Жена штурмовика

Неужели во всем этом не было ни одного просвета, способного помочь мне жить со всем этим, не потерять способности любить и радоваться?

Было, и в этом вопросе нельзя не отдать должного моему мужу и его способности чувствовать «красные линии».

Он никогда не скрывал, что я служу для него батарейкой, аккумулятором, позитивной энергией которого он питается. Он говорил об этом даже с некоторым восхищением и признательностью, и это звучало, конечно же, иначе, нежели бы он сказал «Я вампир, а ты мой донор». Менялась ли от этого суть? Сложно сказать…

Но он, конечно же, понимал, что любую батарейку надо подпитывать.

В общем и целом он был вполне примерным семьянином, во всяком случае – во внешних аспектах выполнения своей роли мужа и отца.

Он никогда не снимал с себя обязанностей по воспитанию детей. Не помню, чтобы он сколько-то долго сидел без работы или какого-то дела.

Прилежно отвозил и забирал детей из садика и школы.

Я не знала, как и где платится коммуналка, практически не вкладывалась в ремонт машин и в крупные покупки. Машин у нас всегда было две. В редких случаях, по каким-то форс-мажорным обстоятельствам, мы делили одну машину на двоих, но никогда не было такого, чтобы он забирал автомобиль чисто под свои нужды и интересы, игнорируя мои.

Деньги у него тоже почти всегда были. А если не было в моменте, то ему нужно было поставить цели и задачи, и деньги появлялись. На его языке это называлось «выдерну из оборота», что подразумевало, конечно же, что они потом в этот оборот вернутся, но когда и как – это уже были не мои проблемы.

Ну, до поры до времени были не мои.

Во всяком случае, тот огромный финансовый пузырь, что раздувался где-то за пределами попадающего на мои глаза пространства, стал для меня очень большим и неприятным сюрпризом.

Он копил и отодвигал проблемы по времени, до какой-то поры очень успешно и незаметно для меня.

Потом это все рвануло, как Хиросима и Нагасаки, вместе взятые, но лет десять, а то и больше это были какие-то тайные для меня процессы. В моменте же деньги были всегда, более того, я всегда знала, что какие бы напасти типа серьезно поврежденной в ДТП машины ни свалились на нас, они будут преодолены в кратчайшие сроки.

Поэтому не было в нашей жизни проблем какого-то бытового или финансового плана. Притом что и потребностей какого-то высокого порядка у нас не было: мы довольствовались жизнью в трехкомнатной квартире, а не в трехэтажном особняке, ездили на «форде» и «мегане», а не на «крузаке» и «ягуаре», но сильно ли нас это тяготило?

Нет.

И в этом нет никакого преувеличения. Мы были счастливы и с тем, что у нас было, а все иное нам казалось достижимым в самом ближайшем будущем.

Если чего-то и не хватало мне, то это невозможно измерить в каком-то финансовом, материальном измерении.

И муж старательно искал эти способы так, чтобы не менять в нашей жизни чего-то, может быть, более важного. Впрочем, не стоит здесь винить лишь его одного. Я принимала эти правила игры, и они вполне меня устраивали.

В Чердынь мы впервые приехали в 2007 году.

Он долго, годами бредил этим местом, еще с детства начитавшись то ли Мамина-Сибиряка, то ли каких-то других писателей, а может, и вычитав статью в своем любимом справочнике «По Советскому Уралу» за 1930 год.

Чердынь – маленький городок на севере Пермского края, основанный в такой тьме веков, что насчет этого остались только легенды…

Красивейшие, дикие, первозданные места. Древний кусочек окраинных новгородских владений, поглощенных в XV веке Москвой.

Здесь все пропитано духом и магией Севера. Здесь на каждом шагу отголоски какого-то чудного, древнего, волшебного мира.

Он не кричит, не говорит даже, а шепчет о себе названиями древних поселений, рек, гор.

Чердынь, Ныроб, Покча, Вильгорт, Камгорт, Пянтег, Редикор, Бондюг, Кольчуг, Колва…

Мы были здесь бесчисленное количество раз, облазили, наверное, все уголки этого сурового, но прекрасного края.

Здесь было и есть наше место силы.

Мы приезжали сюда вдвоем, махнув по трассе шестьсот километров, приезжали с детьми, приезжали с друзьями, открывая для них этот новый мир.

Нас уже знали в одной из местных гостиниц, больше похожей на смесь гостиницы и турбазы, у нас был заведен свой ритуал посещения обязательных мест.

