
Полигон
– Поделом, сука! – сплюнув в высокую траву, Тошлер перевернул тело и пытался найти дневник Брата.
Он лежал прямо перед ногами Ганса. Он бережно его взял, из него посыпались листки, видимо потрепанные при бегстве. Ганс поднял их и очень удивился: ведь это был рисунок того самого оружия Богов, что он видел на горе. Он вопросительно посмотрел на Тошлер, тот слегка наклонил голову на бок, свесив свои кудри и ехидно улыбнулся, поглядывая на наплечную сумку Ганса, из которой торчали две странные подзорные трубы.
– Рисунки артефактов Богов, их вся Долина ищет – предвидя вопросы Ганса, заранее ответил Тошлер.
– Ты…ты знаешь, что это?
– Кто? Я? – Тошлер засмеялся и убрал лук, – не больше чем другие в Долине. Идём, ты ведь не хочешь остаться здесь, с этим красавцем? – и плюнул в сторону трупа.
– Нет, стой! Ты знаешь, что это? – Ганс достал из сумки злосчастную подзорную трубу и передал её Тошлеру, – тот лишь засмеялся и стал вертеть в своих руках эту вещицу.
– Двойная подзорная труба, странная только. Тысячи фанатиков верят, что эти побрякушки волшебные, но как по мне – очередной бред, – Тошлер взглянул в окуляры и протянул трубу обратно, – Ганс же нажал на кнопку этого причудливого устройства и сказал:
– Да неужели?
Тошлер с некой насмешкой на лице поднёс окуляры к глазам, тут же её откинул и попятился назад, по собственной неуклюжести, свалившись в кусты.
– Это что ещё за чертовщина?! Убери это дьявольское отродье!
Ганс выключил и убрал в сумку «дьявольское отродье», как его назвал Тошлер, вставая с земли.
– Это, это что такое? – спросил его взволнованный Тошлер.
– Я–то почем знаю. Это… трофей.
– Трофей?
– Я получил его в Ангейте. Что ты увидел?
– Я… Не знаю. Мир стал таким серым, ты светился черным. Черт его знает, что это. Мой брат знает об этом куда больше, прямо помешен на этом, никогда его не понимал пока…
– Пока не увидел сам? – сказал увлеченный диалогом Ганс и убрал ветки куста, в которые чуть было не влетел лицом.
– Да. Эй, Йослихт! Нашли мы твои каракули. И ещё, у нас пополнение в твоём клубе любителей антиквариата.
Они довольно быстро вернулись к каравану. Радующийся Йослихт спрыгнул с телеги и принял у Ганса свой дневник, тщательно просматривая каждый лист – все ли на месте. Йослихт с интересом посмотрел на Ганса, который с нетерпением ждал пояснения, и тут же он сам для себя задался вопросом – почему он не расспросил у Ганса поподробнее об Ангейте. Йослихт положил лист с рисунком оружия Богов на дневник и встав рядом с Гансом, стал водить по контурам этого странного рисунка пальцем.
– Это рисунки артефактов Богов. Имперцы их с руками отрывают, при этом осыпая золотом. Иногда и могут дать подданство. Они редки, но если найти хотя бы один такой, особенно странные маленькие капсулы к ним, то считай жизнь удалась. Мы с Тошлером уже полгода за ними гоняемся и всё тщетно. Эти вещи выпускают свинцовые куски и разрывают любой доспех, даже имперскую лорику мускулату. У меня и у самого есть пара артефактов Богов на черный день, я называю их «пламенем». Маленькие капсулы размером с кулак, стоит только выдернуть кольцо и бросить во врагов, так они сразу будут объяты пламенем.
– Имперцы ищут артефакты Богов?
– Как и все. Ты что, в пещере живёшь?
– Жил. На границе. До нас вечно всё доходит с опозданием. – Йослихт понимающе кивнул.
