Донецк через прицел видеокамеры
16.00. Аккуратно кладу осколок на ладонь и прямое включение начинаю с его показа зрителям. Уже потом продюсер попросит меня заранее предупреждать о таких задумках, чтобы режиссёр показывал меня во весь кадр. В «окне», когда корреспондент стоит сбоку, было не очень хорошо видно. «Война всё спишет», – с иронией отвечаю я уставшим голосом. «Спасибо большое за работу сегодняшнюю… ждём сюжет на вечер!» Благодарить человека за то, что он просто выполняет свою работу, наверное, не обязательно. Есть даже один итальянский футболист, который принципиально не празднует забитые голы. «Почтальон же не прыгает от счастья, когда доставляет посылку», – говорит нападающий Марио Балотелли. Но без сомнений, любому из нас крайне приятно услышать простое и приятное слово спасибо.
Прифронтовой район. Рассказываю об обострении обстановки
17.30. К счастью, сюжет для вечернего выпуска новостей можно писать дома. После шести прямых включений, честно говоря, очень приятно растянуться на диване и набивать текст лёжа. Редактор его читает, мы записываем наговор, отправляем… Кажется, что теперь-то можно хоть чуть-чуть расслабиться и готовиться к ужину.
19.30. Звонит телефон. Коллеги предупреждают, что через час пресс-конференция представителей миссии ОБСЕ. Сразу же ещё один звонок. Слышу голос продюсера программы, которая выходит поздно вечером. Просят сделать сюжет. Но чтобы видео было новое, которое днём не показывали. Предлагают снять то место, где теперь временно живут вынужденные переселенцы из тех районов, откуда сегодня эвакуировали людей спасатели. «А как же пресуха?» – спрашиваю я. «Может, коллег попросите снять?» – в редакции знают о «донецком братстве» (что это такое – расскажу в следующей главе)
20.30. После звонка Юлиане из пресс-службы МЧС нам удаётся узнать, что жителям разбитых домов предоставили здание общежития для студентов медицинского университета. Проходим в одну из комнат. Её заняла семья Мациевских. Маленькое помещение с розовыми стенами. В углу большой плазменный телевизор – явно его в общежитии не было. «Только телек и вынесли из ценного, когда сказали эвакуироваться», – говорит глава семьи. Он переехал сюда с женой и двумя детьми. Старший сын – ровесник моего брата, даже причёска такая же. Интересно, как бы мой тринадцатилетний Максим перенёс такое испытание, которое выпало на долю его сверстника? Страшно представить, даже не хочу думать об этом. С собой Мациевские взяли кошку. Дома пришлось оставить морскую свинку. Младшая дочь Маша со слезами на глазах рассказывает нам об этом. Семья оказывается настолько общительной, что мы решаем с каждым героем снять какой-нибудь эпизод, который мог бы потом стать началом сюжета:
1) Маша играет с кошкой. Под такую картинку прекрасно бы лёг, например, такой текст: «маленькая Маша со своей кошкой осваиваются на новом месте. Теперь они могут играть и не бояться разрывающихся за окнами снарядов. В общежитие девочка со своей семьёй переехали… и дальше уже рассказывается вся история»;
2) Старший сын Женя собирает учебники в рюкзак. «Шестиклассник Женя готовится к первому учебному дню в новой школе. Учебники собраны, форма поглажена. Переехать его семье пришлось после того, как их квартира оказалась разрушенной после очередного обстрела…»
3) Мама раскладывает вещи по шкафам. «К постоянным переездам эта семья из Донецка уже привыкла. Лариса Мациевская разбирает вещи в комнате общежития…»
4) Вся семья смотрит телевизор, папа стоит к нему ближе всех. «Это первый вечер за долгое время, когда семья Мациевских может в безопасности любимые программы. А не прятаться в подвале от обстрелов…»
Как известно, главное в сюжете – зацепить в самом начале. В этом случае так должно произойти благодаря тому, что сразу вводится герой – и зритель сопереживает ему. После любого из вышеперечисленных «заходов» можно уже спокойно рассказывать, о том, что в начале боевых действий снаряд в квартире Мациевских разорвался в первый раз. Все, кроме главы семьи, переехали в Россию. Николай остался из-за работы, параллельно делал ремонт. Когда казалось, что обстановка в родном городе нормализовалась, близкие вернулись. Где теперь жить, и откуда во второй раз за несколько лет взять денег на мебель и материалы – неизвестно.
21.30 Кажется, что мы общались максимум минут десять. Выяснятся, что почти час. Садимся в машину, я максимально быстро пишу текст, отправляю его редактору. Всё в порядке, продюсер ещё просит записать начальный и заключительный стенд-апы на фоне общежития. Осматриваемся – вход в слегка обшарпанное здание едва освещает тусклый фонарь, очень темно. «Критично?» – спрашиваю я Стаса. «Да, здесь снять нельзя», – отвечает оператор. Решаем поехать ближе к центру и встать на фоне любого дома. Кто их отличит?
