– Я хочу обратить внимание еще на одну трудность, – продолжил Шломо, – а именно, порой совершаются личные деяния, которые могут быть отнесены к различным супердеяниям. Например, полководец выйграл сражение. Но одержанная им победа – пиррова. К какому супердеянию отнести это личное деяние? “Геройство”? “Глупость”? “Убийство”? Или к какому-нибудь еще? Или сразу к нескольким? С сожалением отмечаю, что классификация скрыта от нас, и мы можем судить о результате лишь по предвзятым людским свидетельствам.
– Предвзятость – это худо. Коли судят петуха, лисе не место в судейском кресле, – добавил раби Меир-Ицхак.
– А я замечу, – сказал раби Яков, – что существуют две особых категории чрезвычайно выдающихся личных деяний, которые не молчат, притаившись в архивах, но всегда и повсюду будоражат память людей. Первая из этих двух категорий, содержащая добрые личные деяния, называется “святая святых”, а вторая, включающая в себя злые деяния, носит имя “ущелье мрака”.
– Верно! – подхватил Шломо, – к святая святых относятся, например, пьеса “Гамлет” или картина “Мона Лиза”…
Тут раби Яков неодобрительно покосился на вольнодумного ученика и сам закончил за него: “А в ущелье мрака пребывают клевета царедворца Амана или созерцание Хамом наготы отца его.”
– У меня есть добавление, – радостно потирая руки воскликнул раби Меир Ицхак, – случаются личные деяния, которые пребывают одновременно в святая святых и в ушелье мрака. Скажем, месть братьев Дины за поругание сестры! Любой из нас найдет другие подобные примеры.
– Как велика сила толкования! – восхитился Шмулик.
– Один из атрибутов супердеяния, – вновь заговорил Шломо, – это его престиж, определяемый двумя вещами – древностью и распространенностью. Рассмотрим супердеяние “любопытство”. Древность несомненна, ибо первым личным деянием, породившим его, явилось поедание Хавой запретного плода, случившееся в незапамятные времена. Распространенность любопытства тоже трудно преувеличить. Поэтому супердеяние “любопытство” по праву имеет очень высокий престиж. Теперь обратимся к супердеянию “слава художника”. Оно гораздо моложе, ибо умение владеть кистью люди явили много позже любопытства. Да и распространенность этого супердеяния невелика: ведь талантливых людей мало, а бездарных хоть и много, но они вследствие своей практичности быстро оставляют бесплодные притязания на славу. Таким образом, престиж супердеяния “слава художника” оказывается низким. В этой связи я добавлю, что для поправки печального положения, супердеяния “слава поэта” и “слава ученого” пытались объединиться с родственным им супердеянием “слава художника” и образовать новое супердеяние “слава творца”. Из-за явлений междоусобицы, честолюбия, карьеризма, партийности, встречающихся среди объектов мира деяний, это начинание не реализовалось. И слава Богу. Подобные слияния лишь сбивают с толку настоящих творцов.
– А вот еще примеры супердеяний: одалживание, забвение, веселье, плач, прощение, месть, любовь, прелюбодейство, молитва, богохульство, обогащение, разорение, воспитание, совращение и так далее, – сказал раби Яков.
Деяния и дела
Исчез пар над горшком с супом. Хала засыхала нетронутой. Ложки скучали, в бездействии лежа на столе. Казалось, за разговорами хасиды забыли о желудках. Голда решительно подошла к болтливой ватаге. “Хватит слов, – притворно гневаясь, воскликнула она, – суп-то стынет, а с ним и мудрось ваша! Давайте сюда чашки, сама налью!”
Правота Голды вернула говорунов на землю. Короткое время раздавалось аппетитное чавканье. Когда ложки были чисто облизаны, а чашки до блеска затерты халой, хасиды почувствовали прилив новых сил – можно продолжать путь изысканий и открытий.
