Четыре жизни Лизы Джексон

Жизнь первая

Глава 1

Вы наверняка хоть раз в жизни мечтали проснуться другим человеком. С иным именем и судьбой. Возможно, даже придумывали, лёжа ночью в постели, как можно было бы воплотить этот дерзкий план. Как начать новую жизнь.

Тогда вам будет интересно узнать историю человека, у которого это получилось целых пять раз. Меня зовут Харли, привет.

Точнее, в семьдесят третьем, когда и началась эта история, я была Лизой Джексон. Младшей и единственной дочерью в семье Джексонов.

Мать – Тина – умерла при моих родах. Мы жили с отцом и двумя старшими братьями, Лексом и Тимом, в трейлере на окраине Юнион-Сити, что в штате Джорджия. Боб, мой отец, сильно пил, оправдывая это горем от потери матери. Хотя, спустя бутылку-другую она превращалась из святой женщины и любви всей его жизни в «шлюху» и «чужую подстилку».

Я не знала собственную мать и не могла с точностью сказать, какие из этих характеристик верные. Да и не хотела знать, если честно, и предпочитала не спрашивать.

Начиная лет с семи, для нормальной жизни, я выбрала технику «меньше высовываешься с вопросами – будешь целее». Потому что дома всегда был шанс получить от Лекса, Тима или отца. С щуплым Тимом, который был всего на год старше меня, у нас складывалось хоть какое-то подобие равного поединка, иногда я даже побеждала. Но, если за дело брался четырнадцатилетний Лекс или, что ещё хуже, отец, дела мои были плохи. Оставалось только забиться в угол, выставить вперёд руки и молиться, чтобы тебе не попали по лицу.

Впрочем, какая-то польза от этих боёв без правил была – в школе я легко выигрывала равных по физическим показателям противников. Не то, чтобы я сильно любила драться – но когда тебя называют белым мусором, не выдержит любой, согласитесь.

Тим и Лекс появлялись в школе гораздо реже меня. А если и появлялись, то были заняты тем, что отбирали деньги на школьном дворе. Поэтому на защиту от старших братьев надеяться не приходилось.

Наверное, для полного понимания, стоит вам немного описать Джорджию в семидесятые. В те годы это было странное место, где время словно отстало на несколько десятков лет. Даже Атланта, куда мы ездили пару раз на школьные экскурсии, будто застыла в том виде, что была в самом начале века. Что уж говорить о Юнион-Сити.

Это по всему западному побережью гремела сексуальная революция, Вудсток и борьба за права женщин. Мы, в маленьком южном городке, об этом слыхом не слыхивали. На полях всё ещё работали фермеры, выращивая хлопок и кукурузу.

Думаете Боб, мой отец, был фермером? Как бы не так. Он работал на единственной в Юнион-Сити заправке.

В семьдесят четвёртом вышел фильм под названием «Техасская резня бензопилой». И я до сих пор уверена, что режиссёр перед съёмками побывал в Юнион-Сити, на заправке, где работал Боб. Если вы помните этот фильм, и убогий неокрашенный сарай перед парой заржавленных колонок, то с лёгкостью можете представить себе то место, где я провела все свои детские годы. С тем отличием, что Боб не охотился на людей.

В семидесятые, на любой заправке, особенно в маленьком городке, тебе могли не только залить бензин, но и проверить ходовой, поменять свечи. В общем, осмотреть и отремонтировать машину, если с ней вдруг что-то случилось в дороге. Наша заправка не была исключением, несмотря на свой убогий вид.

И очень-очень рано, наверное, лет в пять или шесть, я осознала, что меня притягивают вкусно пахнущие маслом механические внутренности машин.

Поначалу я просто заворожённо наблюдала за тем, как отец, ругаясь сквозь зубы, копается под капотами автомобилей. Затем стала спрашивать о назначении той или иной детали. Отец по первости шикал на меня, а потом нехотя начал рассказывать, что к чему. К девяти годам я могла с закрытыми глазами разобрать ходовую часть почти любого автомобиля и собрать её обратно.