Панорама с видом на Колву и Полюд-камень, сквер с часовней, прогулка по улицам, где ничего не изменилось, кажется, с позапрошлого века, музей. В музее помню голову огромного волка. Я сама родом с севера Свердловской области, по сути, из тех же мест, только по другую сторону Уральского хребта. Но никогда я не слышала о волках такого размера, какой стоял в витрине чердынского музея.

Помимо прогулок по городку, мы обязательно, вне зависимости от шансов на успех, выезжали вечером на рыбалку или в Рябинино, на Вишеру, или, наоборот, на север, в сторону Ныроба, останавливаясь где-то на берегу Колвы.

Так где-то с года 2015-го я подсела на рыбалку, и она стала моей новой, если не сказать – главной, отдушиной.

Осенью 2018-го я впервые приехала в дельту Волги. Он-то здесь уже был год назад и в полной мере оценил перспективы здешней рыбалки.

До того я умела ловить только на удочку с поплавком. Там из-за сильного течения так не рыбачат. Впервые я взяла в руки спиннинг и сделала свой первый заброс. Не помню, с первого ли, со второго, но уж точно с третьего заброса у меня клюнул окунь. Хороший, крепкий окунь, не чета нашим уральским задохликам.

С той поры меня было не оторвать от спиннингов. Я часами могла закидывать разные блесны и терпеливо, упорно выуживать щук, окуней. Часами могла сидеть и смотреть на кончик спиннинга, заброшенного на сома или сазана, ждать, пока он задрожит, чтобы подсечь и почувствовать, как на там конце шнура задергалась рыба.

Муж обычно часа через три уже терял интерес к ловле. Сидел на дне лодки, дремал, курил или просто пялился в небо, на чаек, на воду.

Я же отрабатывала всю нашу смену на воде, с восьми до утра до пяти вечера.

И не будет большим преувеличением сказать, что это были одни из самых счастливых, насыщенных и ярких часов в моей жизни.

Вскоре я научилась сносно разбираться в типах блесен, удилищ, шнуров и лесок. Узнала, что такое «кастмастер», а что такое вертушка или колебалка. Что такое тест на спиннинге и обозначения толщины лески.

Был у меня и свой рыбацкий инвентарь, а рыболовный магазин стал для меня не менее близок, чем какой-нибудь отдел парфюмерии или нижнего белья.

В астраханском туре меня привлекала не только сама рыбалка, но и дорога. Часто выходило так, что эти две тысячи двести километров на машине были для нас единственной возможностью поговорить по душам, обсудить какие-то темы, добраться до которых мы просто не успевали в повседневной суете…

Глава V

Адвокат-дьявол и пять миллионов

Уголовное дело моего мужа состояло из пяти эпизодов.

Четыре из них были связаны с неисполнением договорных обязательств о поставке сельскохозяйственной техники, типичные гражданско-правовые дела, столь часто криминализуемые отечественным правосудием ради «палок» и «галочек», в суть которых я никогда глубоко не вникала.

Особенный интерес представлял собой пятый эпизод, и он сам по себе годился для того, чтобы лечь в основу отдельной криминальной истории.

Долгие годы у моего мужа был адвокат, давний знакомый по СУНЦ УрГУ[1 - СУНЦ – специализированный учебно-научный центр, одно из детищ фонда Сороса, созданных на заре 90-х гг. при Московском, Уральском и Новосибирском государственных университетах с целью формирования будущей научной элиты, воспитанной и ограненной в прозападной, русофобской и либеральной формациях. Формально созданные для одаренных детей из всех слоев населения, фактически на 80 % они комплектовались детьми из семей «людей с хорошими лицами» и процентов на 20 из детей туземного населения. Так, в частности, в одном СУНЦе с автором, чуть позже него, обучение проходил небезызвестный Леонид Волков, иноагент и экстремист. (Прим. авт.)], где они учились в разных параллелях, очень мутный, хитрый и предприимчивый дяденька в дорогом костюме и с яркой ближневосточной внешностью.

Звали его Миша.

Ну, строго говоря, он, конечно, был Михаил Леонидович, но так уж заведено у людей его народа, что они и в сорок, и в пятьдесят, и в шестьдесят лет предпочитают уменьшительные формы имен.

Все они Тани, Миши, Саши, несмотря на седину в шевелюре, двойной подбородок и «гусиные лапки» у век.