебя это тоже касается, – сказал Айви и поочередно показал свой огромный кулак Гансу и Августу.
Ганс промолчал и понял абсурдность идеи. Они ехали в тени, рассвет всё ещё был скрыт за холмом. За этим же холмом гордо стояла столица Елисейта и центральный город южного союза.
Лучи утреннего солнца, скользя по пологой поверхности холма, ударяли в лицо взбирающимся путникам. Наконец, уже было видно солнце, поднимающеюся над хребтами гор, и они взобрались на вершину.
Огромный город, обнесенный мощными стенами, разделенные конусообразными башнями, откуда ещё изредка можно было увидеть проблески свечей, разделенный рекой Рейс напополам, простирающийся вдоль всей низины, с острыми шпилями высокого королевского лебединого замка, стоящего на холме в дальней части города. К городу вело несколько дорог со всех концов страны, разделяющие огромные поля могучей страны; и даже сейчас, утром, по ним въезжали и выезжали из города десятки людей. Масштаб города очень поразил Ганса, он даже заулыбался.
– Смотри, Август! Города Империи такие же пёстрые? – с улыбкой на лице и с детским восторгом крикнул Ганс.
– Я… Нет. Я никогда не бывал в настолько огромных городах, это просто фантастика! – Август сильно щурился, то и дело потирая глаза, что выглядело несколько странно. Ганс подумал, что всё это из–за его впечатлений от возможности вновь свободно бродить по миру спустя три года заключения.
– Какая прелесть! Может вы ещё обниметесь и портрет себе на память закажете?
Август с Гансом рассмеялись, Айварес неодобрительно покачал с головой. Они спускались с холма по извилистой пологой дороге. По мере приближения к стенам города, они становились всё больше и больше. И даже стены Ангейта высотой в три человеческих роста казались совсем детскими по сравнению с ними. Они подъехали к стенам города. У ворот были выстроены пара таверн и небольшие конюшни, очевидно их владельцы просто не сумели купить дорогую землю в пределах городских стен. На въезде стояло два солдата, с яркими жёлтыми сюрко с чёрным орлом на груди, поверх блистающей, хорошо начищенной кольчуги. Иногда они останавливали въезжающих путников, но всегда пропускали в город. Уже напротив ворот был слышен гул города, и очень поверхностно было видно его величие. Один из солдат завидел караван и выпрямился, положив руку на рукоять меча.
– Стой! – Прокричал стражник и перегородил проезд. Караван остановился – Назовите себя!
– Айварес из Мюнрена. Это Ганс из Келина, а это Альфред из Мендакса. Охраняем торговый караван купца Йослихта.
– Вы похожи на наемников, – с претензией заявил стражник. Он был крепкого телосложения и тупого на вид лица, что вполне подходит для городского стражника, но его надменность была непростительна. Ганс на ухо шепнул Августу, что тот бы драил нужники в Ангейте, и после – оба рассмеялись ненаигранным детским голоском, но тут же поняли, что им конец – ведь Айварес никуда не делся. Тот лишь тяжело вздохнул:
– Мы и есть наемники.
– Тогда кое–что вам тут не понравится: в этом городе запрещены потасовки и нарушение закона. Проезжайте.
Айварес уважительно склонил голову, и они проехали. Ганс повернулся назад, и за столь короткий промежуток времени, начиная с их спуска с холма и до въезда в столицу, количество путников увеличилось, образовав на въезде небольшую пробку уже с утра. Ганс поднял голову: ворота были оснащены двумя решетками, зубья которых, проржавевшие и древнее его самого, казались совершенно бесполезными и ненужными в мирное время. После них шли могучие деревянные, с вставками металла, ворота.