– Друзья, – возобновил речь раби Яков, прикрыв рот рукой и на секунду задержив дыхание, дабы подавить непроизвольный и неуместный звук, готовый вырваться наружу, – напомню, что на каждого человека в мире деяний заведено дело, содержащее неистребимый и вечный перечень его индивидуальных деяний.
– А есть ли у нас право читать и изучать наше дело в мире деяний? – нетерпеливо перебил раби Меир-Ицхак.
– Об этом я и хочу сказать, – ответил раби Яков, – всякий человек имеет отрытый доступ к своему делу, изучение которого или пренебрежение оным есть результат его свободного выбора. К этому добавлю, что порой возникают обстоятельства, требующие ознакомления с делом людей посторонних.
– Это понятно! Допустим, чтобы хасиду получить совет цадика, ему необходимо открыть перед раби дело своих деяний! – заметил Шмулик.
– Я хочу подчеркнуть важность слов учителя, – произнес Шломо, – чтение собственного дела есть вопрос личного выбора. Человек может взвешивать свои былые деяния или не вспоминать о них вовсе, следуя правилу: хочешь быть счастливым – не ройся в памяти. Интересующийся порой извлекает мораль, а иной раз в одно ухо влетит, а из другого вылетит. Но мир деяний активен по отношению к человеку. Скажем, супердеяния “честолюбие” или “страх” пытаются воздействовать на индивида в соответствии с природой, обозначенной в их названии.
– После смерти душа человека “с делом в руках” следует в Высший суд, – заметил раби Яков, – на котором неизменно председательствуют старший над раем ангел Михаэль и старший над адом ангел Насаргиэль. Поскольку судьба новоприбывшего решается достаточно быстро, то мы вправе предположить, что мир деяний подает свою рекомендацию в помощь Высшему суду, другим словом, мир деяний “работает”!
– А я прибавлю, – сказал раби Меир-Ицхак, что случаются иной раз пересмотры дела. Как известно, душа Навота обитала в раю вместе с душами цадиков. Но по велению Бога было повторно изучено дело Навота, согрешившего при жизни ложью, и его душа хоть и осталась в раю, но была отдалена от места, приближенного к трону Господа.
Шломо внимательно слушал своих собеседников. Он испытывал неудовлетворенность, ему казалось, что нечто важное упущено. Наконец, он вмешался.
– Восприятие добра и зла меняется со временем. Скажем, геройство прошлых веков нынче расценивается как жестокость. Каждый найдет свой пример. Перемены в суждениях о морали – вот важная причина пересмотра дел мира деяний. И еще одна нить, связывающая мир деяний со временем. Существуют забытые или разрушенные годами и войнами страны и города. Дела живших в них людей хранятся в архиве мира деяний. Дела эти не пропали, хоть и дремлют. Откопают такой город, и приоткроются нам в назидание деяния давно умерших.
– Жизнь мертвых продолжается в мире деяний живых! – подытожил раби Меир-Ицхак.
– Удивительно: мертвые правят живыми! – изрек Шмулик.
– Хорошо, что ты присутствовал при нашей беседе, Шмулик, – сказал раби Яков, – мудрые речи впиваются в молодые души глубже змеиного жала!
Шмулик согласно и благодарно закивал головой. Голда отложила в сторону рукоделие, почувствовав приближение конца разговора. Раздался стук в дверь.
Орава ликующих хасидов ввалилась в дом. Нагромоздили на стол всяческую снедь. Не забыли и солидный штоф водки.
– Осталось после Пурима! – пояснил один из вновь прибывших.
– Осталось? Вот так диво! – всплеснула руками хозяйка.
– Как видно, чему быть, того не миновать, – меланхолично сказал хозяин, – предадимся винопитию и чревоугодию… Пьянство не рождает пороков, оно их обнаруживает…
– Первая чарка поднимает дух, последняя помрочает ум, а те многие или немногие, что меж ними – что творят? – спросила Голда.
– Они вдохновляют хасидов рассказывать и слушать сказки! – воскликнул раби Меир-Ицхак.