Двадцать кубов счастья
– Слушай, Спартак, перед тем, как мы встретимся с Редом, я должен сказать тебе важную вещь, – начал Жижиэр. – Он очень просил не рассказывать об этом никому. Но тебе я должен сказать. Понимаю, что вряд ли ты ему расскажешь, что живешь один и пригласишь его…
– Ну, давай говори, че ты вату катаешь?
– Короче, Ред вичёвый…
– Что?!!
– Вичёвый он, говорю. Около года уже, что ли…
– Как – вичёвый? То есть… в смысле… – не мог я въехать, хотя понимал, о чем идет речь.
– Как-как?!! Заебал! ВИЧ у него, Спартак, понимаешь? Он болен. Иммунодефицит у него.
В сердце кольнуло. Это как если ты узнаешь о плохой новости или случившейся трагедии, но не до конца осознаешь услышанное, невольно отгоняя от себя эти мысли. Я потупился, не сразу поверив в сказанное, и надеясь на то, что это просто жестокий розыгрыш, уставился на Глеба. Но в глазах старого друга не было и тени лжи. Господи! Как так получилось?! Ведь Реду не было и тридцати. На мгновение я забыл про взаимные обиды и боль, к горлу подступил ком, и я отвернулся под предлогом поиска настенных часов. Жижиэр в этот момент спокойно продолжал: переживать не стоит, Ред в порядке и принял поставленный диагноз с достоинством. За доли секунды вся наша дружба с Родионом пронеслась у меня перед глазами: наше знакомство, первое рукопожатие после того, как я хотел надрать ему задницу в подъезде, наши тусовки, бизнес, ссоры и перемирия, разговоры по душам о жизни и ценностях. Когда-то мы были как два брата. Ведь это он четыре раза вытаскивал меня с того света, когда мое сердце останавливалось от передоза. Когда я прокручивал все это в памяти, меня накрыло чувство отчаяния и безысходности. Я вдруг понял, что мы, как живые мертвецы, живем с петлей на шее, которую сами себе же и затягиваем.
Сам Ред рассказал мне об этом спустя несколько недель после встречи. Он улыбался в этот момент, был спокоен и говорил так, словно подцепил какую-то простуду. В его голосе чувствовалась смиренность и тяжесть, которую он нес в сердце и скрывал. Я же сделал удивленный вид, чтобы не сдать Жижиэра, задал несколько сопереживающих вопросов, после чего Ред перевел тему, не желая омрачать наш поход за очередным пакетом спайса. Через некоторое время бывший партнер по бизнесу, конечно же, рассказал мне все подробности. Случай был до банальности смешон. Он встретился с девушкой, переспал с ней, а потом ему поставили диагноз. В центр по профилактике и борьбе со СПИДом, где он уже состоял на учете, как пациент с гепатитом С, доктора в течение нескольких недель приглашали его вновь и вновь сдавать кровь, но ничего не говорили.
– Они, суки, не говорили мне о результатах, понимаешь, Спартак?! Я сдавал и сдавал кровь на этот ебаный ВИЧ, а они мне в ответ – нужно еще раз проверить! Наверное, они не хотели меня травмировать, и таким образом, подготавливали. Не знаю. Но и я не дурак, начал понимать, что по ходу все, пиздец, попал.
– Ну а когда наконец сказали, Ред, что произошло? Что ты почувствовал?
– Ничего. Из-за того что они тянули, я, в принципе, был к этому готов. ВИЧ? Ну, ВИЧ. И хули делать? Плакать, что ли? Значит, буду жить с ним. Сейчас ведь, не как раньше: есть лекарства, которые поддерживают организм в балансе. Главное, соблюдать режимы, пить таблетки, следить за иммункой, показателями и постоянно сдавать анализы. Все то же самое, что с гепсом. Только умрешь раньше…
– Пиздец, так неудачно попасть, Ред! «Прости, господи, душу грешную», как говорит моя мама – отвечал я, вдыхая пары «Spise Diamond» из деревянной трубочки. – Бля! Колоться, и при этом схватить ВИЧ от секса – это абсурд! На том свете стыдно будет рассказывать…
– Сто пудово, – смеялся Ред, – логичнее было бы заразиться от иглы…
Наши шутки теперь были пропитаны смертью, наркотиками и болезнями. Иногда мы сидели у меня дома втроем (я, Родион и Жижиэр) и спорили о том, кто из нас раньше умрет. Со временем нам стало плевать на то, что с нами произойдет. Теперь мы жили только одним днем. Все-таки, как сложно выбраться из этой ямы и отказаться от этого дерьма!