Отец перестал отмахиваться от меня. Даже напротив – стал чаще звать меня на осмотр поломок. Ещё бы – взрослые мужчины покатывались со смеху, когда видели мелкую девчонку (а выглядела я всегда младше своих лет), расхаживающую с деловым видом вокруг автомобилей. И как же я любила наблюдать за их вытянувшимися лицами, когда небрежно бросала: «У вас шаровые опоры не в порядке» или «рулевые наконечники износились». Ни разу не ошиблась.

Когда очередной водитель уезжал, отец усаживал меня к себе на колени и, обнимая за талию, гордо говорил:

– Помни, дочь, кто тебя всему научил! Папочка тебя всему научит, да?

Я кивала в ответ, а отец потом ещё добрых минут десять допытывал меня своим: «Кто тебя всему научил». Отвечать нужно было обязательно, иначе неизбежно следовал подзатыльник или шлепок.

В тот год, когда случилась эта история, отец стал пить больше обычного. Всё чаще случалось так, что я приходила на заправку после школы и заставала отца, лежащего под прилавком в пьяном беспамятстве. В такие дни я хозяйничала на заправке сама, пока отец не придёт в себя. Если вы хотите спросить, где в это время были Тим и Лекс, то они больше были заняты вытаскиванием мелочи из ящика для пожертвований местной церкви, чем судьбой заправки.

Лето в Джорджии выдалось дождливое. Небо целыми днями было тёмное, словно кто-то натянул плотный серый занавес, закрывающий солнце, а прохладный воздух пах сырым песком и магнолиями.

В тот июльский день семьдесят третьего, когда я стала другим человеком, снова шёл дождь. Я коротала время, прохаживаясь туда-сюда перед единственной на заправке колонкой. Отец баюкал за прилавком бутылку джина, и проситься внутрь я не смела.

Дождь лил не переставая, поэтому рокот мотора я услышала уже тогда, когда мотоцикл заехал под навес.

Это был сверкающий чёрный Харлей. Я таких не то что в жизни, даже на картинках не видела. Весь хромированный, будто только что из салона. Я, раскрыв рот, изучала каждый изгиб этой прекрасной машины.

– Эй, пацан! Заправишь на два доллара?

Меня совсем не оскорбило то, что водитель Харлея спутал меня с мальчиком. Я выглядела младше своих лет, одежду донашивала за братьями, а волосы мне стригли, как и всем – чтобы легче было мыть и не завелись вши.

С трудом оторвав взгляд от хромированных ручек, я подняла его на водителя.

Тогда он показался мне очень взрослым, даже старым. Скорее всего, потому что носил густую бороду и длинные волосы. На лице вообще как будто не было ничего, кроме бороды, носа и тёмных очков.

– Давай, парень. И доллар сверху за скорость.

Рука, обтянутая чёрным рукавом кожаной куртки, остановилась прямо перед моим носом. Я схватила зажатые в кулаке бумажки и поскакала к входу. Постучалась. Мне никто не ответил.

– Дай-ка я. – раздался сзади тёплый баритон. Я обернулась.

Владелец Харлея возвышался надо мной как огромная гора, заслонившая солнце. Мне стало не по себе. От того, что мне некуда отступить, в случае чего. И от осознания его могучей силы, сравнимой, разве что, со сверкающим Харлеем.

Бородатый мужчина поднял руку и несколько раз стукнул в дверь костяшками пальцев. Не дождавшись ответа, нажал на ручку и, мягко отодвинув меня в сторону, шагнул внутрь.

Из-за прилавка с трудом поднялся отец. Бородатый мужчина гоготнул:

– Заправьте меня на два доллара, если вы ещё в состоянии, мистер.

