Словно сон: сага о Хильде

Эта рана убьёт её, думала Хильда, ползя по земле к лодке. Чудище, разогнавшись, попыталось выбежать из домика, но древко гарпуна не дало протиснуться через дверной проём. Aptrganga вопил, рычал, скрёб когтями по дереву, но всё тщетно. Головы поднять он тоже не мог, его взор теперь вечно направлен вниз. Хильда из последних сил вытолкнула лодку в воду, запрыгнула в неё и упала между скамеек. Её рука была измазана кровью, одежда пропитана ею, тёмный мир начал тускнеть. До её уха и ещё живого сознания доносился невероятно красивый женский голос: «Твой путь не окончен, Хильда Кусачий Меч», – и чья-то тёплая рука прикоснулась к её тяжкой ране. Кровь перестала лить ручьем, боль медленно уходила.

Глаза её разомкнулись, и размыто она увидела прекрасную, светлую женщину в красном платье. Тёмные волосы её были заплетены во множество косичек. Хильда потянула руку к щеке женщины: тепло, бурлящая воинская кровь, любовь, свет. От этих чувств Хильда пришла в себя и нашла себя на том же острове, откуда она начала свой путь, – на жертвенники лежал топор. Раны словно и не бывало, лишь кровавая одежда и раздробленная кольчуга напоминали о том ужасном мире.

Её мать рассказывала о мертвецах, которые пали от болезней или были убиты во сне. Те, которые поссорились с родными и не нашли прощения у близкого, они превращались в Aptrganga, если им не связать ноги и руки, не обрезать ногти и не повернуть головой на юг. Если захоронить человека в ночь дикой охоты или во время праздника, то он обратится в Aptrganga. Убить их может лишь тот, кто одной крови с ними. Хильда знала, что тварь всё ещё жива, и вряд ли это испытание было единственным – когда ей ещё предстоит встретиться с ужасом, который она сама и создала?

– Мертвец заслуживает покоя: отбывает тот в Хельхейм или ко мне в залы, – Один стоял у жертвенника. – Ты нарушила обычаи захоронения, и теперь тот, кого ты оставила без покоя, бродит между мирами мёртвых и живых, сея ужас. Сея смерть.

– Этот мир, страшный, мрачный, поглощённый нечистой тьмой, – это моих рук дело? – взволнованно спросила Хильда.

– Знаю я многое, и вороны мои, Мунин и Хугин, донесли мне, что родной тебе человек умер, и захоронила его ты без церемонии, без прощания, а что самое отвратительное – умер он в ссоре с тобой. Хьялмар, брат твой – твоя забота. Тебе предстоит вернуть его в мир мёртвых.

– Хьялмар был против моей свадьбы со Скалли, – начала Хильда. – Но в ссоре я с ним не была!

– Вспомни первую ночь со Скаллигримом: там ты найдешь ссору, – Один поднял топор, замахнулся и воткнул его в пень. – Мертвец заслуживает покоя.

Один исчез так же быстро, как и появился. Его вороны летали низко над водой, отдаляясь от острова. Хильда вспомнила ночь, самую первую ночь со Скалли, она ещё была девочкой, с трудом держала меч, но уже имела дух валькирии. Скалли учил её сражаться, как настоящий норман, но Хьялмар был против этого. Он упрекал Хильду, и в один день страсти накалились. Хьялмар сцепился со Скалли, они бились до тех пор, пока Хьялмар уже еле дышал, его нос и челюсть были сломаны, а синяки набухли под глазами. Ослеплённая любовью, Хильда защищала возлюбленного и наслала проклятие на своего брата. Проклятие ссоры, распри между одной кровью.

Три ночи спустя Хьялмар умер в постели. Хильда не плакала над потерей – у неё на носу была свадьба, и смерть брата была очень некстати. Нарушив обычаи, она отнесла его на кладбище и быстро захоронила тело: головой на север, руки и ноги не связаны, а ногти не обрезаны.

– Это Хьялмар, – жалостно, снедаемая стыдом и виной, захлюпала Хильда. – Я обрекла его на чудовищные страдания. Что же я наделала!

Она упала на колени и заплакала. Любовь ослепляет, мы забываем о тех, кто заботится о нас, кто оберегает нас. Любовь опьяняет, и мы теряем из внимания тех, кто воистину важен. Её брат готов был защищать её ценой своей жизни – и она это ценила, но потом пришел Скалли. Брат взрастил её, научил охотиться, но Скалли заполучил сердце Хильды, и всё внимание перешло от Хьялмара к Скалли.

– Когда мы влюблены, мы оставляем других в слезах. Они сидят на лезвии твоей ярости и ревности. – голос Скалли звучал всё так же прекрасно, спокойно.