***
За окнами было уже лето. Жижиэр не задержался в ресторане, его уволили, и мы втроем начали колесить по точкам сбыта легальных наркотиков, толпясь в очередях среди торчков, которые съезжались со всех уголков города и, отдавая десятки тысяч рублей за кайф, пачками покупали отраву. Это было зрелищно. Законопослушные дилеры открывали магазинчики прямо на остановочных комплексах, приспосабливая бывшие лавки по продаже сигарет и пива в эпицентры шопинга для наркоманов. Толпа ждала часами, а когда металлическая створка маленького окошка скрипела, сигнализируя об открытии салона счастья, начиналась давка. Привезенного товара хватало не на всех, поскольку молодые люди кипами скупали спайсы и соли. После долгожданной покупки мы, как сумасшедшие, мчались ко мне домой. Разбрасывая «дизеля»13 на диване, начинали готовить раствор, и вбившись, с диким ликованием шли гулять по городу. Белый порошок просто разводился с минеральной водой.
Часто марафон длился по несколько дней и ночей. Тогда, чтобы хоть как-то выпустить безумную энергию, нам помогал бадминтон. Я брал ракетки с воланами, мы покупали пакет пива и шли играть на площадку местной школы. Прыгая, смеясь и бурно обсуждая разные темы, мы как дети веселились всю ночь. Иногда новые шприцы заканчивались, а купить их в ночное время удавалось не всегда, поэтому у каждого были свои многоразовые дизеля, которые использовались до притупления иглы. Страшнее всего было то, что зачастую мы кучковали их после промывки, помечая надрезами на пластике, чтобы потом не попутать. Бывало, убитые после прихода, мы не сразу могли разобрать, где чей дизель. Жестокие и безумные игры со смертью! После, я много раз думал: а что, если бы все-таки вышла путаница? Что было бы, если один из нас взял шприц Реда, вместо своего? Помню, как однажды у Жижиэра снесло крышу, – разновидность наркотической горячки. Ему было мало. Всегда мало. Он начал просить, а потом умолять Реда поделиться своим раствором.
– Ты уебался, что ли, Жижа?! Блядь!!! – кричал на него Ред. – Я не могу с тобой поделиться!!!
– Друган! Ну пять точек слей! Ну не ломайся! Мне совсем чуть-чуть надо…
– Да ты гонишь, что ли? Я в свой раствор уже опускал иглу, которой кололся! Ты вичёвым хочешь стать?!
– Что ты паришь, Ред! Слей пять точек. Я на ложке сейчас прижгу, и вирусняк умрет! Там же температура! Тебе жалко?
– Жижа, ты дебил?! – не выдержал я и схватил его двумя руками за плечи. – Смотри мне в глаза! Тебя просто несет, дружище! Не сознаешь, о чем просишь и что говоришь! Ты ВИЧ подцепить хочешь? Ведь нет никаких гарантий. Это всего лишь кайф. Расслабься, сделай вдох. Давай. Ну…
– Да-да, пацаны… Чет меня совсем понесло, – успокоился только что дергавшийся и метавшийся по кухне товарищ.
– Всё?! – отрезал я, жестко посмотрев на него. – Успокоился? Завтра возьмем еще, тебе больше сделаем.