– Конеч-чно, – еле проговорил отец, – сейчас обслужим вас по высш-шему классу, – и прикрикнул на меня, – Лиза, ч-чего застыла? Иди вставь п-пистолет.

Я кивнула и заспешила к выходу, увлекая за собой посетителя.

Уже около колонки, когда я ловко подцепила крышку топливного бака и сняла пистолет, бородач пробормотал:

– Ты, это, не обижайся, что я тебя пацаном назвал.

Я взглянула на владельца Харлея. Он снял очки и смущённо улыбнулся мне. Глаза у него оказались ярко-голубые. Я отмахнулась, вставляя пистолет в бак.

– Меня постоянно путают. Всё пучком.

– Всё пучком? – Переспросил бородач и хмыкнул.

– Пучком, – подтвердила я и взглянул на колонку. Счётчик не двигался. Кажется, отец уснул и забыл нажать на кнопку подачи топлива, – сейчас вернусь, – бросила я через плечо, устремившись к заправке.

Я юркнула в душную полутьму помещения и зашла за прилавок, чтобы дотянуться до переключателя.

На полу около кассы сопел отец. Около него лежала пустая уже, стеклянная бутылка. Я нырнула под столешницу, чтобы быстро подать бензин и не разбудить папу. Но его рука сомкнулась на моём запястье.

– Куда?

– Папа, там ждёт клиент. – прошептала я, стараясь вывернуться из хватки, – нужно подать топливо.

– А-а, протянул отец, – ну давай.

Я наклонилась и, вытянув свободную руку, щёлкнула переключателем. В это же мгновение меня настигло чувство неправильности происходящего. Секунду спустя я поняла в чём дело – вторая рука отца нырнула под футболку и теребила мои начавшие формироваться груди.

– М…мне нужно налить бензин… – я попыталась вывернуться, но отец с внезапной силой рванул меня на себя. Ещё мгновение – и я оказалась под горячей, налитой алкоголем тушей отца.

– Бензин сам нальётся, – пропыхтел он. – А ты, иди-ка сюда. Пришло время папочке ещё кое-чему тебя научить.

Я попыталась закричать, но провонявшая джином и застарелой грязью рука заткнула мой рот и нос так, что я почти не могла дышать. Отец принялся стягивать с меня штаны. Его указательный и средний пальцы бесцеремонно вошли в меня. Я вздрогнула от боли и неожиданности.

– Ну вот, вот, ты уже там вся мокрая, сама меня хочешь. – приговаривал отец, орудуя пальцами вперёд-назад. Сейчас мы…

Жалобно звякнул колокольчик над входной дверью, заставив отца замереть. Быстрые, но тяжёлые шаги проследовали к прилавку. Я тихо глотала слёзы, не смея даже вздохнуть.

Послышался чуть возмущённый баритон.

– Я, вроде бы, просил на два доллара заправить, а не на…

Он осёкся. В следующую секунду тяжесть отцовского тела пропала с меня. Я, дрожа, свернулась клубочком. Глаза я открывать боялась.

Раздался грохочущий звук, как будто что-то тяжёлое упало, увлекая за собой хлипкие железные подвески для календарей и магнитов. За этим последовало несколько тупых ударов и снова звук падения.

Самой страшной мне показалась звенящая тишина на протяжении всего действа. Мне даже показалось на секунду, что мне это просто кажется. Что я потеряла сознание под тяжестью отца, а теперь мне мерещится всё происходящее.

Чьи-то руки подхватили меня с пола. Я забилась, пытаясь освободиться.

– Тише-тише, Зайчик, всё закончилось.

Я приоткрыла веки. Меня бережно прижимал к груди владелец Харлея. Его борода щекотала мою макушку, а от куртки пахло кожей, табаком и машинным маслом. Он опустил голову и улыбнулся.

От запоздалого осознания произошедшего, а может быть от этого тёплого «Зайчик», слёзы брызнули у меня из глаз. Тело затрясло мелкой дрожью. Мы вышли на улицу, и там по-прежнему шёл ливень, но трясло меня не от этого. Большая тёплая рука погладила меня по плечу.