– Это я виновата, – плакала Хильда от нахлынувших воспоминаний. – Из-за меня он стал Aptrganga! Я виновата! Теперь мне придется убить его и отправить в мир мёртвых!

– Ты сомневаешься в своих силах? – спросил Скалли.

– Это чудище… Хьялмар – оно слишком сильное, – Хильда подняла голову в надежде увидеть своего возлюбленного, но он всё так же говорил у неё в голове. – Мне не справиться!

– Когда Один висел на древе, на вторую ночь он познал ужас. Его разум был охвачен тёмной магией, злыми духами, чудовищами. – Скалли сменил ласковый голос на шёпот. – Познай ужас, не борись с ним. Иногда зло – это мы сами.

– Прошу, будь со мной, когда я вернусь туда! Скалли!

– Я всегда с тобой, – Хильда узнала по его интонации, что он улыбается и говорит это со всем теплом, которое у него есть. – Держи руку на моей голове – и тебе станет легче.

Хильда вытерла нос, подошла к жертвеннику и вытащила топор. Из портала тянулись чёрные нитки. У ужаса есть тело – это тьма. Хильда крепко держала топор левой рукой, а правой прижимала к бедру голову Скалли в холщовом мешочке. Одна нить тьмы коснулась её щеки, и весь кошмар того мира захлестнул её. Она развернулась и в ужасе закричала: страдания Хьялмара в ночь перед смертью обуяли её. «Соберись, Хильда. Надо это закончить», – сказала она про себя и вошла в портал. Нити тьмы удлинились, и когда она вошла, портал погас.

Та же спальня, тот же хруст – всё по новой. Рык доносился от трона, было слышно, как Aptrganga пережёвывал мясо, кости, жадно глотая огромными кусками. Хильда вышла из спальни, предметы были с трудом различимы во тьме. Тварь держала в своих лапах человеческую руку и своими острыми, как сакс[10], зубами перегрызала её. Хильда собралась с духом, топор в руке не придавал слишком много уверенности, но она была готова сделать это ради Скалли и ради упокоения брата. Воинский дух проснулся в ней, по венам побежал горячий, живящий адреналин, который ей был известен как «воинская кровь».

– Хьялмар! – выкрикинула Хильда и, сжимая топор, напрягла руку для удара.

Тварь перестала жевать и своей обезображенной мордой посмотрела на воительницу. Растопырив когти, Aptrganga одним прыжком настиг Хильду, она уклонилась, но когти Aptrganga почти достали её. Тварь, направляясь к Хильде, рычала и неистово кидала стулья. Взмах левой лапой, но Хильда успела уклониться, открылось бедро твари – и Хильда без промедления нанесла удар. Aptrganga завыл, и через непроглядную тьму Хильда увидела его ужасный оскал.

Тварь напала с пущей яростью, нанося удар за ударом, и воительнице было всё сложнее от них уклоняться. Такого она не ожидала, после очередного уклонения Aptrganga пнул её своей когтистой ногой в грудь, и Хильда отлетела в стену, выронив топор. В панике она поползла за ним, но тварь наступила на него и злобно зарычала. Разинув свою пасть, Aptrganga показал длинный язык из-за зубов и потянулся к Хильде. Чудище чувствовало страх – а он сладок.

– Хьялмар! – закричала Хильда. – Это же ты, я знаю! – Aptrganga замешкался и убрал свой длинный язык. – Ты же знаешь, что это я – Хильда! По моей вине ты стал таким, я тебя сделала таким! – тварь громко зарычала. – Гнев и ярость твою я понимаю – моя это вина. Я раскаиваюсь, Хьялмар! Любовь ослепляет, дарует нам чувство всемогущества. Была я очень глупа, что забыла про свою кровь. Своего брата…

Aptrganga отступил, и топор освободился, Хильда его молниеносно подняла и, втягивая воздух носом, продолжила:

– Ты в ужасной боли и страдаешь ты по моей вине, но я пришла всё исправить!

– Ка-хзх-хк-к! – зарычал Aptrganga.

– Мертвецы заслуживают покоя и правильного упокоения. Я помогу тебе обрести покой, Хьялмар!

В чудище будто пробуждалось человеческое начало. Восставший мертвец хватался лапами за голову и шипел в пол. Длинный язык зажало между зубов, и с него капала слюна. Хильда отошла к выбитым дверям, густая тьма наружного мира легла ей на плечи, и она ощутила весь вес её. Холодная как ночь за полюсом, тяжелая как туша кита, густая как чернила, которыми пишут монахи в королевствах Англии и в королевстве Франков. Чудище стояло неподвижно.

– Хьялмар, – как можно ласковее заговорила Хильда. – Cледуй за мной. Я выполню то, что давным-давно должна была.