– Да, Спартак, спасибо… Всё, пацаны, всё под контролем, извините. Я не понимал, что говорю… Пиздец…
Через несколько месяцев нашего киномана вновь посадят. После ресторана, спустя какое-то время, он устроился в магазинчик разливного пива. Здесь ему окончательно снесло крышу. Пока он там работал, я гонял на точку за порошком, который покупал на деньги, взятые Жижиэром из кассы. Я говорил ему, что не стоит играть с огнем, но он впихивал мне нужную сумму и просил не вмешиваться. Убеждал, что заработает и внесет все обратно. А пока он меня угощает, лучше не спорить на тему его финансовых манипуляций. Понимая, что альтернативных вариантов нет, я смиренно двигал за отравой, после чего, закрывшись в пивной будке, мы пускали соли по телу. Со временем владелец обнаружил недостачу и подал на предприимчивого продавца в суд по статье мошенничество или кражи, деталей я уже не вспомню. Жижиэр был готов к новому сроку, и с достоинством лишился свободы примерно на год. Но с уходом Жижы наши с Редом приключения не закончились, наоборот, все стремительно развивалось по сценарию без хэппи-энда.
ДИСКОНДАРТ
– Она нормальная девчонка! Правда, тоже вичёвая, – взахлеб рассказывал Ред, несясь по улице.
– Хорошо, но только давай не будем палиться. Она вообще не в теме?
– Нет! И это с ней не обсуждаем, понял, Спартак?! Скажем, что накурились и все.
– Бля, Ред, – сомневался я, – ну хорошо, а где биться будем? Ко мне сейчас ребята подвалят. Они тоже не в теме. Покурим с ними и всё.
– Так чё ты паришь? Закроемся в ванной, пока все в зале сидеть будут или на кухне курить. Якобы, поговорить нужно, и всё. Воду надо приготовить сейчас. И дизеля закинуть…
– Пиздец, мы отмораживаемся, – констатировал я.
В тот осенний вечер мы шли встречать Веронику. Она была младше меня примерно на два-три года, но успела выйти замуж, родить двух детей и схватить ВИЧ от своего мужа-гуляки. Ред познакомился с ней на встрече группы поддержки, которую посещал раз в неделю. Поясню: для людей, столкнувшихся с этой бедой, подобные мероприятия организовываются с целью эмоциональной и психосоциальной поддержки. Это подобно обществу анонимных алкоголиков, но не совсем. Дело в том, что ВИЧ вызывает наимощнейший стресс и часто ведет к жесткой депрессии. Негативные мысли, уныние и прочее могут, к черту, снести психику, а этого допускать нельзя. Подавленное эмоциональное состояние сказывается на функциях организма, а это бьет по иммунной системе, которую теперь необходимо постоянно держать в тонусе. На встречах обсуждаются различные темы, даются рекомендации в отношении домашнего быта, гигиены, взаимодействия с членами семьи, ну и, конечно, участники просто знакомятся, веселятся и делают что-то совместно. Основная цель – это обеспечение всесторонней поддержки и помощи человеку, который волей неволей столкнулся с другой жизнью.
В тот вечер мы кутили до утра. Компания собралась человек семь. Мы с Редом вдвоем заряжались порциями кайфа в туалете, а затем, как ни в чем не бывало, пили пиво и курили легальное зелье с остальными. Вероника была позитивной. По ней нельзя было сказать, что она в тех же тисках, что и Ред. Судьба распорядилась с ней жестоко: еще молодой девчонкой она вышла замуж, стала мамой, мечтала о спокойной семейной жизни, а в итоге – такой расклад! И за что ей такое? С мужем она, конечно, рассталась, и теперь жила с детьми у родителей. Семья от нее не отвернулась.
Ред рассказывал о многочисленных случаях, когда отцы и матери отворачивались от своих детей, буквально выгоняли их из дома. Часто близкие не в состоянии были принять подобный удар. Страх за свое здоровье и жизнь, стыд и масса других причин приводили к тому, что родные люди, в итоге, становились чужими.
Вероника жила в своем мире. Она считала, что такие, как она, это другой вид человечества, что судьба по-разному награждает каждого из нас, и судить тут не о чем. Нужно примириться и адаптироваться, жить по новым правилам, а не ныть и гаснуть, – ведь это, как минимум, неразумно. Вот она и старалась не уходить в дебри отчаяния. Но, несмотря на внешнюю устойчивость, я видел, как ей одиноко и тоскливо. Она искала мужчину, который в перспективе мог стать ее мужем. Поэтому цеплялась дикой хваткой, как только чувствовала хоть какую-то связь. При этом не важно, был ли он инфицирован.