Ганс успокоился. Увидев один раз эти штуки у таинственных разведчиков близ Ангейта, которые Йослихт назвал «винтовками», Ганс и подумать не мог что это артефакты Богов, о которых ходит такая молва. Неужели и вправду Боги покарали Ангейт? Он стянул сумку, открыл её и дал Йослихту найденный им артефакт.
– Утони Норанейт! Откуда это у тебя? – Йослихт чуть не выронил свой драгоценный дневник, когда принялся осматривать драгоценную находку.
– Я отобрал их у… Бога?
– Что? Что ты сделал? Но как… неужели Ангейт действительно…
– Я не знаю, – тяжело выдохнул Ганс и потянулся в эту же сумку за самокруткой. Пока Йослихт пристально осматривал предмет, Ганс собирался с мыслями и пару раз чиркнув огнивом, поджег самокрутку, наполненную столь любимым им табаком – так ты знаешь, что это?
– Это «Глаза Богов». Так его называют ученые. Позволяет видеть сквозь туман, метель, бурю и другую непогоду. Говорят, даже люди через него смотрятся по–другому, – Ганс ухмыльнулся. В сказки Ганс никогда не верил, но он видел все это своими глазами.
– Да, это так… Мы с Тошлером уже…
– Да твою же мать, мир видится серым! Понимаешь? серым! – воскликнул Тошлер.
Йослихт не стал дожидаться пояснения и под руководством Ганса приложил окуляры к своим глазам. На удивление, Йослихт не испугался, а лишь стал придурковато улыбаться, что–то шепча себе под нос и держась за Глаза Богов осматривал мир вокруг.
– Ха–ха! Работает! И в правду работает! – он стал ходить по кругу вокруг двух телег и бубнить что–то себе под нос, введя в недоумение двух братьев–эми, что теперь смотрели, разинув рты, и Айвареса, что подошел вплотную к Йослихту, а тот лишь его рассматривал. Йослихт продвинулся в изучении находки чуть дальше Ганса и стал своими упитанными пальцами ерзать по всему инструменту. Он нажал на кнопку и тут же отпрянул его от себя.
– Ай! Что это за чертовщина, Ганс? – Йослихт убрал от себя «Глаза» и еле слышно выругался.
– Я у тебя спросить хотел.
– Да нет же! – сказал Йослихт, потирая слезящиеся глаза – я про зелёный мир.
– Ты про то что мы в лесу?
– Да нет же! Глянь!
На взгляд Ганса прибор ничуть не изменился. Он взял его в руки и ещё не прислонив его к глазам, увидел, что окуляры излучают светло–зеленое неестественное свечение. Ганс поднёс его к глазам и тут же отпрянул его от себя. Он посмотрел на Йослихта, как и Ганс стоящего с красными слезящимися глазами и приговаривающего: невероятно, невероятно
На шум от двух «любителей антиквариата», как выразился Тошлер, собрался весь отряд, окружив их по кругу.
– Что это за дрянь? Дай сюда, – Айварес бесцеремонно выхватил Глаза и повторил их действие. – мать твою за ногу, что это за хрень? Тит?
– Дар Богов. Береги его, Ганс.
– Ты так спокойно об этом говоришь. Ты даже не хочешь посмотреть на него?
– Я путешествовал по всему миру и видел куда более странные вещи. Если была на то воля Богов, их мудрое решение передать чужими руками дар тебе – береги его, Ганс. Неспроста Боги выбрали тебя, – Тит равнодушно смотрел на прибор и держался за свой медальон. Ганса очень тронули его слова, хоть он ничего не понимал.
– Что значит «выбрали»? Я получил эту дрянь…
– Сказать, что все произошло случайно язык не поворачивается, а? Ведь каждый придёт к вознесению, – Тит достал самокрутку, и поджег её – так и будем здесь стоять? нас ждёт столица! – слова Тита вернули отряд к реальности и все вернулись к походному строю. После того как группа снарядилась, они поехали.
