Буйный

Ну ничего! Я лично займусь твоим питанием. А потом ещё и треню организую.

Сделаем из тебя фитоняшку. Хоть в модели шуруй! С такими-то яркими внешними данными. О, да-а-а-а!

Только не думать о её попке!

Не думать.

Не думать.

Не думать!

Поздно.

В паху уже вовсю орудует нещадная буря. И так штаны жмут, но сейчас ещё хуже, притом что я неплохо так утром парок выпустил. Надеялся, на пару деньков напрочь забуду о сексе. Да куда там! Когда рядом постоянно ошивается ОНА. Миниатюрная, вкусная неженка.

Готово!

Девочка поплыла. Расслабилась. Стала меньше зажиматься. И оставила в покое тот дурацкий поясок от халата. Тогда я решил, что пора узнать кое-какие подробности её жизни.

– Ну, Аль, расскажи о себе. Ты ведь Аля, если я не ошибаюсь?

– Алевтина, – икнула. – А у тебя не б-будет ещё одной бутылочки?

Ты смотри какая!

Вот тебе и скромница!

Даже боюсь представить, как она будет кричать, когда я разложу её на столе и буду иметь во все её красивые дырочки по очереди.

Главное – попробовать. Главное – не бояться экспериментировать.

Нужно жить на полную катушку. Жизнь одна. Вот будет обидно, когда она вдруг закончится, а ты так и не сделаешь то, чего банально боялся, но хотел.

Я же ей нравлюсь. Да по глазам видно! А по щекам – особенно. Когда я отворачивался, то видел боковым зрением, как она на меня пялилась. Как слюнки в уме пускала. Ну конечно! Разве скромняша видела когда-нибудь в своей дерЁвне вот такое совершенное, богатырское тело?

Спрятал руки под столом и втихаря чухнул изрядно припухшую ширинку.

Да уж! Чувствую, придётся на ночь глядя бежать в лес и наяривать в кустах, чтобы нормально поспать хоть раз за пятёру лет, чтобы ничто такое огромное и нереально твёрдое не упиралось в матрас, вызывая кошмарный дискомфорт. Лишь бы комары не покусали за главное мужское место. Ах-ха-ха!

– Нет. Хватит тебе, солнце, для первого раза. Иначе завтра утром узнаешь, что такое похмелье.

– А что это?

– Это очень и очень дерьмовая штука, – хохотнул. – Ты лучше мне вот что скажи, ты одна здесь живёшь?

Лёгкая улыбка мигом исчезла с губ девушки. Будто её там и не было секундой ранее. Однако вопреки внутренним душевным барьерам она не отказалась от беседы. И мы продолжили диалог, хоть я и видел по её телесным проявлениям, что разговоры о личной жизни для Али были весьма болезненны.

– С дедом живу. Только он сейчас… в больнице. А у меня даже нет средств, чтобы его навестить и оплатить лекарства.

– Что с ним случилось? – спросил твёрдым голосом, весь подобрался и напрягся.

– Врачи говорят, что-то с сердцем, – тихонько всхлипнула, сгорбившись. – Уже второй случай за год.

– Ясно. А родители как же?

– Отца никогда не видела. А мать умерла во время родов.

– Мне очень жаль, малышка, – искренне сказал, хотел её за руку взять, но побоялся.

Чёрт!

– Да всё нормально. Это было двадцать два года назад. Дедушку жаль. Он у меня один остался. Единственный родной и близкий человек на этом свете. Надеюсь, всё обойдётся.

– Конечно, всё будет хорошо. Главное – верить в лучшее.

– Спасибо. Тебе, – повернула голову в мою сторону. Боги! Сколько же нежности в этом грустном взгляде. – За поддержку.

– Да фигня, – тоже смутился, почесав затылок. – Если тебе станет легче, то мои предки вообще меня сдали в детдом. Якобы из-за того, что не могли со мной справиться. Батя меня пизд*л чуть ли не каждый день. А мать бухала. А потом скончалась от рака желудка. Даже несмотря на их скотское отношение к родному ребёнку, я до последнего вздоха пытался раздобыть денег на лечение матери.

Зачем я лью на Алю своё дерьмо? Из-за пива, наверное. Давно не пил, стал, видать, пятикапленым хлюпиком.

– Ужасно. И я тебе сочувствую, – внезапно девчонка вздрогнула и подсела ближе ко мне, не отрывая взволнованного взгляда.

У меня пересохло во рту, когда я невольно уставился на припухшие ссадины на бархатистой коже златовласки.

– Дай посмотрю… – протянул руку к её личику. Девушка дернулась. Попятилась назад. В серо-зеленых радужках полыхнул уже знакомый грёбанный испуг. Да-а-а, зашугали её, видать, знатно, те долбанутики. Уроды! Вот теперь нисколько не жалею, что в болте притопил тварей. Очистил, так сказать, землю от говна. – Не бойся. Просто покажи мне свои раны. Доверься мне, девочка. Пожалуйста.

Она закрыла глаза. Вздохнула.

Медленно поднес руку к её кукольному личику. Первое прикосновение шершавыми подушечками пальцев… И увидел, как по рукам девушки бегут волны мурашек.

Да, моя сладкая! Какая же ты… удивительная и чувствительная.

Аля больше не шарахалась от меня, как от бешеного пса. Такое ощущение, что она сама начала льнуть к моим рукам, будто особо остро в них нуждалась.

А вот это правильно, малышка. Очень хороший знак!

– Не больно? – медленно погладил левую скулу и двинулся по направлению к виску, обследую припухшую переносицу. В тот момент, касаясь маленького курносого носика, я рефлекторно сжимал челюсти. От злости.

Не мог больше видеть эти уродливые побои на ангельском личике крошки.

Хотелось рвать и метать! Хотелось на хрен порешать всех недоробков в этой дерьмовой глуши.

– Нет, – ответила одними губами. Кончиком языка облизала нижнюю губку.

Чёёёрт!

Это нереально заводит! Провоцирует! Превращает в невменяемого психа!