Связи у меня с ней быть не могло, – такое возникает только по сумасшедшей и безудержной любви, которая делает человека бесстрашным пред ликом смерти. Вероника понимала меру своей ответственности, но действовала вопреки разуму. Однажды она осталась у меня на ночь. К тому времени мы уже общались какое-то время, и я предложил ей переночевать, не ведая, как повернутся события. Со времен возобновления дружбы с Редом, я многое узнал о деталях передачи вируса, поэтому спокойно отнесся к совместному сну под одним одеялом. Но среди ночи Вероника вдруг повернулась и положила руку мне на грудь, а затем, в одно мгновенье, устремилась вниз. Пытаясь удержать ее, я начал говорить что-то про безопасность, но она была настойчива. Я знал, что через оральный секс вирус передается в исключительных случаях, при множественном несоблюдении определенных правил, и что это фактически невозможно (Вероника, Ред и масса других источников подтверждали это). И еще один момент: я тоже был один, что сыграло немаловажную роль и заставило меня сломаться. Полюбил ли я ее? Нет. А она, таким образом, надеялась привязать меня к себе. Она верила, что дискондартные пары – это реально.
Наши встречи продолжались. Я пытался объяснить Веронике, что у нас нет будущего, что ей следует найти другого мужчину, но в Родионе она видела лишь друга, а других кандидатов не было. Мне она объясняла, что скоро все закончится, но пока мы можем наслаждаться дружбой без каких-либо обязательств.
И все закончилось. Мы прекратили общаться. Но именно тогда я познал, что такое настоящий ад. Вроде все хорошо, но тот момент, что инкубационный период ВИЧа длится от трех до шести месяцев, не давал мне покоя. Я каждый месяц сдавал анализы. И понеслось: бессонные ночи, безудержный, неконтролируемый вал рвущих душу переживаний и бесконечные страхи. Раскаивался, молился всем известным богам, обещал все изменить, умолял о еще одном, пусть даже последнем, шансе, временами рыдал, презирая себя за это. Было обидно до слез, что в очередной раз мне не удалось совладать с собой: меня не остановил даже страх перед смертью. Я уже начинал думать, что проще покончить с собой. В те дни эта мысль крепко засела в моем сознании, но я дал себе обещание, что выдержу эту пытку до конца.
Дискондартные пары – это форма отношений, о которой я впервые узнал от Вероники. Все просто: инфицирован только один партнер. Сегодня о вирусе известно гораздо больше. Соблюдая все правила гигиенического, интимного и бытового характера, поражение и передачу можно исключить полностью. Дискондартные семьи могут целоваться, заниматься оральным сексом, сексом в презервативах сколько угодно, но только при одном условии – соблюдая правила. Тогда риски сводятся к минимуму, а жизнь идет своим чередом, как ни в чем не бывало. Я был удивлен этому факту, и считал такие семьи показателем настоящей любви и смелости.
Я не пополнил списки таких пар. А еще через полгода плакал как ребенок, получив на руки результаты анализов. Это было новым рождением. Шесть месяцев я мучился от воображаемых сцен, где признаюсь маме и брату в своем новом недуге. Представлял мамины слезы, ее инфаркт, грыз себя каждый день и не хотел жить. Да лучше бы я вообще не появлялся на свет!
Но я родился. И не сломался даже тогда, когда, еще будучи в утробе, мою шею стянула пуповина, пытаясь задушить меня, словно змея. Значит, моя миссия в этой жизни не завершена. Кому-то и для чего-то я еще нужен.
Или вспомнить тот случай, когда в свои восемь лет я выжил после операции по удалению эхинококка печени, за которую доктора не брались два месяца, уверяя мою маму и друг друга в бесполезности данного мероприятия. И ведь что-то значили мои спасения от героиновых передозировок! Кстати, я так и не увидел никакого света в конце темного тоннеля, не летал вокруг своего тела и не разговаривал с чужими голосами. Если честно, я и сегодня не уверен, что нас что-то ждет после смерти. Там небытие. Ничто. Полное отсутствие.
Спустя несколько месяцев Вероника, наконец, найдет себе достойного мужчину «такого же вида», как и она. Он примет ее детей и они поженятся. А я, в очередной раз, переосмыслив содеянные мною безрассудные поступки, начну постепенно выбираться из ямы.
