– Я не могу… не могу ее оставить! – кричала Зоя, но бабушка держала ее крепко. – Пожалуйста, пусти меня, пусти!..
– Не пущу. – И она на секунду мягко привлекла девочку к себе.
Раздался грохот – как будто что-то взорвалось. Весь верхний этаж был теперь в огне: белая рубашка Натальи горела. Ей не было спасения: за спиной поднималась стена пламени, прыгнуть – значило разбиться насмерть. Она была обречена, и, быть может, это было счастьем. Ее разум, не выдержавший двойного потрясения – потери мужа и сына, – никогда не вернулся бы к ней. Мир ее разбился вдребезги.
– Скорей, скорей, – звал Федор.
Бабушка с неожиданным проворством подхватила с пола собачку, сунула ее Зое в руки и потащила девочку на улицу, где ждала тройка.
Глава 5
Зоя обернулась и увидела, что пламя взметнулось над верхушками деревьев, пожирая то, что было раньше отчим домом, а теперь безжизненной оболочкой прежней жизни. Федор предусмотрительно свернул в переулок. Евгения Петровна и Зоя, державшая на руках щенка, теснее прижались друг к другу. На улицах было множество солдат, но никто не сделал попытки задержать их. Федор, стараясь не выезжать на людные проспекты, неуклонно продвигался к городской окраине.
Был четверг, 15 марта. В эту самую минуту царь, находясь в Пскове, читал телеграммы от главнокомандующих фронтами: генералы требовали его отречения. Вокруг была измена. Лицо его стало мертвенно-бледным…
Побледнела и Зоя, когда домики предместья остались позади. Больше двух часов Федор кружил по окольным дорогам, пока не выбрался на тракт, ведший в Царское Село. Ни у бабушки, ни у внучки не было ясного представления о том, что творится в городе. Зоя думала только о матери: та так и стояла у нее перед глазами – в длинной ночной рубашке, на подоконнике, с которого она кинулась вниз. Зоя представляла, как пламя пожирает тело Николая, лежащего в той самой комнате, куда она так часто прибегала в детстве. Николай, «Колька-дурак», как она дразнила его… Боже, еще только недавно все было хорошо и шла обычная и счастливая жизнь!..
Голова ее была окутана старой шалью, уши мерзли, и поэтому Зоя вспомнила, что и Ольга, и Татьяна мучаются после кори от боли в ушах. Подумать только: всего несколько дней назад это казалось бедой – корь, жар, лихорадка!.. Какие пустяки, какие мелочи… Потом она задумалась над тем, что они найдут в Царском. Показалась деревня, но Федор благоразумно объехал ее. Их уж дважды останавливали солдаты, и Федор лишь секунду боролся с искушением пустить лошадей вскачь и прорваться. Он понимал, что солдаты откроют стрельбу, и решил не рисковать. И потому, натянув вожжи, он объяснил, что везет больную старую каргу и ее слабоумную внучку. И Евгения Петровна, и Зоя смотрели на солдат бессмысленным взглядом, всем своим видом показывая, что прятать им нечего. Как хорошо, что Федор для этой поездки запряг лошадей в старые, облупившиеся сани, неказистые, но крепкие. Ими давно уже не пользовались, и солдаты не позарились на эту рухлядь. Зато внимание солдат привлекли великолепные лошади, и они со смехом выпрягли вороных, которыми так гордился Константин, оставив лишь коренника. На нем и добрались до въезда в Царское Село. Против обыкновения, у шлагбаума не стоял разъезд лейб-казаков и не видно было часовых-гвардейцев. Их сменили подозрительного вида армейцы в потрепанных шинелях.
– Кто такие? – грубо крикнул один из них.
Зоя испугалась, Федор начал было плести свою небылицу, но в эту минуту Евгения Петровна стала в санях и подняла Зою.
– Я – графиня Юсупова, родственница государя императора! Хотите убить меня – убивайте! – Сейчас, лишившись и сына, и внука, она не боялась смерти. Но поднять руку на Зою мятежники смогли бы, лишь перешагнув через ее труп, а перед этим она застрелила бы стольких, скольких успела. Зоя не знала, что в муфте бабушки лежит маленький револьвер с перламутровой ручкой и что она не задумываясь пустит его в ход.
– Нет больше никакого государя императора, – с угрозой сказал солдат, и красная повязка у него на рукаве вдруг показалась Зое особенно зловещей. Что означают эти слова? Неужели они убили дядю Ники? Не прошло и нескольких часов, а от их прежней жизни осталось только пепелище… Но неужели царь разделил участь Константина и Николая?
– Я приехала к Александре Федоровне, я хочу видеть ее и детей, – с той же властной интонацией, так противоречившей ее скромному облику, продолжала бабушка, не отводя глаз.
«Неужели и тетю Аликс убили?» – думала в ужасе Зоя, оцепенев.
Повисла пауза, казавшаяся бесконечной: солдат, оценивающе разглядывавший их, вдруг отступил, бросив через плечо своим:
– Пропустите. Пусть едут. А ты, старуха, запомни: царя больше нет. Час назад, в Пскове, он отрекся от престола. Мы теперь живем в новой, свободной России.
Он шагнул в сторону, Федор стегнул лошадь. «Новая Россия… конец всему прежнему… какие ужасающие потрясения ждут нашу страну» – эти мысли проносились в голове бледной как полотно графини.
– Бабушка, неужто это правда? Неужели дядя Ники?..
– Аликс нам сейчас все расскажет.