22.30 До эфира примерно час. Мы находим подходящую многоэтажку. Встаём с угла. Я повторяю текст стапа. Один в начале сюжета, другой в конце. Начинаем работать. Холод, голод, усталость – всё это накладывает свой отпечаток. Поэтому с первого дубля записать стенд-ап не получается. Приходится делать несколько попыток. Есть! Холодными руками я открываю планшет и теперь наговариваю текст сюжета.
22.40. Теперь конечный стап. Нужно торопиться. Во-первых, скоро эфир. Во-вторых, через двадцать минут начнётся комендантский час, когда на улице запрещено находиться. А Юре ещё нужно нас завезти, вернуться домой и поставить машину в гараж.
22.50. Заходим в подъезд нашего дома. Прямо на стуле рядом с консьержкой я через «Дежеро» начинаю отправлять два стенд-апа и наговор. Ура! И мы успели, и Юра должен вовремя доехать домой. Теперь можно выдохнуть спокойно.
23.30. Раздаётся звонок. В какой раз за день? Уверен, в сумме от редакции, коллег, донецких товарищей точно больше сотни. Мелодия, раздающаяся из динамика телефона, уже откровенно нервирует. Честно говоря, отвечать совсем не хочется. Однако это мои личные проблемы, я не хочу показывать усталость даже после действительно трудного дня.
– Алло, – невозмутимым произношу говорю я.
– Дань, бригада новая заступила, просит редактор тебя сделать сюжет на утро, чтобы с трёх ночи его показывать.
– Да, конечно, сделаем! Про что хоть рассказывать?
– Ну вы же снимали сейчас в общежитии?! Можно про переселенцев тогда. А пресуху Хуга записали коллеги?
– Наверное, сейчас узнаю.
– Ну и про это тогда тоже.
0.00. Спасибо, что в общежитии мы сняли так много эпизодов, с которых можно начать сюжет. Вот уже второй «заход» использую. Стаса отправляю спать – всё равно он мне сейчас ничем не сможет помочь.
1.30. Бужу оператора, когда нужно начитывать сюжет и отправлять наговор. Теперь абсолютно без сил можно и отдыхать ложиться. Засыпая, я уже знаю, что к девятичасовому выпуску нужно быть на лайф-позиции для прямого включение.
P. S. Примерно так выглядел стандартный распорядок обычного рабочего дня… даже скорее рабочих суток в начале февраля 17-го года. В таком напряженном графике мы провели ровно две недели. Да, это было чрезвычайно тяжело. В горячей точке трудно не только физически, но и психологически. Однако это, как бы пафосно ни звучало, наша работа. К тому же, любимое занятие! И мы искренне наслаждались таким количеством съёмок, прямых включений и репортажей.
Донецкое братство
Есть в Донецке кафе «Легенда», которое стало ньюс-румом11 для репортёров. Это место встречи всех сотрудников СМИ. В выходные здесь, как и положено, едят, выпивают – в общем, культурно отдыхают.
В рабочее время отсюда, например, формируются колонны из машин с журналистами для отправления на съёмки. В дни, когда обстановка в городе особенно напряжённая, здесь же устраивает свои брифинги Эдуард Басурин.
Существует легенда, что такой значимый статус появился у заведения в самом начале военного конфликта. Якобы, в какой-то момент ни в одном кафе не работал Wi-Fi – и только здесь репортёры могли отправлять свои материалы в редакцию с хорошей скоростью.
Правда это или нет, но сути в любом случае не меняет. Если нужно найти кого-нибудь из журналистов, скорее всего, он на (диалектная особенность использования предлогов жителями Донбасса) «Легенде».
Расположено заведение в самом центре города в нескольких десятках метров от главной площади Ленина на первом этаже жилого дома. На улице небольшая летняя веранда. При входе выбираешь столик в одном из двух залов: справа с виду чуть более официальное помещение, которое репортёры обычно выбирают для деловых и спокойных разговоров за чашкой кофе.
Слева пространство побольше с простыми деревянными столами и стульями. В каждом углу лежит оборудование: штативы, камеры, бронежилеты. От роутера тянутся провода с Интернетом к ноутбукам журналистов; некоторые, используя Wi-Fi, работают с телефонов и планшетов.
Точно такой же я увидел «Легенду» в феврале 2015-го, когда впервые приехал в Донецк – не тот, который застал год назад во время своей ещё довоенной командировки, а нынешний, охваченный боевыми действиями.