Елисейт, столица одноименного королевства, предстала пред ними во всём своём величии: одна из многих площадей, расположенная прямо на въезде, и служащая одним из главных торговых центров, уже обрастала повозками и шутами. Они проезжали прямо по площади, Йослихт велел остановиться ближе к центру, где была расположена Колонна в честь отстаивания своей независимости в войне с Империей, окруженная маленькими фонтанами с различными росписями и барельефами. Из фонтанов били маленькие стручки воды, Ганс никогда не видел фонтанов, хотя и был о них наслышан. И несмотря на предупреждение Айви, он не мог сдержать волнение и трепет у себя в груди и стал всматриваться в мельчайшие подробности этой Колонны. Она была установлена на круговом постаменте из красного камня, серого цвета с резьбой по камню различных сюжетов времен Имперских походов вплоть до золотой статуи орла на её самом верху.
– Август! Ты только глянь на эти барельефы! Посмотри насколько точная работа! Должно быть искусные мастера трудились годами, чтобы создать этот шедевр!
– А? Я не вижу. Мне нужно рассмотреть поближе…
– Дети… – Айварес скривил лицо, глядя на то, как Август отошёл от каравана в сторону фонтана.
– Эй, ребята! Сюда! – Сиплым голосом произнёс Йослихт. Айварес резко развернул Сканто и очутился перед Йослихтом. Ганс, чуть погодя, кинув взгляд в сторону Августа, присоединился.
– Мы отправляемся на ярмарку, что будет на площади Большой звезды, у Девичьего моста. Приезжайте, как закончите! – С добродушной улыбкой сказал Йослихт и махнул Айваресу рукой.
– Обязательно, старина! Удачи! – Айварес приложил два пальца к виску и указал ими на Йослихта.
– Ха–ха, спасибо!
– Я с вами! Мне тоже нужно в бедный квартал! – Тит до этого момента сохранявший тишину, вдруг проявился. Видимо, наконец пришёл в себя после вчерашней попойки.
– Старина, ты так и не сказал, что привело тебя в столицу.
– Ай! Мне нужно кое–что доставить для… друзей. – Тит лукаво улыбнулся и уже подошёл Август.
– Ты слепой? – Айварес, в привычной для себя манере, спросил Августа.
– Почти. Зрение плохое. – С нотками грусти ответил он.
– Как же так? Ты ведь легионер! Бывших легионеров не бывает! – с претензией заявил Тит, – Каким образом ты вообще попал в Легион?
– Я три года просидел в полутёмной дыре, удивительно, как я с коня не падаю и язык не забыл. Впрочем, я подолгу вел сам с собой монологи – как выходец из Эльсинора и старался заниматься физически, – Ганс понимающе кивнул, и поймал себя на мысли, что для простого солдата, Август слишком хорошо адаптировался к таким жестким условиям и не потерял голову.
Этот город впечатлял своими масштабами и убранством: вокруг площади каждый пятак земли был застроен многоэтажными строениями, каждое из которых отражало изысканный вкус владельца. Разные архитектурные стили, не создавали впечатления неказистости, напротив – давали этому городу определенный шарм. Каждая пядь земли ниже городских стен, за исключением деревьев и кустарников, столь аккуратно и гармонично высаженных везде где только можно, была уложена брусчаткой. И не было на земле ни единого места, где была бы лужа или произрастал назойливый сорняк. Люди здесь одевались иначе – деревенская одежда сменилось добротными пышными нарядами. Но даже вся красота столь славного города не отменяли один неприятный факт – шум.
По мере их продвижения по улицам города, Ганс не увидел не одного косого взгляда на вооруженную четверку, люди были погружены в свои заботы и проблемы большого города, несущего их по течению жизни. Казалось, будто бы их и вовсе не замечают. Ганс предположил, что в больших городах, где людей больше, где у них больше забот, они становятся чуточку эгоистичнее, на что и получил замечание от Айви – не думать о всякой ерунде.