– Сейчас я отвезу тебя к маме, всё будет хорошо.

– У меня н-нет мамы, – еле выговорила я и слабо махнула головой в сторону заправки, – т-только отец.

Лицо моего спасителя окаменело. Он обернулся и целую минуту сверлил взглядом тьму за распахнутой дверью.

После этого он подошёл к Харлею, вытащил шланг из бака. Осторожно опустил меня на широкое кожаное сиденье, снял с себя куртку и закутал меня в неё. Потом сам сел позади меня и завёл мотор.

– Тогда я увезу тебя нахрен из этого сумасшедшего дома, Зайчик.

Глава 2

Этим же вечером мы заселились в небольшой одноэтажный мотель, состоящий из десятка комнат, выстроенных в ряд.

Наш номер был скромным, но чистым. Там стояла двуспальная кровать с цветастым покрывалом, прикроватная тумбочка с настольной лампой, телевизор с антенной и небольшой столик. В ванной комнате – раковина, унитаз и душевая кабина. Мой спаситель деликатно оставил меня одну. А сам, в то время, пока я принимала душ, отправился, как он выразился: «раздобыть чего-то пожевать».

Я стояла под тёплыми струями воды, и картины сегодняшнего дня стремительно сменяли одна другую в моём сознании.

Почему так произошло? Что делать дальше? Опасен ли бородатый владелец Харлея?

Мыслей о побеге почему-то не возникало. Хотя, попади я в этот номер не после происшествия на заправке, я давно бы уже вылезла в окно. Через несколько минут от мыслей осталась только свинцовая усталость – последствие стресса. Она отяжелила веки, и, мне кажется, я даже задремала, стоя под душем.

В дверь ванной тихонько постучали.

– Я тебе тут кое-что купил. Оставляю под дверью, подожду на улице.

Я выключила воду, дождалась, пока хлопнет входная дверь номера, и аккуратно выглянула из ванной.

У ванной стоял пакет с логотипом магазина «У Дороти».

Новая одежда? Мне? Не может быть.

Я подцепила неожиданный подарок за ручки и, закрывшись в ванной, принялась доставать обновки.

В пакете обнаружились: нижнее бельё (я хихикнула, представив, как брутальный бородач в кожаной куртке, смущаясь, выбирал белые девчачьи трусики) джинсовый комбинезон, несколько футболок, кеды. А ещё, на самом дне пакета оказалась пижама. Чудесная фланелевая пижама из штанишек и рубашки на пуговицах, какую я видела только у детей в кино. По зелёному полю скакали и кувыркались маленькие серые зайчики.

Я тут же натянула обновку на себя.

Вряд ли бородач стал бы покупать мне столько одежды, если бы хотел покончить со мной в этом номере? Пожалуй, ему всё-таки стоит доверять.

Придя к этому умозаключению, я распахнула дверь.

На столике возле кровати лежала пара хот-догов, картошка фри и две жестяные банки Колы. Я вспомнила вдруг, что в последний раз ела ещё дома, с утра. Живот предательски заурчал. Радостно вскрикнув, я бросилась к столику.

В дверь раздался деликатный стук.

– Можно войти?

– М-мовно, – неразборчиво промычала я. Неразборчиво, потому что уже запихнула в рот несколько восхитительных, хрустящих, ещё тёплых палочек картофеля.

На пороге показался мой бородатый спаситель. Он помедлил несколько секунд, разглядывая меня.

– Я взял одежду на свой вкус, ты уж извини. Не знаю, что носят маленькие девочки.

– Мне почти одиннадцать, я не маленькая, – очередная порция картошки отправилась ко мне в рот.

Мой собеседник сел и внимательно взглянул на меня.

– Да? А я думал не больше восьми.