Кафе, куда нас привёз водитель, мне совершенно не понравилось. Еда не самая вкусная, интерьер достаточно аскетичный; и, уж простите за интимные подробности, туалетная комната настолько маленькая, что в её дверной проём можно пройти только боком.
В довершении всего в первый рабочий день то ли я затормозил, то ли Стас долго обедал (а скорее всего, всё сразу), и перед прямым включением встали на лайф-позицию рядом с кафе у дороги мы очень поздно. В самом начале эфира по мне со страшным грохотом чуть не проехал трамвай. С того момента ходить сюда мы зареклись.
Единственное, что спасает заведение – летняя веранда, уж очень она хороша. Хотя, наверное, слово веранда слишком громкое. Несколько столов со стульями на улице под крышей. Но чрезвычайно атмосферно, ведь сидишь в самом центре города. В августе того же года во время второй нашей командировки нам понравился этот приятный бонус.
Но по-настоящему ощущаем значимость «Легенды» мы только в начале 2017-го – как раз во время очередного напряженного витка конфликта и тех самых серьёзных обстрелов, очевидцами и даже невольными участниками которых нам пришлось стать.
В Москве между съёмочными группами в большинстве случаев существует конкуренция. Каждый репортёр старается выведать самое интересное, снять эксклюзивные кадры, записать уникального очевидца. Зачастую в такие моменты репортёры если не стараются навредить коллегам, то уж точно помощи не окажут.
На войне в целом и в Донбассе в частности такого нет. Все рассказывают друг другу об интересных темах, вместе ездят на съёмки. А в особо напряжённые моменты видеозаписи, сделанные журналистами, становятся общими. Как это работает? Расскажу на конкретных примерах.
Февраль 2017-го. После обострения на передовой в день я обычно раз пять-шесть выхожу в эфир и делаю два разных сюжета на вечернике выпуски. Самостоятельно подготовить такое количество материалов просто невозможно. Ведь, получается, нужно и в центре города стоять на прямых включениях, потому что только здесь устойчивая надёжная связь.
И при этом ездить по местам обстрелов, по больницам, куда доставляют раненых, общаться с официальными лицами. Разумеется, выбирать приходится что-то одно. В таких случаях и приходит на помощь «Донецкое братство».
В один из таких напряженных дней приезжаю в кафе. У входа сидит один из корреспондентов. Спрашиваю у него:
– Ну что, братаныч, сняли что-нибудь?
– Да, ездили по адресу, где был обстрел.
– Скинь нам, пожалуйста!
– Конечно, сейчас.
Иду дальше через столы. Сидит репортёр другого федерального канала. Содержание диалога примерно такое же – и вот съёмки горняков в обстрелянной шахте уже у нас.
Весна 2015-го. В полях Донбасса освещаем с коллегами, как проходит начало посевной
Окидываю взглядом всё помещение. В углу притаился независимый журналист Патрик Ланкастер – бывший оператор известного британского репортёра Грэма Филиппса
– Hello, Patrick!
– Hi! Да-да, я лэтал в Киивском районе на моём каптере. Do you wanna this video12?
– Да, конечно, my friend13.
Убедившись, что больше не у кого взять видео, я выхожу на улицу готовиться к прямому включению.
В какой-то момент федеральные журналисты даже создают специальный чат для обмена картинкой через мессенджер. И даже уже не спрашивают друг у друга, кому какое видео нужно. Просто отправляют ссылки с небольшим пояснениями к записям.
Иногда временными членами нашего негласного, но весьма влиятельного общества становятся и местные журналисты. Так, однажды утром во время просмотра новостей на телеканале «Юнион» я увидел кадры, сделанные в здании управления МЧС по Киевскому району – как раз туда привозят горожан во время эвакуации, а уже потом распределяют по временным жилищам.
У нас же толком и не было времени отработать внутри. А коллеги сняли очаровательного ребёнка, который в окружении спасателей рисует фломастером супергероя, плюс ещё какие-то синхроны. Пишу в социальных сетях знакомой ведущей «Юниона».
Захожу, что называется, сразу с козырей: «видел у вас только что картинку с очаровательным пацаном, которого вывезли из опасной зоны. Очень хочется её получить. Взамен предлагаю видео обстрелов в Макеевке; на Чапаева, 4, где все журналисты были, и кадры самой эвакуации из Киевского района. А то вы рассказываете обо всех этих событиях в эфире, а показать нечего.»
Понятное дело, думать долго над таким предложением коллегам не пришлось. Уже через несколько минут исходник сначала оказывается у меня, а потом сразу у всех остальных наших ребят. В тот момент у меня со Стасом были другие съёмки, и я даже подзабыл на время про видео с очаровательным мальчиком.