Aptrganga поднял свою голову и устремил голодный взгляд на воительницу. Она отступала из дома, а тварь за ней. На кладбище должна быть Хильда этого мира, и на кладбище следует убить Хьялмара. Она опустила топор к коленке, решительно посмотрела на Aptrganga и что есть мочи побежала к кладбищу. Ноги будто сами знали, куда бежать, они вели Хильду по тому же кровавому ручью вверх по холму, Aptrganga не отставал.

Безымянные могилы все разрыта, тела выжраны. Хильда подбежала к своей копии этого мира и схватила её за плечо.

– Что ты делаешь?! – стараясь высвободиться, тёмная Хильда толкала локтем в живот Хильду Кусачий Меч.

– Мы обе желаем упокоить нашего брата. Стой смирно и не рыпайся! – Хильда держала топор у горла другой Хильды.

Тварь, которая когда-то была Хьялмаром, поднялась. Оглушая своим рёвом обеих Хильд, Aptrganga приближался к ним. Слюна капала из его рта, острые зубы клацали, когти на ногах зарывались в землю с каждым шагом. Хильда Кусачий Меч толкнула свою худую копию к чудищу, острые когти насадили другую Хильду как мясо на нож. Тварь принялась рвать её, вгрызаться зубами, тёмная Хильда не успела даже издать писка, как была уже мертва.

На мгновение тьма рассеялась, и увидела Хильда черты лица Хьялмара на морде твари, и на шее его всё так же висел Мьёльнир, который подарил ему отец. Руки её ослабли, и, охваченная грустными воспоминаниями, она с жалостью посмотрела на своего брата, который приноровился к человеческой плоти.

Хильда подошла ближе, взнесла топор для точного удара по шее и произнесла:

– Мертвецы заслуживают покоя.

Топор лязгнул, шейная кость переломилась, и голова Aptrganga упала под ноги Хильде – в зубах у него застрял толстый кусок мяса. Это было освобождение.

На протяжении многих лет где-то глубоко в сознании она знала, что её брат терроризирует мир живых и мёртвых. Он так и не достиг Хельхейма и был затерян в туманах и бурях Нифельхейма, забытый и беспокойный. Захоронение приносит умиротворение как для Хильды, так и для Хьялмара. В скором времени этот мир перестанет существовать, но воительница никогда не забудет о своём брате.

Голова Хьялмара лежала макушкой на юг, топором воительница обрубила когти, перерезала сухожилия на пятках и кистях. Сожаления о том, что тогда она не смогла воздать ему достойные почести и отправить его в мир умерших должным образом, не давали ей покоя. Сидя уже у закопанной могилы, вся в грязи, и смотря на блестящее отражение самой себя на топоре, она заревела. Одну руку она положила на мешочек с головой Скалли, и буря внутри неё утихала. Столько боли, столько злобы и печали собрано в этом мире, ей было сложно здесь находиться.

Она спустилась к рыбацкому домику, лодка стояла там же. Хильда подошла к ней и увидела внутри труп. Она обхватила его вокруг груди и вытащила из лодки. Лицо умершего было в запёкшейся крови, длинные светлые волосы, заплетенные в косу, знакомый шрам на шее – это же она! Та Хильда, которая была ранена Aptrganga, восставшим мертвецом.

– Кто мне споет, когда в смертный сон отправит меня? – в лодке сидел мужчина, одетый как норман и говорящий как один из них. – Когда я по пути Хель пойду? А он холоден, так холоден…

– Кто ты? – втягивая носом, спросила Хильда и поднялась с земли.

– Меня звали самым светлейшим из Асов. Я был гордостью и сокровищем моей матери и отца. И свет, который видят люди далеко на севере, назвали в честь меня.

– Бальдур? – Хильда запрыгнула в лодку и посмотрела на прекрасное лицо мёртвого Аса. Даже во тьме его волосы и лицо светятся ярче солнца.

– Мы должны петь для умерших. Спой для своего брата на его пути в Хель – он заслужил этого.

Бальдур спрыгнул с лодки. Серая мгла двигалась в сторону озера, выделяясь в этой густой тьме. Светлейший из Асов посмотрел на Хильду и улыбнулся так тепло и искренне, что в сердце у неё запылал огонь.

– Не дай своему разуму обмануть себя. Не дай сожалениям контролировать себя, ведь дальше – только хуже, – Бальдур пнул лодку, и та поплыла по озеру.

Хильда смотрела вслед мгле, которая поглотила домик рыбака, а затем и светлейшего из Асов. Мгла и штормы Нифельхейма стёрли всякое воспоминание о том страшном месте, где был заточён Хьялмар. Она выполнила свой долг и теперь её брат в положенном месте: Хельхейме.