Виноградные лозы карабкались по террасам, волоча за собою черные и зеленые с подпалинами гроздья. Лиза и Виктор поднимались в горы навстречу высокому яркому небу, удивительному, как всё в этом краю. Они проходили висячие мосты в прохладных сырых ущельях, разыскивали развалины старинных замков, вспоминали Лермонтова, ели маленькие пахучие дыни и, как будто после долгой разлуки, любовно вглядывались друг в друга.
Виктор получил отпуск на полтора месяца, но он сам хотел вернуться на две недели раньше и окончить какое-то усовершенствование по автоматике. Он работал над ним всю зиму.
Несколько дней они прожили в маленьком горном селении. Внизу сливались две Арагви – Черная и Белая. Их быстрые струи, темная и светлая, долго мчались не смешиваясь, о чем-то бурливо споря, и Лиза думала о судьбе своей любви.
– Представь себе, что можно было прожить жизнь и не увидеть всего этого, – сокрушался Виктор.
Она осторожно попробовала уговорить его остаться до конца отпуска. К ее удивлению, он не возражал.
– Твой синхронизатор, или как его там, – это частность, – говорила она. – Посади за него несколько инженеров, и они его закончат. Ты должен набирать силы для дел, которые ты один можешь сделать.
Он согласился и отправился покупать сливы.
И она была счастлива!
Все шло как нельзя лучше. Административная работа пришлась Виктору по душе. Ему нравилось управлять людьми, требовать, проталкивать, руководить; та честолюбивая жилка, которая всегда была в его характере, теперь, когда он вкусил власть, заставляла его прилагать все силы, чтобы стать начальником отдела. «Если уж я выбрал административную карьеру, – говорил он, – надо скорее расти, чтобы не перестояться». Виктор добился своего – он стал начальником отдела. Его хвалили, считали способным руководителем. Его приводили в пример на активах, отмечали в приказах по министерству. Его статьи печатались в газетах. Он стал получать персональный оклад. Они наняли домработницу.
Их дом начали посещать новые приятели Виктора. С наивным тщеславием Лиза слушала, как они расхваливали организаторские таланты ее мужа. Они раздували парус его честолюбия, а ей чудилось, что это попутный ветер ее семейного корабля. Она искренне соглашалась с Виктором: его призвание – административная деятельность. Инженерный опыт у него есть, знания тоже, остальное, как он считал, зависит от искусства руководить. Туманные слухи, что Виктор не терпит способных людей в своем отделе, окружает себя подхалимами, свидетельствовали лишь о черной зависти обойденных.
Он сам жаловался ей на козни своих недоброжелателей, посвящая ее в тонкости взаимоотношений с начальством, и она не чувствовала себя больше чужой и ненужной в его мире.
Он вырывался домой, мечтая укрыться от бесконечных совещаний и писанины.
Появилось материальное благополучие, и сразу исчезли поводы для многих мелких раздоров.
У Виктора завелось множество связей. «Мы живем в век электричества», – шутливо объяснил он. Стоило ему позвонить, и Лиза могла без очереди достать дефицитный габардин или фрукты. В театрах они сидели в директорской ложе.
По воскресеньям они отправлялись по комиссионным магазинам. Для Лизы извлекали из-под прилавка недорогой хрусталь. Она была довольна не только покупками, но и тем, что Виктор получал удовольствие, удовлетворяя ее желания.
В день его рождения они большой компанией поехали в ресторан. Кутить так кутить. Подняв шипучий бокал шампанского, Виктор чокнулся с Лизой, глядя ей в глаза, и вдруг рассмеялся:
– А я и не замечал. Оказывается, у тебя зрачки рыженькие.
Она закрыла щеки руками:
– А где у меня родинка?
Он смешно поднял черные брови, пытаясь вспомнить.
Меж столиков, под тягучую мелодию оркестра, мягко шаркали пары. Лиза быстро захмелела и беспричинно улыбалась. Ей было хорошо, потому что на ней красивое, модное платье и чернобурка, и потому что все это Виктору было приятно, и все любят Виктора и ее.
