Крупицы золота в тумане

Не успел он договорить, как некоторые уже устремили ввысь руки. В основном те, кто часто разговаривал с Конором, такие как молчаливый Мэтью и Марк. Но через несколько секунд проголосовали и остальные: поднял руку и Том, потом Эдвин и Фрэнк, который постоянно поправлял очки, вероятно, от волнения.

Сначала Эдвин не хотел голосовать за вариант, предложенный Конором, он думал, что будет на стороне мистера Рассела. Но Эдвин вспомнил, что он обещал матери как можно скорее вернуться, а если он быстрее доберётся до приисков, значит и быстрее вернётся в Нью-Йорк.

– Ну что ж, – всё так же с ухмылкой говорил Конор, – большинство проголосовало за то, чтобы срезать, значит, мы, не теряя ни минуты, продолжим путь. Вам ясно, мистер Рассел?!

Роберт, старавшийся до этого смотреть в глаза Конора, отвёл взгляд в сторону. Так и осталось неизвестным, что он думал.

– Хорошо, я и без слов вас отлично понимаю, – сказал Конор. – Все по фургонам! Мы едем дальше! И так здесь, наверное, больше часа уже стоим. Вы не волнуйтесь, мистер Рассел, вы всё так же будете показывать нам дорогу, как и до этого.

Все устроились по местам и поехали прочь от реки Плат и громадной очереди. Роберт, как и раньше ехавший самым первым, заметно помрачнел и будто бы даже немного сгорбился. Зато Конор, чувствовавший себя победителем, горделиво задирал нос.

– До встречи, придурки! – крикнул он продолжавшим стоять в очереди людям. – Счастливо оставаться!

Они отдалялись от очереди всё дальше и дальше, снова мечта подарила путешественникам крылья, и они старались ехать быстрее, снова минуты начали казаться секундами, а часы – минутами. Большинство уже утверждало, что на самом деле хорошо, что у них хватило ума срезать, что мистер Рассел, скорее всего, перегнул палку, ему следовало сразу согласиться с Конором, а не ждать начала голосования.

Но приятели Конора много чего не знали о нём, они не догадывались о том, что может скрывать этот человек. Много тайн крылось в его тёмном прошлом. Ещё несколько часов назад Марк, разговаривая с Конором, не мог не заметить, что он нелестно отзывается о своём отце. А дело в том, что его отец, перебрав со спиртным, приказал как-то одному негру хорошенько высечь Конора. Именно после этого унизительного наказания он понял, какое это удовольствие бить негров. Приятели Конора не знали, что не прошло и нескольких месяцев после его свадьбы, как ему пришлось развестись с женой, с которой он постоянно ругался. Все эти случаи вызывали у Конора только ненависть, сделали его грубым и жестоким. И, наконец, никто не догадывался о том, что хотел сделать Конор, как только окажется в Калифорнии, никому даже в голову не приходило, рядом с каким человеком они находятся…

Глава 4. Обстановка накаляется

Путешествие продолжалось. Путь, по которому теперь двигалась группа Рассела, не казался опасным, по крайней мере, пока. Конор ещё несколько дней после того противостояния между ним и Робертом, напоминал всем, что как же замечательно, что они всё-таки срезали. Многие, в частности такие, как молчаливый Мэтью и Марк, хвалили его после каждого упоминания о переправе. Ощущение преимущества перед остальными, осознание того, что они достигнут приисков раньше, чем «те придурки из очереди», как выразился Конор, создавали у них некое чувство эйфории и больше расслабляли их.

Горы остались далеко позади путешественников, теперь их всё чаще окружали леса, сменявшиеся иногда огромными лугами. Становилось теплее, что говорило о том, что нежная весна постепенно уступает место жаркому лету. Каждый день на небе ярко светило солнце, ни одна тучка не смела его заслонить. Один только раз путников застал дождь, да и то недолгий.

Так же быстро, как вокруг изменялся пейзаж, менялись и сами путешественники, и некоторых теперь даже невозможно было узнать.

Например, Мэтью стал больше общаться с остальными. Он поведал, что он сын известного на востоке пианиста, что у него, как и Конора, имелось много рабов, но Мэтью разорился, продал их и отправился на поиски золота. Говорил он теперь громче и меньше бормотал себе что-то под нос. Также Мэтью уже не старался спрятать за спину руки. Исчез его бегающий туда-сюда взгляд.

