Только что я показала проводнице документы, билет, она их посмотрела и пожелала мне приятного пути. Прижимая к груди сына, я вошла в вагон, двигаясь по узкому проходу, застеленному красным ковром. Какой-то мужчина нерусской внешности подарил мне улыбку, подхватил мой чемодан, переноску для ребёнка и любезно занёс в купе.
– Спасибо.
– Не за что, красивая.
Войдя в купе, я быстро захлопнула дверь, плюхнулась на койку, скинув с себя платок и очки, с облегчением выдохнула. Фууух, жарко… До отправления осталось пять минут. Я выкупила целое купе для себя и малыша, путь нас ждал неблизкий, но я уверена, я справлюсь. В скором времени всё устаканится. Думаю, Игнат скоро забудет обо мне, о ребёнке. Найдёт кого-нибудь другого для забав, а ко мне всякий интерес потеряет…
С одной стороны меня ужасно грызла совесть, что я вот так вот поступаю с родными, ничего им не сказав. Утром, когда они ушли по своим делам, я оставила маме записку, в которой написала всего несколько слов: «Прости, я уезжаю. Надеюсь, ты не будешь на меня сердиться и всё поймёшь. За меня не беспокойся».
Оставила записку и приличную стопку купюр. Также большую часть денег я кинула им на карту – на жизнь, сестре на учёбу. Мама сейчас не работает из-за некоторых проблем со здоровьем, а пенсия у нее копеечная. Сейчас мы жили на деньги, что оставались после развода.
До отправления считанные секунды. Кирюша проснулся и начал похныкивать, я предположила: либо голоден, либо памперс испачкал. Подстелила на койку пелёночку, расстегнула бодик, заглянув в памперс. Как и думала – сыночек оставил мне там подарок.
Привела в порядок сладкую попку, затем приложила сына к груди, с нежностью наблюдая, как он жадно схватил маленькими губками сосок, принялся кушать. Я покачивала его на руках, напевая песенку, любовалась своим сокровищем, думая, что я никому, ни за что на свете его не отдам.
Вагон дернулся – я обрадовалась, ведь мы тронулись в путь.
– Ну что, Кирюш, готов отправиться в путешествие?
Мой кареглазый котёнок в ответ моргнул, продолжая с наслаждением причмокивать.
Я сильно рискую, ведь нарушаю договор Игната, но у меня нет выбора! Особенно после того, как он сказал, что познакомит Кирилла с Ариэллой.
Состав постепенно набирал скорость. Закончив кормление, я прислонила Кирилла животиком к своему плечу, похлопала по спинке, чтобы вышел воздух.
Внезапно поезд резко затормозил! Чудом я не упала вместе с ребёнком, сумев вовремя среагировать. Поезд продолжал замедлять ход – и мне это не нравилось! Как будто кто-то нажал на стоп-кран. Моё сердце забилось где-то под рёбрами, когда в коридоре раздался шум, а затем и грубые, мужские голоса. Приоткрыв дверь, я прислушалась.
– Обыскать! Всё тщательно осмотреть!
– Что происходит? – послышался голос испуганной женщины.
– Мы ищем девушку, видели её?
– Мм… вроде да! Она была с ребёнком, совсем крошечкой.
Все внутри заледенело. Я быстро положила ребенка в переноску, набросила на плечи рюкзак и выскользнула из купе, побежав в обратную сторону к тамбуру.
Нажала на ручку, дернула, и… врезалась лбом во что-то твёрдое, сразу же почувствовала, как в мой локоть впились безжалостные пальцы.
– Попалась! Босс тебя ищет. Весь город перерыл!
– Нет, пожалуйста, нет! – взмолилась.
– Идешь со мной, – потянул меня к тамбуру, чтобы спустить по ступенькам на платформу.
– Вы что устроили? – негодует запыхавшийся проводник, догоняя нас. – Вы кто такие?
– Мы от очень важного человека, – охранник сунул женщине толстую пачку купюр, та недоуменно захлопала длинными ресницами. – Приятного пути, важный человек извиняется за беспокойство. Продолжайте движение.
– Отпустите меня, я прошу!!! – меня выволокли на платформу и куда-то потащили. – Скажите ему, что не нашли меня! Я заплачу! У меня есть деньги! Возьмите всё!
Резко дернул меня, развернув к себе лицом. У этого мужчины была неприятная рожа и глаза как у койота.
– Рот закрыла, ясно? Я сказал, ты идешь со мной.
* * *
Меня ведут в задние вокзальных касс, на второй этаж. Я с застывшим сердцем передвигаю ногами, будто меня на полном серьёзе ведут на смертную казнь. Не знаю, к чему следует готовиться, так что буду готовиться к худшему.
«Мужчина-койот» подводит меня к неизвестной комнате, стучит в дверь. В этот момент я не дышу. Охранник тоже, казалось бы, стал напряжённым, как электрический столб.
– Войди.
Слышу этот голос, леденящий всё живое, полностью набиваюсь ватой, едва чувствуя ноги. Мне очень, очень страшно! Игнат меня точно убьёт, он же предупреждал!
Дверь со скрипом открывается, вталкивают в небольшую комнатку, в центре которой сидит статная фигура в костюме цвета бронзы. Игнат сидит в кресле, с видом властителя мира, закинув ногу на ногу и сжимает в руке стакан с янтарной жидкостью. Его глаза, пылающие, наполненные мраком и лавой, сжигают меня без остатка.
– Я тебя предупреждал – из города ни ногой! Ты ослушалась и сильно меня разозлила!
Кивает охраннику, тот выхватывает люльку и уносит малыша.
Я ничего не успеваю сделать… Дверь захлопывается прямо перед моим носом и защёлкивается на замок.
– Нет! Прекрати, Игнат! Остановись! Я погорячилась, правда, я сглупила! Обещаю, больше такого не повторится!
Наваливаюсь на дверь, бью кулаками до синяков, кричу до пожара в лёгких – умом понимаю, что не в силах повлиять на ситуацию, но не могу смириться.
Нас заперли.
Вдвоём.
Только он и я…
Бежать некуда.
Что сейчас будет?
Позади слышу шорох одежды, затем осторожные, но властные шаги, будто хищник крадётся, вальяжно наблюдая за своей жертвой. Нахожу в себе силы обернуться, сталкиваюсь с жёстким, вгоняющим в страх взглядом.
Игнат поднялся с кресла, представ передо мной во весь рост. Он большой. Высокий. Такой сильный… Я немного позабыла, какой он внушительный! Нет. Больше отвыкла. Бросает в холод, а затем в жар одновременно. Дух захватывает, выбивает его, как перед прыжком в бездну.
Ореховые глаза сильно потемнели, в них буря бушует, почти Апокалипсис. Особенно, когда взгляд бывшего скользит вниз, замирая на моей груди.
Под его требовательным взглядом, полным власти и твёрдости, я чувствуя себя какой-то крошечной, и… голой. Он смотрит на меня так, словно я стою перед ним без клочка одежды, и это он избавил меня от неё.
Моя грудь тяжёлая, большая, сейчас выглядит больше из-за обилия молока, натягивая ткань блузки, кадык мужчины дергается. Он сглатывает и неосознанно проводит языком по своим губам. Завораживает…
Боже, чем я только думаю, и какая муха меня кусает? Но я смотрю на эти наглые губы и вспоминаю, как он меня ими изводил почти до сумасшествия. Как томно, глубоко и жадно целовал, не в силах насытиться мною. Он любил меня целовать. Покусывать, сосать… Мы могли целоваться часами, потому что настолько сильно теряли голову друг от друга, что всё остальное превращалось в ничто.