– Через три года, Виктор Григорьевич, быть тебе начальником главка, – рассуждал подвыпивший заместитель управляющего Ивин, – У меня глаз – алмаз. Как люди достигают? Путем верных друзей. Они ему мостят – он их тащит…
Виктор отвернулся от него и задумался, положив голову на руки.
– Мостят… тащат… – тихо бормотал он.
Она сразу поняла, о чем он, и в тревоге взглянула на него. Он повел ее танцевать.
– К черту дела! – сказал он, когда они вернулись к столу. – Мне хватает их на работе. Вообще, старушка, нам следует почаще выбираться на люди. Ивин прав: работай, но помни, что ты не лошадь.
Совесть ее была спокойна. И Лиза опять была счастлива.
Под Новый год, затеяв уборку, Лиза поставила за шкаф чертежную доску с наколотым эскизом. Прошли праздники, и только тогда она вспомнила, что Виктор так и не спросил про эскиз. А ведь это был тот самый синхронизатор, над которым он бился чуть ли не год. Впервые тогда что-то царапнуло ее душу.
По-видимому, счастье имеет свои законы. Оно чахнет без надежды. Лиза не знала, о чем ей мечтать. Напрасно она называла себя неблагодарной, беспокойное недоумение все чаще посещало ее.
Она стала подмечать в себе опасную и ненужную наблюдательность.
Ей все меньше нравился этот Долгин с его ускользающим взглядом, льстивый Ивин и другие друзья Виктора. Среди них попадались и славные люди, но что-то нехорошее было в их зависимости от Виктора, и сам Виктор как будто нуждался в этой зависимости. Он, всегда такой сильный, гордый, почему-то дорожил их обществом. Когда они уходили, он презрительно высмеивал их, сам же с каждым днем все приближался к ним, словно в чем-то уступая. Тогда ей казалось, что ему просто нравится, чтобы им восхищались. Постепенно она стала понимать, что это не просто слабость.
Приезжая из Москвы, Виктор восторженно рассказывал о министерских работниках. Как быстро там продвигаются люди! Все-таки что значит быть на виду. И вообще, там, в министерстве, даже мыслят другими масштабами. Вопрос, над которым они тут бились год, заместитель министра шутя решил в пять минут. Вот такая работа может приносить истинное удовлетворение. На такой работе он мог бы показать себя. Расстановка кадров. Общие принципиальные проблемы развития энергетики. Встретился какой-то специальный вопрос – пожалуйста, к услугам заместителя министра любой консультант. Никакой тебе войны со станционниками, с монтерами. А кто, спрашивается, критикует министерских работников? Только высшее начальство. Или вот, к примеру, начальник главка. Имеет двух референтов. На дипломатических приемах бывает!
– А ты знаешь, Лиза, он старше меня всего лет на шесть. Думаешь, у него какие-нибудь исключительные способности? Ничего подобного. Я знаю людей не менее способных, чем он. И сидят рядовыми инженерами. Случайность? Случай идет навстречу тому, кто его ищет.
…После обеда пришла жена Ивина. Звонкий живой голос помогал Анне Павловне походить на подростка. Она повязывала крашеные волосы черным большим бантом, старалась двигаться быстро и называла Лизу своей подружкой.
Чмокнув Лизу в щеку, она предупредила, что торопится в Дом моделей, и, поминутно поглядывая на часики, просидела полтора часа.
Круг интересов Анны Павловны был чрезвычайно широк. Она ходила на дискуссии в Союз писателей, на выставки в Союз художников и на весенние выставки собак. Она была в курсе всех дел Энергосистемы. Она знала, где случилась авария, с кого снимут премию, чем болен управляющий.