Что касается Марка, то он теперь зачем-то старался как можно громче разговаривать с Конором и смеяться над его историями, будто хотел, чтобы непременно все знали о его хороших отношениях с тем, благодаря кому они доберутся до золота быстрее. С его лица всё также не сходила широкая улыбка. Но если раньше Марк улыбался только ради того, чтобы похвастаться на редкость ровными зубами, то сейчас его улыбка действительно стала искренней.

Но не все радовались. Чем дольше они ехали по короткой дороге, тем больше волновался Фрэнк. Он то и тело каждый пять минут протирал очки и чесал нос, что означало, что он не на шутку встревожен.

– Сейчас бы я сидел у пациента, слушал жалобы и мерил температуру, – говорил он каждое утро сидящему рядом Эдвину. – Да, сидел бы и мерил температуру, сначала у одного, потом у второго и так далее… просто бы мерил температуру.

После таких слов Фрэнк в очередной раз начинал чесать нос, затем немного отпивал из фляги, протирал очки и смотрел вдаль, пытаясь не волноваться. Такое его поведение сильно озадачивало Эдвина, ещё когда только они знакомились Фрэнк выглядел более спокойным человеком, больше всех, наверное, уверенным в свою удачу на приисках.

– Ты же говорил, что обычная жизнь не для тебя, – напомнил как-то ему Эдвин их разговор в день знакомства.

– Говорил. Но не знаю, может я ошибся, – быстро ответил Фрэнк. – Мерить температуру, слушать жалобы, выписывать рецепты – все эти занятия хоть и кажутся скучными, но в то же время они очень спокойные. Сам посуди, из спален пациентов на меня же не выбегут индейцы с копьями.

В течение следующих двух часов Фрэнк молчал, полностью сосредоточившись на созерцании небольшой чащи, видневшейся вдалеке. Когда он смотрел вдаль, то мысленно перемещался в родной Балтимор, в котором многие люди нуждались в медицинской помощи.

Беспокойство Фрэнка, подобно чуме, передалось в итоге и Эдвину. Он начал замечать, что его одолевало странное волнение, когда они останавливались на ночлег не далеко от какого-нибудь маленького леса, откуда слышались различные звуки, издаваемые ночными животными. А один раз даже какое-то дерево на горизонте показалось ему индейцем.

Перемены не прошли стороной и Тома. Он полностью отказался от своей привычки щёлкать пальцами. Теперь он отличался непонятно откуда взявшейся сонливостью, он зевал раз десять на дню точно. А ещё Том заметно побледнел, и так же, как и Фрэнк, полностью растерял весь энтузиазм и веру в удачу. Он часто переспрашивал, когда разговаривал с кем-то и мог совершенно неожиданно поменять тему разговора.

Что же касается мистера Рассела, то он уже меньше подбадривал всех остальных. Хоть и заметно было, что он не на шутку переживал по поводу своего авторитета, который чуть не растерял в споре с Конором, Роберт всё же старался скрыть своё волнение, что получалось не всегда.

Удивительно, как по-разному люди способны переживать одни и те же ситуации! Пока одна часть группы Рассела была опьянена удачей, что они всё-таки двигаются по короткой дороге, а значит и приедут быстрее, остальных не покидали мысли о том, что их поджидает опасность. Плохое предчувствие нередко приводило к бессонным ночам, во время которых путешественников покидали мечты о Западе и мучили воспоминания о Востоке. Но они помнили, что сами проголосовали за то, чтобы отправится по короткой дороге, их ведь никто не просил поднимать руки. Но теперь, если бы они могли вернуться в тот день, то уже бы точно послушали мистера Рассела. Но, к сожалению, было поздно что-либо менять, слишком поздно.

И вот случилось как раз то, что было способно прогнать эйфорию у приятелей Конора, и чего так опасался Фрэнк. На горизонте показалось по меньшей мере десятка два индейцев.

– Смотрите, смотрите же, – запричитал толстяк Дуглас, первым заметивший краснокожих.

Сначала все впали в замешательство. Лишь те немногие, кто не обладал достаточной остротой зрения, озадаченно переглядывались и рассеянно шептали:

– Да что там такое? Что?

Потом воцарилась тишина. Каждый, затаив дыхание, смотрел на краснокожих людей в пёстрых нарядах и с воткнутыми в волосы большими перьями. Индейцы в свою очередь не сводили глаз с путешественников. Индейцы были гораздо опаснее диких зверей, живущих по инстинктам. И даже смелый, уверенный в себе Конор, которого так прославляли в последние дни, вдруг побледнел и передёрнулся, будто от холода. Этот «смельчак» внимательно оглядывал краснокожих и, наверняка, молился, чтобы только не с него сняли скальп, а с кого-нибудь другого.