У подъезда Александровского дворца было на удивление безлюдно – исчезли даже неизменные часовые. И вокруг не было ни души. Лишь после того как Федор громко постучал в массивную дверь, появились перепуганные слуги. Юсуповых впустили. Внизу, в вестибюле, было так же пусто, как и снаружи.
– Да куда же все подевались?! – воскликнула графиня.
– Ее величество наверху, с детьми, – вытирая слезы рукавом, ответила женщина из числа дворцовой прислуги.
– А государь? – Зеленые глаза графини, казалось, прожигали ее насквозь.
– Вы разве ничего не слыхали? – продолжая плакать, спросила женщина.
Сердце Зои замерло. «Господи, только не это…»
– Говорят, он отрекся в пользу брата, Михаила Александровича. Так нам сказали час назад какие-то солдаты. Но ее величество не верит…
– Но он жив? – Евгения Петровна перевела дух.
– Мы надеемся, что да.
– Слава богу. – Евгения Петровна оправила юбки, бросила колючий взгляд в сторону внучки. – Скажи Федору: пусть вносит вещи. – Ей совсем не хотелось, чтобы мятежники нащупали зашитые в подкладку драгоценности. И когда кучер внес баулы, приказала горничной проводить ее к царице.
– Я знаю дорогу, бабушка, пойдемте. – И Зоя медленно пошла по хорошо знакомым ей лестницам и переходам – всего несколько дней назад они с Мари пробегали по ним.
Александровский дворец казался вымершим. Зоя постучала в дверь Маши, но оттуда не доносилось ни звука. Она не знала, что великую княжну перевели в одну из комнат на половине императрицы, где за тяжело больной девочкой ухаживали сестры и Анна Вырубова. Так они шли по длинному коридору, пока не услышали наконец голоса. Зоя постучала, и дверь медленно открылась. На пороге возникла высокая тонкая фигура императрицы. В комнате были Анастасия и Мария. Увидев подругу, она заплакала.
Зоя, не находя слов, бросилась к ней и крепко ее обняла.
– Боже, Евгения Петровна! Какими судьбами? Что случилось?
При всей своей выдержке старая графиня не смогла справиться с волнением, когда обняла эту высокую, необыкновенно изящную женщину, казавшуюся смертельно измученной. Серые глаза царицы смотрели с неизбывной грустью.
– Мы приехали помочь вам, Аликс. И дольше оставаться в Петрограде было нельзя. Сегодня утром наш дом был предан огню. Мы едва спаслись.
– Это невозможно… – Потрясенная императрица медленно опустилась на стул. – А Константин?
Графиня побледнела, почувствовала вдруг, каким тяжким бременем легли ей на душу утраты, невосполнимость которых она в полной мере ощутила лишь сейчас, когда непосредственная опасность миновала. Она испугалась даже, что силы изменят ей и она упадет. Но – совладала с этой минутной слабостью.
– Он погиб, Аликс, – дрогнувшим голосом сказала она, но и теперь сумела не заплакать. – И Николай тоже… В воскресенье. А Наталья сгорела заживо сегодня утром. – Она не стала добавлять, что невестка сошла с ума. – Скажите… Это правда?.. О Ники? – Ей было страшно спрашивать, но она заставила себя задать этот вопрос. Она должна знать. Иначе происходящее так и останется непонятным.
– Вы имеете в виду отречение? Нет, это ложь. Это немыслимо. Они пугают нас. Сегодня я говорила с Ники по прямому проводу, и он ничего мне не сказал – ни слова. – Царица взглянула на трех девочек, которые плакали, обнявшись: Зоя только что сообщила великим княжнам о гибели брата и разрыдалась. Мари, хоть и была очень слаба, пыталась как-то утешить подругу, поддержать ее. – Нас оставили все наши солдаты… и даже… – она запнулась, – и даже Деревянко бросил Беби.
Деревянко был одним из дядек наследника, находившихся при нем неотлучно со дня рождения. Сегодня рано утром, не сказав ни слова, он покинул дворец и своего воспитанника – ушел не оглянувшись. Второй дядька, Нагорный, сейчас находился с Алексеем в соседней комнате: он не оставит мальчика до смерти – его и своей. Там же был и доктор Федоров. Доктор Боткин вместе с гувернером Гиббсом уехал в Петроград за лекарствами.
– Не укладывается в голове… Наши матросы… Не могу поверить. Ах, если бы Ники был здесь!..
– Он скоро приедет, Аликс. Надо взять себя в руки… Как чувствуют себя дети?
– Все больны. Сначала я не смела, не решалась им сказать, но сейчас они все знают – нельзя было больше скрывать. Здесь граф Бенкендорф – он поклялся защищать нас. Вчера утром приехала баронесса Буксгевден. Вы останетесь, Евгения Петровна?
– Да, если это возможно. Возвращаться в Петроград сейчас нам нельзя. – И чуть было не добавила: «Ни сейчас, ни потом». Она все же надеялась, что жизнь войдет в прежнее русло. Иначе и быть не может. Стоит только приехать царю и… Разумеется, слухи об отречении – наглая ложь, намеренно повторяемая бунтовщиками и изменниками, чтобы запугать народ и подчинить его себе.
– Мы поместим вас в Машиной комнате, хорошо? А Зоя…
– Зоя будет со мной. Так, теперь чем я могу вам помочь, Аликс?
Императрица благодарно улыбнулась при виде того, как старая графиня сбросила с плеч шубу и поддернула манжеты своего скромного платья.
– Отдохните с дороги. Зоя пока побудет с девочками – пусть поболтают в свое удовольствие.