Ганс раздумывал над словами Тита: действительно, вещь эта попала к нему не случайно, да и слова Командира крепости слишком ярко отпечатались у него в голове: не быть их игрушкой. Теперь же, впервые после уничтожения своей семьи десять лет назад, Ганс вынужден был признать: Боги не только существуют, но и оказывают прямое влияние на судьбы людей.
Он залез на коня и встал рядом с Титом, который начинал рассказывать свою очередную байку. Вспотевший под своим плащом Ганс, снял его с плеч и положил на гриву Ардженто; достал платок, поднёс его ко лбу и вытер горячее лицо. Платок испачкался маленькими каплями крови, попавшими на него в разгар боя. Ганс достал флягу и на ходу смочил платок и снова вытер лицо.
– Эй, Ганс! Почему ты такой хмурый? – Ганс поднял голову. Он очень удивлённо взглянул на Айвареса, поначалу даже не зная, что ему ответить.
– Почему? Да нас чуть не убили!
– Ну не убили же.
– Но ведь могли!
– Тогда забейся в угол и поплачь, платочек уже есть. Не убили – едем дальше, – Ганс промолчал. Он ещё не успел перевести дыхание после боя, им всё ещё овладевал шок, – итак, о чём это я? Король Максекс первый, выходец из богатой семьи, всё же не стал почивать на лаврах своего отца и выбрал путь первоклассного мошенника и сутенера. Иронично, что теперь он правит Елисейтом. Но мало кто знает, что с ним был связан один интересный случай, когда пятнадцать лет назад в верховный совет вместо него выбрали какое–то рыжее чучело. Тогдашний безусый паренек был весьма огорчен, но не стал отчаиваться. Он свергнул республику и провозгласил себя королем, а верховный совет разогнал, а того придурка сделал своим придворным шутом.
– Да, слышал я об этом. То был великий человек! А знаешь ли ты про одного безумного Императора, что любил сражаться на арене?
– Что? На арене Норанейта?
– Нет! Конечно нет! Такого бы никто не допустил. Император любил арену, он лично поражал своим мечом противников всегда слабее себя, и бил вымотанных и израненных зверей. Было бы забавно, если бы он погиб на арене, но увы – убит в ходе заговора, – они просмеялись и караван уже выходил из леса. Поля Елисейта открылись во всей своей красе. Ганс с изумлением после привычного для него горного пейзажа наблюдал на бесконечный горизонт.
– Эй, Ганс! Расскажи чего–нибудь, – сказал ему Айварес.
– Я не знаю, что рассказать.
– А ты знаешь что из тюрьмы Ангейта был побег? Ещё до нашего времени.
– Что? Как? Это невозможно!
– Я служил там ещё во времена своей молодости. И однажды утром мы обнаружили одну темницу абсолютно пустой.
– Как это – пустой?
– А вот так это: вечером там был узник, а потом его не стало. Мы вошли в темницу, и уже думали, что это происки Богов, как и любые другие люди, которые сами не могли ничего объяснить. Зашли, стали осматривать. А под кроватью дыра, узкая. А рядом с ней кирка валяется. Откуда у него была кирка и как он за двадцать лет выкопал себе подкоп, так и остаётся загадкой.
– Кстати, о загадках. Айварес, ты сказал, что мы проиграли войну Империи.
– А по–твоему – выиграли?
– Мы победили, мы прогнали их.
– Ха–ха–ха. Кажется, ты совсем не знаешь, что такое война и как она ведется. Объяснить?
– К чему ты клонишь?
– К тому что победили они тогда, и от их победы мы продолжаем страдать сейчас. Ты никогда не задумывался, почему сильнейшее государство Долины оставило богатые земли ныне Южного союза, хотя армии тех были разбиты, и лишь два клочка земли были под контролем Елисейта, которые слегка можно было взять осадой?
– Они не могли удержать территории. Поэтому они взяли огромные репарации.
– У Легионов не было сил? Нет, друг мой. У них не было цели. Цели завоевывать нас.