А потом один из коллег рассказывает, что родители юного героя – глухонемые, поэтому услышать свист летящих за окном мин они не могут. Ребёнок предупредил семью об опасности, и все вместе они благополучно спустились в подвал.
«Получается, супергерой, которого рисует школьник, – он сам. Я так и обыграл это в сюжете», – со светящимися от умиления глазами подводит итог товарищ. Иногда бывают ситуации, когда лучше не скажешь. В своём тексте мне остаётся только своровать использовать метафору коллеги.
Одни из нас
«В ту ночь, когда он умер, мир обеднел на десять миллионов прекрасных поступков», —
Рэй Брэдбери, «451 градус по Фаренгейту».
Утром 25-го декабря 2016 года я просыпаюсь рано. На улице по-зимнему холодно. Даже на балкон нельзя выйти – сразу окна запотевают. Целый час лежу в кровати: просматриваю социальные сети; всевозможные сайты, приложения. Удивительно, как за это время я не натыкаюсь на главную новость того трагического дня. Её озвучивает мой оператор Стас, когда заходит ко мне в комнату: «борт Минобороны не выходит на связь».
После этой фразы, увы, уже многое становится ясно. В большой гостиной два дивана перед телевизором. Включив его, мы, как умалишённые, начинаем судорожно переключать каналы. Обложившись телефонами и планшетами, пытаемся узнать хоть какие-то подробности.
Везде одно и то же: самолёт вылетел из Чкаловского, приземлился на дозаправку в Сочи, затем отправился в Сирию, но в какой-то момент экипаж перестал выходить на связь. На борту находились сотрудники трёх съёмочных групп федеральных каналов: «Первого», «Звезды» и НТВ.
Стас берёт в руки телефон, набирает номер координации. Доброго утра в такой ситуации желать как минимум странно, поэтому мой друг задаёт очень короткий вопрос: «Кто?» «Лужецкий, Пестов, Толстов», – с тревогой отвечает сотрудница редакции на том конце провода. Для нас это звучит, как приговор.
С Михаилом Лужецким судьба свела нас на долгое время в одной программе. Миша – продюсер, но всегда хотел быть корреспондентом, работать в кадре. Такой шанс ему предоставился в самом начале боевых действий в Донбассе. Миша трудился достойно, храбро освещал самые страшные события. Все в редакции запомнили его сюжеты из осаждённого Славянска.
Уже потом, покинув постоянно обстреливаемый город, Миша с оператором должен был возвращаться домой. Продюсеры из редакции велели делать это как можно скорее по автомобильной трассе. Но ополченцы предупредили: дорога обстреливается. Мише пришлось идти на серьёзный конфликт – не выполнить указание сверху.
А по-русски говоря, послать продюсера куда подальше. События были такие, что поделать. Не со зла это – просто Миша отвечал не только за свою жизнь, но, как старший группы, и за безопасность оператора. Это волевое решение тогда спасло парням жизнь.
Как раз в тот момент, когда съёмочная группа должна была ехать по тому самому шоссе – трассу в очередной раз обстреляли из артиллерии. За минуту несколько машин мирных жителей превратились в груду металла.
Спустя несколько лет после того случая Миша – уже продюсер новостной программы. Вновь периодически пробует себя в качестве корреспондента. Но в командировки его отправляют нечасто. А ведь нашему товарищу так хочется куда-нибудь туда, где происходят самые масштабные события.
В предновогоднюю поездку в Сирию, кстати, изначально тоже должен был отправиться другой корреспондент. Выезд – незапланированный, поэтому репортёр честно сказал, что по семейным обстоятельствам не готов ехать и спросил, можно ли заменить его? Вот в координации и решили отправить того, кто всегда рвался в бой, – Мишу.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Включаться – выходить в прямой эфир
2
Стенд-ап – фрагмент сюжета, когда корреспондент наговаривает текст в объектив камеры
3
Выставляться – занимать позицию, настраивать аппаратуру перед прямым включением
4
Дрон – квадротокоптер для съёмок с воздуха
5
Синхрон – франгмент сюжета, когда герой отвечает на вопросы интервьюера
6
Воздух – в данном контексте визуальное пространство над головой человека в кадре.
7
Отпрямиться – выйти в прямой эфир
8
Перегон – процесс отправления видеоматериалов в редакцию
9
Псевдопрямое включение – разновидность материала, когда корреспондент, имитируя общение с ведущим, заранее наговаривает текст, а потом видео показывается с пометкой «прямой эфир».
10
Лайф-позиция – место, выбираемое для стенд-апа или прямого включения
11
Ньюс-рум – большое помещение в редакции, где сотрудники работают вместе за соседними столами
12
Тебе нужно это видео?
13
Мой друг
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: