Послания

Разрушить вместе, без зла и мести,

Le dernier mur.[8 - Последнюю стену (фр.)]

Марсианской феечке

[9 - Марина Сараева (2001–2019)]

Я не обязан понимать[10 - Здесь и далее: М. Сараева «Если в мире не будет меня»]

И всех любить.

Я ненавижу обнимать,

Тех, кому жить,

Того, кто бросит вслед за мной

Из льда слова,

Того, кто умерший душой –

Любовь мертва.

Мертва, как солнца яркий свет,

Как тень во мгле.

Мертва, как ты, которой нет

В моём окне.

В моём окне передо мной

Струится свет,

Всем тем, кто проклят, но живой,

Спасенья нет.

Дельфин под маскою акул

Не видит дна.

Ты, безвозвратно утонув, –

В толпе одна.

Девицы белокурой лик

Манит, как сон.

Огонь могуч, огонь велик,

Бессмертен он.

Я не люблю тебя, любовь –

Мой страх воспет.

И феечек лиловых вновь

На Марсе нет.

Сквозь суматоху обогнал

Цветущий май.

Прости, что я тебя не знал.

Мне жаль.

Белокровие

Невинным

Когда Фолке Линд был совсем ребёнком, на одной из прогулок он обнаружил на окраине города полуразрушенное гнездо. Даже спустя годы он помнил, как осторожно снимал спутанные ветви и листья с покосившегося дерева, как аккуратно пытался достать застрявшие среди них – почему-то ослепительно-белые – перья, и как порывисто отбросил от себя гнездо, заметив в его глубине окровавленные останки белого воронёнка – почему-то совершенно чисто белого, без единого чёрного пятнышка. Фолке Линд долго помнил о том, как остерегался после всех городских ворон, что так жестоко растерзали однажды своего собственного собрата. Впрочем, в городке, где для кровожадных птиц было настоящее раздолье, ибо под властной феодальной рукой без суда казнили случайных несчастных с завидной регулярностью, оставляя тела на пустой центральной площади, это было не так-то просто.

Однако избегать жестоких окружающих, что всегда смотрели на белёсого мальчика с насмешкой и поистине животным страхом, теплившимся на дне суеверных душ, было и вовсе невозможно.

Позже мать, ведя сына на ежедневную церковную службу, шёпотом попросила его не думать о глупостях и не обращать внимания на обидные прозвища, коими беспощадно награждают его проходящие школяры, и камни, что каждый раз летят в спину, стоило только ему хотя бы ненадолго покинуть дом.

Глубоко вздыхая, мать, впрочем, старательно укрывает белые волосы сына широким платком, якобы от палящего солнца. Однако Фолке знает и то, что косые взгляды суеверных прихожан могут стать последним, что он увидит в жизни.

***

От быстрого бега перехватывало дыхание, измученные лёгкие грозили вот-вот вырваться из ставшей тесной грудной клетки, а ноги, и без того уставшие от долгой ходьбы по полуразрушенным поросшим мхом старым дорогам, сейчас и вовсе грозили отказать окончательно.

Ему доносились вслед грубые крики, проклятья, которые он уже привык слышать в свою сторону с самого глубокого детства, впрочем, и сейчас они приносили ему такую же боль – точно в открытую рану налили жгучего яду.

Однако Фолке Линд всегда был уверен в том, что ещё никогда не слышал в чужих криках столько отравляющей ненависти.

Он мимолётно вспоминает образ хрупкой нерешительной матери – сейчас так далёкой ему – благоговейно повторяющей, что природная уникальность сына однажды приведёт его к лучшей жизни. Насколько лучшую жизнь могут позволить себе нищие вассалы, живущие лишь за счёт хозяина, чьи жизни висят на тонкой нити чужой воли.