– И какая тогда была цель? Просто залить кровью половину юга?
– Цель была куда более логичная – разрушить экономику. Уничтожить производство и заполонить рынок своими товарами. Мы, может и остаемся номинально независимыми, но большая часть всех товаров, всего того что окружает нас и что мы зовем жизнью, производится либо Имперцами, либо их сателлитами, приближенными к нашему королю.
– То есть, ты хочешь сказать, что имперцы всеми нами управляют прямо из Лебединого замка?
– Прямо и косвенно, мой друг. Как прямо и косвенно нами управляют Боги. – Влез в диалог Тит.
Ганс промолчал. Он по–прежнему не мог принять эту мысль, что доносили ему люди старшие. Ганс думал возразить, но внезапно закружилась голова. Он уже начинал падать, когда схватился рукой за гриву Ардженто. Тит, что ехал сосем рядом кашлянул и зачесал затылок.
– Парень, ты это… Поспи лучше.
– Я в норме, просто… Слабость.
– Не перебивай старших. Я поил тебя лучшими парацельскими травами, от них может клонить в сон, особенно после боя. Да и вообще я удивлен, что ты до сих пор не падаешь наземь. Пары отвара из этих трав притупляют боль и вгоняют в сон. Возможно, это одна из причин, по которым ты не помер ещё в первый день.
Гансу стало совсем плохо. У него быстро заколотилось сердце, отдавая в левое предплечье. Он оттянул рукав и провел рукой по венам, и прямо на вене было маленькое синее пятно, что на ощупь было слегка липким. В голове промелькнула мысль подвязать коня к телеге и вздремнуть рядом с Тошлером. Что, собственно, он и намеревался сделать. Тит и Айварес, пересказывающие друг другу свои истории и не заметили, как Ганс отошёл от них. Он подскакал к телеге, и держась за поводья, свалился в телегу прямо к Тошлеру. Тот сильно удивился и потрепал по плечу Ганса.
– Ты в порядке? Ганс?
– Да… Да. Просто… устал. – Он перевернулся на спину и подложил одну руку под голову, а другую на глаза и быстро уснул.
***
– Эй, Ганс! Смотри, идут, – Ганс прищурился и увидел двух мужчин, выходящих из дома, он не видел их лиц, только плохо очерченные силуэты в лунном свете, шедшие вдоль узкой городской улочки. Они сидели в кустах и ждали. По общему правилу – после ухода нужно подождать ещё немного – вдруг вернутся. Наконец, Сайлес привстал и огляделся по сторонам. Секунда. Две.
– Пошли.
Ганс вскочил и они мигом подлетели к забору. Сайлес развернулся спиной и сложил руки. Сначала Сайлес подсадил его, затем Ганс протянул свою руку другу. Ну и тяжёлый же – подумал Ганс.
– По–тихому не получится. Хватаем и бежим!
– А если заметят?
– Не заметят. Натяни капюшон.
Сайлес спрыгнул, Ганс за ним. Он рукой указал Гансу на дверь маленького обветшалого сарая и сказал ему стоять на стреме.
Сайлес тихо открыл дверь и оттуда послышалось многочисленное неодобрительное кряканье. В доме напротив фермы загремели, скоро люди будут здесь. Сайлес выбежал из сарая в обнимку с гусем, позади него разлетались перья, и возмущённые гуси выбегали на нарушителей спокойствия. Ганс, мальчишка четырнадцати лет, даже и не представлял, что гуси такие страшные. Ганс попятился, развернулся и побежал к забору. Он с разбега запрыгнул на него и принял от Сайлеса рьяно сопротивляющегося гуся, тот сразу же укусил его за щеку и стал размахивать крыльями. Ганс свалился с забора вместе с ним (ему повезло, что не свалился к остальным гусям) и сразу же получил пару укусов в лицо. Ганс не растерялся и сломал ему шею. Уже подоспел Сайлес, едва ли не вывернув ногу в прыжке, Ганс помог ему перелезть через забор, и они побежали в кусты. К моменту, когда пришли взрослые, их уже не было. Они скрылись в лесу на ближайшей поляне. Довольный измазанный Сайлес похлопал по гусю.