Чем ближе они уходили в глубь города к бедняцкому району, что находился на этом берегу реки, презентабельный вид города постепенно стал сходить на «нет». Всё чаще встречались обветшалые фасады и грязь на улицах, дорога уже не была такой отделанной, а люди попадались всё менее нарядные и воодушевленные. Это были простые ремесленники. Лишь две вещи оставались неизменным – гул на улицах и стражники, облаченные в желтые сюрко. Ганс на минуту прислушался к людям вокруг: среди десятков беглых реплик и непонятных для сельского человека слов он не нашёл ничего интересного и эту затею он оставил. Айварес держал в руках карту и беглым взглядом осматривал дома на предмет их пункта назначения, Тит снова рассказывал одну из тысячи историй из своей юности, а Август ехал молча и старался разглядеть новый город.
– Поразительный город! Даже не центральные районы! А весь город! Во время Имперского похода на восток я был матросом. Сколько лет прошло с тех пор? Сложно описать эту боль душе, когда видишь всё это: пламя, охватившее всю землю, трупы на улицах, пепел сожжённых городов. Когда это было? Ох, как быстро летит время. Дым сожжённого Елисейта был виден даже с моря.
– И всё же Лебединый замок и Ангейт взяты не были. – С пафосом произнёс Айварес, гордо вскинув голову, и преисполненный патриотизмом.
– Ты прав, мой друг, ты прав. И будь проклята эта война.
Они въехали на малую площадь посреди двухэтажных грязных деревянных домов. Это уже была не та площадь, что они видели на въезде в город, а очень похожая на рынок деревни Мендакс. В центре площади находился столб, с сваленной к нему грудой сена и дерева. Ганс не поверил своим глазам, он не хотел это видеть, он не хотел в это верить. Они подъехали ближе, и Ганс хотел бы, чтобы это было сном.
Пропаганда пугала людей карой при жизни и вечным горениям в аду после смерти. Но если какой–то ад и существует, а не безликая пустота (чего Ганс боялся гораздо больше), то они живут в нем. К столбу привязали человека. Под шум и ликование толпы, фламины Культа вознесения произносили хвалебную речь предстоящей казни.
– Еретик Томас де Торквемада решением Богов и понтифика за одурманивание людей и распространение еретического учения приговаривается к смертной казни!
– Это же Торквемада! Я рос на его трудах! Империя этого так не оставит! Она…
– Здесь не Империя. – Холодно сказал Тит и отдернул Августа.
Ганс не мог стоять на месте. Он дёрнул шпоры и слегка продвинулся вперед, правой рукой он потянулся к мечу, но Айварес молниеносной реакцией выхватил поводья и с недобрым, полным грусти взгляда, посмотрел на него.
– Ты не на войне. Там ты видел врага и мог его поразить. Здесь же – цивилизованное общество. Убийства людей для поддержания веры, что в свою очередь поддерживает власть – в порядке вещей. И даже не смей бросать вызов этому. Уходим.
– Эх, старик Томас. А какая замечательная игра слов, как иронично! – Улыбнулся Тит.
Они развернули коней и поехали в сторону фавельского района. Ганс старался отрешиться от всего, но последние слова человека как гром среди ясного неба прозвучали у него в голове, всё повторяясь и повторяясь.
– Я умираю мучеником! Но душа моя достойна вознесения!
– Гордишься победой Елисейта, Айварес? – С насмешкой и упрёком сказал Август. – но Имперский поход был направлен на то, чтобы искоренить это зло. Принести вам цивилизацию, которую вы не заслуживаете. И что у нас получается – на одной стороне моря людям отрезают головы, на другой – сжигают людей. Гордитесь?
Айварес промолчал. Тит хлыстом приказал коню ехать быстрее, и они молча ускакали мимо, оставив костёр инквизиции позади, и приняв малое чувство вины за свое бездействие.
– А знаешь, Август.
– Да?
– В чем–то ты прав, но… Отправить бы тебя туда, откуда ты приперся. В ящике.
– Эм… В ящике?
– В закрытом гробу.