Я оставила это замечание без комментария, потому что уже принялась за хот-дог. Бородач открыл банку Колы и протянул мне.

– Тебя зовут Лиза, да?

– Ну, – я взяла протянутый напиток и сделала жадный глоток. – А тебя?

– Рассел, – мужчина улыбнулся и на мгновение кончиками пальцев коснулся моей руки, – пожалуйста, не подавись, мы никуда не спешим.

Много лет спустя, я прокручивала в голове этот момент. Наверное, именно тогда, когда он наклонил голову и, еле коснувшись меня, улыбнулся правым уголком губы, он превратился из устрашающего владельца Харлея в моего Рассела. Именно в тот момент я поняла, что никого ближе в моей жизни уже не будет. И тут же влюбилась. Настолько сильно, насколько это может сделать одиннадцатилетний ребёнок.

Испугавшись нового чувства, я отдёрнула руку и, чтобы скрыть этот нервный жест, притворилась, что зеваю. Рассел кивнул на кровать.

– Располагайся, – и, опередив мой немой вопрос, хмыкнул, – если поделишься со мной подушкой, то я спокойно посплю на полу. Хотя, во Вьетнаме приходилось ночевать и в условиях похуже.

Я слышала про войну во Вьетнаме, но как про что-то далёкое. Во все глаза я уставилась на Рассела. Он снова усмехнулся так, как умеет только он, одним правым уголком губы.

– Ложись спать, Лиза. Как-нибудь потом расскажу тебе про Вьетнам.

Я с готовностью забралась под одеяло. Веки и правда отяжелели, и то, как Рассел устраивается на полу, я слышала уже как сквозь туман.

– Рассел? – из последних сил перебарывавший сон позвала я.

– Да? – отозвался он с пола.

Я зевнула так, что чуть не вывихнула челюсть.

– Мне очень нравится твой Харлей. Сколько в нём лошадей?

Рассел негромко рассмеялся.

– Он действительно крутой…

Сколько лошадей в Харлее Рассела я узнать не успела, потому что уже крепко спала.

Сон всё никак не приходил к Расселу. Растянувшись на жестоком ковровом покрытии, мужчина сверлил взглядом потолок.

Сегодня он украл ребёнка. В своём ли он уме?

Рассел повернул голову и нашёл взглядом сопящую на кровати девочку. Неровно остриженные русые волосы, острые локти и подбородок. Сейчас она выглядела такой спокойной и умиротворённой. Совсем не так, как днём на заправке. Пол Саймон пел, что в чёрно-белом цвете всё выглядит хуже. Но сейчас, в монохромной темноте отельного номера, девочка выглядела как обычный, счастливый ребёнок.

Рассел скинул с себя кожаную куртку, которой укрывался и резко сел. В груди защемило так, что он едва не расплакался.

Это было что-то новое. Рассел не привык давать волю чувствам. За прошедшие три года не было такой возможности. Он привык таиться и убивать, убивать и таиться, и так по кругу. А сейчас, будто каждая клеточка его организма вопила ему: «Защити её, позаботься о ней».

Рассел не мог вернуть девочку обратно на эту ужасную заправку. Обратно в её ужасную жизнь.

Девочка пошевелилась и еле слышно что-то пробормотала во сне.

Рассел бесшумно поднялся на ноги, натянул куртку и выскользнул за дверь.

Заправка в предрассветный час встретила его тёмными окнами. По дороге стелился туман, окутывающий обшарпанное строение лёгким белым покрывалом. Дорожные знаки и рекламные щиты казались размытыми, как будто были видны сквозь сон.

Рассел поудобнее устроился на сиденье Харлея и приготовился ждать.

Отец Лизы появился два часа спустя, когда туман почти рассеялся. Заправщик, сильно прихрамывая на одну ногу, тащился по трассе. Едва завидев Харлей, он резко развернулся и попытался бежать, но Рассел резво спрыгнул с мотоцикла и быстро нагнал мужчину.