– Ганс, мы наконец–то поедим мясо! – Ганс рассмеялся. Их кормёжка в детском приюте настолько была плоха, что иногда приходилось идти на крайности. Они мгновенно проголодались и человеку, не знающему, что такое не есть мясо месяцами трудно это представить. Они поспешили домой.
– Эй, Ганс?
Мёртвый гусь заговорил писклявым голосом. Ганс так испугался, что выронил его.
– Ганс!
Сайлес шёл дальше, не обращая внимание ни на что.
– Ганс!
Ганс открыл глаза и оглянулся по сторонам. Было темно. Рядом с ним сидел Тошлер, лицо которого было освещено факелом. На секунду Ганс подумал, что это Сайлес. Он лежал на ящиках на боку, прикрывшись своим плащом.
– Это деревня Ослинг – ближайшая к столице. Мы остановимся на ночь в таверне. Наутро мы будем там. И вообще, ты что, за неделю не выспался?
Ганс пробурчал что–то невнятное и достал флягу. Он осушил горло и протёр глаза. Деревня была маленькой, но очень уютной. Из маленьких окон изредка исходил тёплый приглушённый свет. Они подъехали к таверне и остановились. Из–за закрытой двери тут же послышались крики и веселая задорная музыка. Ганс спрыгнул с телеги и отвязал коня.
– Я не особо надеюсь на стражу, так что кто–то на ночь пусть останется с товарами. Можем по очереди, – Йослихт неодобрительно посмотрел на телеги, – наши кони останутся у вас, – и отсыпал пару монет старому конюху, – телеги нужно куда–нибудь поставить. Болдер, Долдер, уберите их с прохода!
– Идём – со вздохом сказал Болдер, и они принялись отодвигать телегу, пока конюх уводил лошадей, Ганс остался и помог, Тит с Айваресом сказали, что они «осмотрятся», а Тошлер куда–то запропастился; Ганс же не сомневался, что ребята не станут терять времени и тут же пристрастятся к приоратскому вину. Оттолкав телеги от входа, Болдер с Долдером остались на улице. Йослихт и Ганс вошли в таверну. Тусклое помещение было наполовину наполнено людьми, в основном путешественниками, блистающими красками одеяний разных стран: здесь и эмиратские дишдаши, и янартские кимоно, роландские тулупы и бренейские мантии. Справа от него за столом сидела компания подозрительных лиц, постоянно озирающихся и с неприятным запахом. Ганс очень удивился, завидев людей со всей Долины в этой маленькой ничем не примечательной таверне. Тит с Айваресом сидели за столом, распивая вино и напевая при этом песню, что напевал Ганс со своими друзьями, коротая длинные холодные ночи в горах.
Мы чёрные отряды Майера!
Хай–я, хохо!
И мы хотим биться с тиранами
Хай–я, хохо!
Ганс обрадовался, услышав такую родную и душевную песню. Сиюминутная детская радость от красоты момента, мгновенно сменилась удивлением, а затем и резкой болью в носу. Ганс упал, а перед ним стоял человек. Утирая нос от крови, он разглядел в нём одного из бывших узников Ангейта – заросшего, озлобленного на весь мир, и уж точно желавшего его смерти. Он стоял во главе резко вскочившей поднятой банды негодяев, это они сидели в той подозрительной компании сбоку, Ганс его не узнал, и возможно, эта оплошность могла бы стоить ему жизни.
– Ну здравствуй, солдатик!
