Собственно, на двери и не было никакого звонка.
Дворник встал на одной ноге спиной к двери, а другой ногой принялся колотить в дверь.
Народ столпился на площадке одним маршем ниже и оттуда следил за дворником.
Дворник бил ногой в дверь так усердно, и красная калоша так быстро мелькала взад и вперёд, что у старушки с длинным носом закружилась голова.
Но дверь не открывалась.
Человек в соломенном картузе сказал, что простым гвоздём берется открыть любой замок.
На что старушка с длинным носом сказала, что замки теперь стали делать так плохо, что ворам ничего не стоит открывать и закрывать их просто ногтями.
Тогда молодой человек с сумкой через плечо, из которой торчала свечка и хвост какой-то солёной рыбы, сказал, что французский замок легче всего открыть, если ударить его молотком по затылку. Тогда чугунная коробка треснет и замок откроется сам.
Этажом ниже Петров и Комаров объясняли друг другу, как маляр залез в окно, и как надо хватать человека, если у него в руках охотничье ружье, заряженное крупной дробью.
А дворник всё ещё продолжал бить ногой в дверь.
– Нет, не открывают, – сказал дворник и повернул на голове папаху задом наперёд.
<1934>
61. «Я родился в камыше. Как мышь…»
Я родился в камыше. Как мышь. Моя мать меня родила и положила в воду. И я поплыл.
Какая-то рыба с четырьмя усами на носу кружилась около меня. Я заплакал. И рыба заплакала.
Вдруг мы увидели, что плывет по воде каша. Мы съели эту кашу и начали смеяться.
Нам было очень весело, мы плыли по течению и встретили рака. Это был древний, великий рак, он держал в своих клешнях топор.
За раком плыла голая лягушка.
– Почему ты всегда голая? – спросил ее рак. – Как тебе не стыдно?
– Здесь ничего нет стыдного, – ответила лягушка. – Зачем нам стыдиться своего хорошего тела, данного нам природой, когда мы не стыдимся своих мерзких поступков, созданных нами самими?
– Ты говоришь правильно, – сказал рак. – И я не знаю, как тебе на это ответить. Я предлагаю спросить об этом человека, потому что человек умнее нас. Мы же умны только в баснях, которые пишет про нас человек, так что и тут выходит, что опять-таки умен человек, а не мы. – Но тут рак увидел меня и сказал:
– Да и плыть никуда не надо, потому что вот он – человек.
Рак подплыл ко мне и спросил:
– Надо ли стесняться своего голого тела? Ты человек и ответь нам.
– Я человек и отвечу вам: не надо стесняться своего голого тела.
<1934>
62. «Американская улица. По улице ходят американцы…»
Американская улица. По улице ходят американцы. Направо касса, над кассой надпись «Мюзик-Холл, Джаз-оркестр М-ра Вудлейга и его жены баронессы фон дер Клюкен». Рекламы. К кассе стоит очередь американцев. На сцену выходит Феноров и озирается по сторонам. Все американцы довольно обтрепанные.
Феноров – Это вот значит и есть Америка!.. Да! Ну и Америка!.. Вот это да-а!.. Эй, послюшайте!.. Вы!.. Это Америка?
Американец – Йез, Америка.
Феноров – Город Чикаго?
Ам. – Йез, Чикаго.
Феноров – А вы будите Американец?
Ам. – Американец.
Феноров – (басом) Вот ето да!.. А вон они, это тоже американцы?
Ам. – Американцы.
Феноров – (фальцетом) Ишь ты!., (ниже) Американци!.. (осматриваясь) А что, скажем, для примера, миллиардеры здесь тоже есть?
Ам. – Этого, друг мой, сколько угодно.
Феноров – А почему вот, для примера, скажем, вы миллиардеры и американцы, а ходите вроде как бы все ободранные?
Ам. – А это всё по причине так называемого кризиса.
Феноров – (фальц.). Ишь ты!
Ам. – Право слово, что так!
Феноров – (бас.) Вот ето да-а!..
Ам. – А позвольте вас спросить… кто вы сами-то будите?
Феноров – Да моя фамелия Феноров, а социальное происхождение – я хрюнцуз.
Ам. – Хм… И что же, парлэ ву франсе?
Феноров – (фальцетом) Чивоэто?
Ам. – Да по французски то вы калякаете?
Феноров. – Чиво не можем, того не можем. Вот по американски, етого сколько хош. Это мы умеем!.. А ты мне, добрый человек, скажи лучше, зачем эта вот очередь стоит и чего такое интересное выдают?
Ам. – Не зачем эта очередь не стоит и ничего такого интересного не выдают, а стоит эта очередь за билетами.