– Я на тебя в суд подам! – хрипло заголосил тот, не сбавляя шаг. Выглядел он не лучшим образом: Левый глаз полностью заплыл и был скрыт под огромным сине-фиолетовым синяком, растёкшимся на половину лица. Мужчина прихрамывал и держался за бок. К тому же, от него распространялись удушливые волны перегара и давно не мытого тела.

Рассел сравнялся с ним и зашагал рядом. Сжатые кулаки он спрятал в кармане куртки.

Он не собирался убивать этого отвратительного деревенщину. По крайней мере, не сейчас.

– Я хотел поговорить про вашу дочь.

– Малышка Лиза! Что ты с ней сделал? – Этот вопль, похоже, забрал у мужчины последние силы, и он, тяжело дыша, перешёл на шаг.

«Что ты с ней сделал»? – пронеслось у Рассела в голове, но он снова сдержал себя. Вместо этого спокойно проговорил.

– Я хотел бы её удочерить…

– Бред, – фыркнул отец Лизы и остановился. – Что за…

– Я заплачу, – с нажимом сказал Рассел, – у меня есть две тысячи долларов и…

Услышав про деньги, избитый мужчина с интересом взглянул на Рассела. Его единственный уцелевший глаз цепко прошёлся по потрёпанной куртке Рассела, по его вытертым джинсам, стрельнул в Харлей, припаркованный на заправке.

– Пять тысяч, – отрезал он, – и я подготовлю завтра все её документы. Иначе расскажу всем, что ты тут промышляешь маленькими девочками.

Пяти тысяч долларов у Рассела не было. Но он не привык отступать.

– Две тысячи и Харлей. – ненадолго задумавшись, предложил он. – Пригоню его завтра, когда приеду за бумагами.

Больше всего на свете ему хотелось придушить сейчас этого неопрятного деревенщину. Прямо здесь, на дороге. Но он не убийца. Он берёт на себя ответственность за чужую жизнь. За жизнь Лизы. И в его интересах оставить биологического отца в живых, по крайней мере, пока тот не передал документы.

Глаз мужчины снова прошёлся по Харлею.

– Идёт, – бросил он, развернулся и захромал в сторону заправки. – Приезжай завтра в полдень.

Два дня мы жили в мотеле. Точнее сказать, я жила, потому что Рассел с самого утра куда-то уезжал с чрезвычайно серьёзным лицом. Я же смотрела мультики или гуляла по территории и приставала к хозяину мотеля.

И вот, вечером второго дня, в самый разгар нашего жаркого спора, что лучше – Плимут или Порше, Рассел радостный, зажимая какую-то бумагу в руке, заглянул к нам.

– Пойдём, найдём что-нибудь пожевать, Зайчик.

Пока я поглощала скрэмбл в кафетерии на первом этаже, Рассел так внимательно смотрел на меня, что я застеснялась.

– Фто? – спросила я, пытаясь пережевать особенно огромный кусок, который до этого запихнула в рот.

Рассел побарабанил пальцами по столу, глядя в окно. Потом снова посмотрел на меня и, будто смущаясь, спросил:

– Зайчик, за эти дни я дважды ездил к тебе домой. Видел, как живёшь ты и твои братья.

При словах о доме меня пробила крупная дрожь, потому что я снова вспомнила отца. При мысли о том, что когда-нибудь эти чудесные каникулы с Расселом закончатся, на глазах выступили слёзы.

Рассел, кажется, понял, о чём я думаю. Он сжал мой локоть и проговорил:

– В общем, я потолковал с твоим отцом и… Ты бы не хотела жить в Портленде, со мной? У меня, если честно, никогда не было детей, но я постараюсь…

Окончание его речи потонуло в моём радостном крике. Я вскочила, нисколько не заботясь о том, что на нас смотрят остальные посетители кафетерия. Несколько раз возбуждённо переспросила:

– С тобой? Правда? Насовсем? С тобой?