Преступник, чьё имя Ганс не помнил и запоминать имена их всех никогда не стремился, быстро вынул топор из–за пояса, поднял его вверх и рывком бросился на Ганса. Это произошло так быстро и так неожиданно, что Гансу ничего не оставалось как резко перекатиться влево. Когда он это сделал, уже мертвый преступник стал падать на него, с торчащим острием меча в груди. Ганс резко скинул его и узнал в своём спасителе, стоящим прямо перед ним, лучшего собеседника в тоскливых ночах дозора в тюрьме – Августа. Тот стал парировать удары мечом, а зазевавшиеся и не столь боеспособные из–за алкоголя его спутники уже присоединились к драке. Разумеется, все кроме Йослихта – тот в привычной для себя манере быстро ретировался. Ганс вскочил и вынул меч, сразу же встретившись клинками с одним из подонков. Положение было бы проигрышным – их было больше, а никто в зале не стремился вставать ни на чью сторону, если бы не подоспевший из ниоткуда Тошлер, резво пустив пару стрел по врагам, и изменив расклад сил. Удивлённые, мечущиеся во все стороны, и уже без превосходства в числе, преступники из Ангейта, оставленные там ожидать свою смерть, наконец встретили её здесь. Для Ганса бой закончился тем, что он колющим ударом в грудь свалил врага наземь и тут же отрубил ему голову.
– Утони Норанейт! Я аж протрезвел! А теперь валим! Быстро! Ну! – Айварес цепко взял Ганса за плащ и сильным броском отправил его в сторону выхода.
Ганс выбежал на улицу первым, быстро перебивая ноги, чтобы не упасть после броска Айви, и, оперевшись на столб навеса козырька таверны, посмотрел в сторону: сбоку от таверны радом с конюшней стояли две их телеги, на которых мирно в свете факела сидели Болдер и Долдер, играли в карты и попивали вино. Бой произошёл быстро и не был слышен на улице из–за без непонятного гама из таверны.
– Да чтоб вас наконец засыпали пески! Если нас всех не прикончат раньше, то мы точно сдохнем из–за алкоголя! – Ганс с катаной в руке и забрызганный кровью, весь взъерошенный и на взводе, производил просто незабываемое впечатление. Болдер и Долдер замерли, держа фляги в руках и ожидая дальнейшего развития событий. Выбежавший последним перепуганный до смерти Йослихт, ни сказавши не слова, привёл их в чувство, и они, не получая дальнейших распоряжений побежали за лошадьми в конюшню.
Ганс опустил руки, всё ещё держа катану в одной из них, с стекающими каплями крови на сырую землю, закрыл глаза и тяжело выдохнул.
– И что ж я маленьким не сдох? – Ганс согнул левую руку в локте и бесцеремонно вытер об руку свою катану, засунул её в ножны и развернулся к своему спасителю, – рад видеть тебя, Август.
***
– Рассказывать–то и нечего: я проснулся вечером от сильной тряски. Землетрясение повторилось и всё начало рушиться и заливаться огнём, будто бы из неоткуда. Стена повалилась. Я выбежал. Даже не знаю, как передать то ощущение страха и тот чувство, когда после трёх лет пребывания в одной темнице, ты учишься заново бегать. Всё было залито дымом, пару стражников привалило камнями, выход был завален. Я испугался, будто бы останусь здесь навсегда. Не то чтобы раньше меня не посещали мысли о вечном забвении в той дыре, но именно в тот день мне было по–настоящему страшно. Случилось новое сотрясение земли и мне был открыт путь наверх: потянуло свежим воздухом. На момент закружилась голова и я думал, что всё это сон и вот–вот проснусь. Мне не хватало этого воздуха, чистого воздуха три года! Три, сука, года! – Август тяжело выдохнул и опустил голову на разгорающийся костёр, – Я побежал, ведомый им. Я бежал сквозь уже совсем заполонивший всё дым. Когда я прибежал к стене, там дул холодный чистый воздух, и я пополз вверх. Я полз долго, очень долго. Все руки исцарапал в кровь, – он показал свои ладони с уже затянувшимися на них ранами, – наконец, я выполз на что–то мягкое и холодное. Я не видел ничего, но дышать уже стало гораздо легче. Я откашлялся и протёр глаза. Я в снегу лежал у этой дыры, из которой валил дым как из кузничной печи. Я с трудом встал и осмотрелся. Вокруг был красивейший пейзаж гор, что я видел, а позади него разрываемая новыми стрелами с небес, объятая огнём крепость, ставшая моей тюрьмой. В тот момент я не понимал, какие ужасы может это в себе сулить. Из дыры показался узник, затем второй, третий… Я помог им выбраться, и мы, стоящие посреди холодных ветров и гор в жалких обносках, теперь должны были выжить. Это моя история.