Мистер Рассел, будучи опытным в подобных делах, один сохранил самообладание. Он терпеливо ждал, приближая к глазам бинокль.

– Что им нужно? – спросил Марк.

Этот вопрос он мог даже не озвучивать, потому как все до одного думали о том же. Молодые путешественники особенно пытливо вглядывались в индейцев, предки которых когда-то помогли европейцам освоиться на этом континенте и которые теперь вынуждены терпеть главенство белого человека.

– Может, им показать вот эту штуку в действии? – загадочно произнёс Конор и медленно вынул пистолет.

– Даже не думай! – твёрдо сказал мистер Рассел и ещё раз взглянул в бинокль. – Если выстрелишь, то нам точно несдобровать, они ещё и стрелы в ход пустят, тогда твоя эта штука никак не поможет.

Конор спорить не стал и с досадой убрал пистолет.

– Матерь Божья! – чуть слышно прошептал Фрэнк, вдруг соскочил с передка, и, обойдя фургон, залез внутрь его.

– Ты что там спрятаться решил? – догнал его вопрос Конора.

Но через минуту Фрэнк вышел с листком бумаги и карандашом в руках. Прижав листок к стене фургона, он начал что-то быстро записывать. Его рука, державшая карандаш, дрожала.

– Что ты делаешь? – спросил его Марк.

Фрэнк отвлёкся от своего занятия и быстро ответил:

– Ясно что – пишу завещание. Лучше бы вы тоже писали.

– Вот же чудак! – протянул Марк, но не засмеялся, сейчас было не до смеху.

Закончив писать, Фрэнк, как и все остальные, устремил взгляд на краснокожих.

– Они не решаться напасть, – говорил Роберт, – обычно индейцы нападают ночью и перерезывают спящим горло. Вот если бы они настигли нас, когда мы остановились на ночлег, и дежурный бы задремал, то, я думаю, далеко не все бы выжили.

Мистер Рассел выдал всё это совершенно непринуждённым тоном. Собранность и спокойствие Роберта удивили каждого путешественника. В его самообладании чувствовалось какое-то равнодушие. Но, может, так только казалось. Может, это его равнодушие, с каким он говорил, что многие из них могли бы быть уже мертвы, приди эти индейцы ночью, есть та черта характера, которая приобретается вместе с опытом, когда часто сталкиваешься с тем, что другим бы показалось просто ужасным, но для тебя это уже обыденно. Так, например, наёмные солдаты не будут бояться звука свистящих пуль, потому что они слышат его каждый день. Они хорошо знают, что ту пулю, которой суждено поразить именно их, они не услышат. Поэтому свист пуль для них – радость, означающая, что пока жизнь продолжается.

Новость, что многих уже могло бы не быть в живых, поразила абсолютно всех. Тут же послышалось несколько шепчущихся голосов, выражавших полный ужас. Эта встреча с краснокожими, возможно, была только первым испытанием и, может быть, как раз в следующую ночь кому-нибудь перережут горло, кто-то умрёт, так и не исполнив своей заветной мечты. Бессонные ночи теперь точно гарантированы всем, и в этот раз спать многие не будут не из-за того, что они тоскуют по Востоку, а потому, что им будет просто ужасно сложно закрыть глаза, думая об индейцах с острыми ножами. В начале пути никто не боялся индейцев, всем казалось просто непостижимо, что они могут настигнуть их, казалось, что этого точно с ними не случится, но сейчас, когда племя краснокожих виднелось вдалеке, вдруг все эти страхи стали реальными.

Но вскоре, вглядывающийся вдаль Том, забывший с появлением индейцев о своей сонливости, произнёс:

– Смотрите, кажется, уходят.

Действительно, индейцы, потерявшие всякий интерес к группе белых людей, которые сейчас не представляли никакой опасности, повернули своих лошадей и медленно удалялись. Совсем скоро на мили вокруг снова никого не осталось, кроме группы Рассела. И хотя те, кто мог причинить вред, исчезли, потрясение от встречи с ними длилось ещё минуту. Вокруг всё застыло, и только ветер как ни в чём не бывало продолжал разносить по земле крохотные песчинки.