Рассел рассмеялся, легко и весело.

– Со мной. Навсегда. Если ты не против, конечно.

Слёзы брызнули у меня из глаз. Я запрыгнула Расселу на колени, обвила его руками и, глотая слёзы, уткнулась в его пахнущую машинным маслом и табаком шею. Тут же спохватилась, что Рассел подумает, будто я реву от горя, и поспешно пробормотала.

– Я хочу всю жизнь быть только с тобой, Рассел.

Он снова рассмеялся и обнял меня. И после этого как будто всё злое ушло из этого мира. Не было моей прошлой жизни, заправки и отца. Были только я, Рассел и солнечные лучи, которые грели мой затылок.

– Куда мы поедем?

Мы с Расселом стояли на парковке около мотеля на следующее утро, после нашего разговора в кафетерии.

Ночью опять прошёл дождь и было зябко, поэтому я куталась в кожаную куртку Рассела и вдыхала тайком её аромат. Куртка пахла кожей, табаком и машинным маслом.

Вместо ответа Рассел спросил:

– Ты бывала когда-нибудь в Орегоне, Зайчик?

Я замотала головой. Я тогда даже не знала, что такое этот Орегон. Рассел чуть заметно улыбнулся.

– Значит, едем домой, Зайчик. Едем в Орегон.

Я оглядела парковку.

– А где же твой Харлей?

Рассел улыбнулся и пожал плечами.

– Пришлось оставить его… кое-кому. Ненадолго.

Говорил он беззаботным тоном, но от меня не укрылось, как погрустнели его глаза. Я заглянула в них.

– Это из-за меня, да?

Рассел погладил меня по голове, отчего по затылку у меня пробежал град мурашек.

– Это благодаря тебе, Зайчик. Смотри на это как на приключение. Ездила когда-нибудь автостопом?

Глава 3

Первым автомобилем, который нас подобрал, был старый пикап Додж. Пожилой фермер-водитель, вёз урожай на ярмарку в Чаттанугу и согласился подбросить нас.

Внутри кабины пахло табаком и кожей, а по радио негромко играл блюз. Водитель Доджа и Рассел проболтали всю дорогу как старые друзья, а я смотрела в окно, наблюдая, как мимо пролетают поля и небольшие городки. Мне казалось, что я – воздушный шар, уносимый ветром в неизведанное направление. И как хорошо, что этот шар удерживала твёрдая рука Рассела. Иначе, я была в этом уверена, шарик, подхваченный ветром, обязательно улетел бы куда-то не туда.

Рассел прервал разговор и обернулся ко мне:

– Ну как ты, Зайчик?

Я ответила честно:

– Это лучшее, что происходило в моей жизни.

За время пути мы встретили кучу интересных людей. Нас подбирали водители грузовиков, которые делились своими историями о дороге, студенты, путешествующие по стране в поисках вдохновения, и семьи, отправившиеся в отпуск. Каждый новый водитель приносил с собой историю.

Мы ночевали в придорожных мотелях, обедали в небольших кафе и гуляли по незнакомым городам. Ночью мы смотрели на звёзды, лёжа на спине, и болтали без умолку. Рассел рассказал мне о том, как служил во Вьетнаме и как попал в плен. А я о том, как жила в Юнион-Сити.

На рассвете пятого дня, мы заехали в Портленд. Тогда он показался мне самым огромным мегаполисом на свете! Раскрыв рот я смотрела на многоэтажные дома, мосты через Уилламетт и Колумбию, на дороги и памятники.

Центр города был оживлённым и многоликим. Старые кирпичные здания, сохранившиеся с начала прошлого века, соседствовали с современными стеклянными башнями, которые тогда показались мне сошедшими с картинок про далёкое будущее. Особенно меня впечатлил гигантский небоскрёб Уэллс Фарго – он стремился в небо, словно пытался достичь облаков.