– Представьте себе, Лизочка, жена главного инженера, – разве можно в наше время так жить, – я звоню ей, мне надо было проверить, кого представили к наградам, – она не имеет понятия. Полное отсутствие всяких общественных интересов. Так легко можно переродиться в обывательницу. На нас лежит обязанность создавать мужьям абсолютные условия. Пусть это будет парадокс, но наша личная жизнь – это производственная жизнь наших мужей.
Лиза с тоской поддакивала. На прощание Анна Павловна пригласила Лизу с мужем к себе на дачу.
– Зимой там чудесно. Серебряный снег, такая светотень. Между прочим, Лизочка, я слыхала, вы знакомы с новым начальником лаборатории? Возьмите его с собою. Молодые неженатые люди всегда вносят какой-то аромат романтики.
Лиза живо вообразила резкого, неуклюжего Андрея в обществе Анны Павловны и ее мужа, любителя поесть, выпить, организовать пульку, представила и всю остальную публику, бывающую у Ивиных, и усмехнулась. Виктор зло называл их «аппендиксы». Когда Лиза спрашивала: «Зачем же к ним ходить?», Виктор пожимал плечами – положение обязывает.
– Нет, на Лобанова никакие чары не действуют, – усмехнулась Лиза.
Что-то в тоне ее показалось Анне Павловне обидным. Напрасно Лиза так уверена в своем Лобанове, вообще мужчинам не стоит верить, уверенность делает женщину слепой. Виктор Григорьевич тоже не составляет исключения. Эта Нина Цветкова, секретарша главного инженера, девчонка, ничего опасного в ней нет, но, знаете, иногда все происходит неожиданно. Конечно, в семейных отношениях сквознячок необходим. И все же следует быть начеку, чтобы вовремя захлопнуть форточку.
Лиза ни о чем не стала расспрашивать, но после ухода Анны Павловны задумалась. Сплетню всерьез принимать не стоило. Ни с какой Цветковой Виктор ей не изменит. Она чувствовала это как женщина. Виктор ее по-прежнему любит. По-прежнему?.. И вдруг с пугающей ясностью она поняла: неважно, ухаживал он за Цветковой или нет, важно то, что, если бы ему по сугубо деловым расчетам понадобилось, он, не задумываясь, изменил бы ей с этой самой Цветковой. Просто в этом пока нет нужды. Для тех мелких услуг, какие может оказать секретарша начальника, достаточно было подпустить парочку многозначительных фраз (на это он мастер), подвезти на машине (да, да, на машине – что-то подобное Лиза слыхала), подарить флакон духов…
Виктор переменился, и его чувство тоже переменилось. А она? Она любила так же, как и раньше.
Его же чувство стало расчетливо-эгоистичным. Лизе припомнилось, как встревожился Виктор, узнав о служебных неприятностях у ее брата. Он так боялся, что это может повлиять и на его, Виктора, дальнейшее продвижение. И если бы у брата не наладилось, Виктор мог бы озлиться на нее…
В передней раздался звонок, это почтальон принес газеты и журнал «Электричество». Лиза отнесла журнал в кабинет Виктора. Последние номера лежали стопкой, заклеенные в бандероли. Торопливо она порвала обертку. Андрей – он может прийти сегодня, завтра – не должен этого видеть.
Глава восьмая
Проклятая низкая притолока! Никак не привыкнуть. Который раз, выходя из кабинета, Андрей ушибался. В «инженерной» стало приметой: если стукнулся – значит, о чем-то задумался или что-то случилось. Так и есть. На сей раз попало Кривицкому. На каком основании он принимает в ремонт самописцы?
– Было указание главного инженера. – Кривицкий развел руками. – Так заведено испокон веков, что от сложных приборов ремонтные мастерские отказываются.
– Так вот, с сегодняшнего дня в ремонт не брать, – сказал Андрей, потирая голову. – У вас есть своя тематика, будьте добры ею заниматься. Есть у вас самолюбие? Попробуйте дать краснодеревщику бревно тесать, куда он вас пошлет? Вы же инженер!