Все молчали. Ганс не особо рассказывал о произошедшем никому кроме Айвареса, а его рассказ мог пролить свет на тень неизвестности, порожденную им. Этот костёр озарял маленькую пядь земли в этих полях. Ганс сначала не понял, почему они так экстренно бежали из деревни, но Тит объяснил, что им бы пришлось отвечать перед стражниками, что не особо приятно. И вряд ли бы кто–то стал бы узнавать все обстоятельства. Они встали лагерем неподалеку от дороги, в полях. Они поставили две телеги друг напротив друга и соединили их всей тканью, что у них была, образовав небольшой домик. Лишь костер был оставлен под открытым небом.
– Ну а дальше мы все вместе побежали в лес, помогая раненным. Нашли какую–то деревню, там украли поесть и что надеть, а то в рубахах холодно к началу осени. Укрылись в лесу, не без труда развели костёр. Даже не думал, что когда–то я забуду такую примитивную вещь. Мы танцевали у костра, упиваясь обретенную свободой… На утро я встал раньше всех и понял, что они мои самые родные люди. Чего вы так смотрите? Я ни души не знал в Елисейте, до дома далеко, нужно было держаться вместе. К сожалению, мои товарищи по несчастью не изменили своим прежним привычкам и желали дальше воровать, грабить, насиловать и убивать. И тут появилась ещё одна причина остаться с ними – остановить их в нужный момент. Ну, на какое–то время у меня получалось, иногда, конечно, они воровали, но и я не был против, жить ведь на что–то надо. Так мы и кочевали несколько дней, пока не ограбили пару торговцев, – он посмотрел на Йослихта и подмигнул ему; тот, полный вина во рту, чуть не подавился от страха, – и не забрели в одну злополучную таверну в Ослинге.
– Ну и совпадение, – Ганс усмехнулся и отпил из фляги, чуть поморщившись. Дальновидный Айварес прихватил с собой пару бутылок шнапса, что сейчас не могло не радовать.
– Очень… – Август сделал акцент на этом слове и уставился на костер – удачное совпадение, – Ганс заметил это.
– Ты легионер Империи, так? – Тит расположился прямо напротив Августа и смотрел на него сидя скрестив ноги, прямо через огонь, – ты неплохо владеешь имперским боевым стилем.
– Да, я с севера.
Повисло молчание. Все присутствующие были удивлены историей Августа, что ещё более подталкивало их интерес к произошедшему в Ангейте.
– Мы держим путь в столицу. Нужно найти ублюдков, разрушивших Ангейт. Ты с нами? – Август удивленно посмотрел на Ганса, сидящего справа от него. Он откинул свои засаленные патлы назад и улыбнулся.
– После трёх лет пребывания в одной темнице, ты думаешь я откажусь от путешествия? Не говоря о том, что я на чужбине, где все люди меня ненавидят.
Ганс хлопнул его по плечу и снова отпил из фляги. Несмотря на все беды, что выдались на последнее время, Ганс был несказанно рад, что Август выжил; он был рад, что все они пусть и на какое–то время, но вместе.
– Кстати, Тошлер, – Ганс стал суетливо искать глазами Тошлера в общем кругу, тот сидел возле Йослихта и почти засыпал, – а ты где был?