БИТВА МОТЫЛЬКА
Несмотря на смутные времена, в очередной раз наступившие в моей жизни, надежда и вера в благополучный исход не оставляли меня. Однажды мама, в обществе знакомых теток, случайно услышала разговор о некой терапии, которой воспользовалась чья-то дочь. У дочери был гепс. По рассказам знакомой, мама выяснила, что девочка получила бесплатное лечение по государственной программе. В тот же день она примчалась ко мне, чтобы поделиться услышанным. Я видел, как горели ее глаза, а в голосе чувствовалась такая уверенность и такой вызов, что я понял – это то обстоятельство, которое может все изменить. В итоге, оно стало началом безудержной и тяжелой борьбы с «системой», борьбы за шанс, который дается лишь раз в жизни.
Снова начались хождения по клиникам и больницам. Мы задавали вопросы, пытались хоть что-то узнать про терапию. Но все без исключения – наш участковый инфекционист, знакомые начмеды, главврачи и прочие доктора, которые хоть как-то могли нам помочь или что-то рассказать, – в один голос утверждали, что ничего не слышали о программе. Тогда мы начали искать ответы среди больших людей, решавших судьбы таких, как я.
В те времена отношения с братом были особенно натянутыми. Мы виделись редко и практически не общались. Но госпрограмма и возможность избавиться от недуга объединили нас, и мы начали вместе окучивать кабинеты шишек. Как-то мы вдвоем ждали приема у одного очень важного и весомого профессора, который рулил серьезные вопросы и был тесно связан с министерством здравоохранения нашего региона. Также профессор курировал отделение в инфекционной больнице, где лечили пациентов с гепатитом А и Б. Мы были уверены, что сей благородный муж связан с нужными медицинскими структурами, поскольку его послужной список, который мы нашли в интернете, без сомнения, указывал на это. И вот, мы в его обители: заходим в просторный кабинет и заявляем, что слышали о государственной программе, о бесплатном лечении гепатита С, и просим помочь нам получить его! Вот чудики! Но кто мы такие, чтобы вообще появляться у его порога?! В итоге профессор рассказал нам, что терапия действительно есть, что гепс реально лечится благодаря сильным медикаментам класса пегилированных интерферонов, таких как «Пегасис»14 или «ПегИнтрон»15 в комбинации с «Рибавирином»16. Конечно, вылечиться – не означает полностью избавиться от вируса (хотя и такое реально), но заблокировать его можно. После лечения инфицированный пациент классифицируется как носитель. Хотя, носитель вируса при таком заболевании – понятие растяжимое. Можно сказать так: вирус в организме присутствует, но он находится под колпаком, то есть не активен, его нет в крови, и он никак не влияет на здоровье человека. По крайней мере, так нам рассказали. Но оставим детали, о них позже. После задушевного разговора, на протяжении которого клятвенник Гиппократа с понимающим видом пичкал нас добрыми советами о том, как дальше жить, мы с братом были тактично посланы домой. Ссылаясь на то, что его подразделение не принимает участие в определении везунчиков и в распределении медикаментов, профессор, провожая нас, наконец, облегченно выдохнул и распрощался. Так перед нами захлопнулась очередная дверь.
Нас всякий раз посылали. В итоге, после многочисленных отказов, возникло ощущение собственной беспомощности перед системой, пришло осознание бессмысленности всей этой борьбы. Я уверен, что многие знали об этой программе, но никто о ней не говорил. Для наших спасителей мы с братом были лишь двумя подстрявшими на всю жизнь больными неудачниками. Это ситуация, где победой и не пахло, к сожалению, сыграла свою негативную роль.
Несмотря на совместные походы и попытки добиться терапии, отношения с братом усложнялись. Из-за отсутствия результата, он стал пить еще больше. Я частенько ездил к нему и пытался привести в чувства. Но и это не помогало. Мы вновь отдалились, стали чаще конфликтовать, а после все реже и реже видеться. Я уже окончательно не мог на него повлиять, а ему было плевать на всех, кто окружал его. Брат постепенно осознанно начал хоронить себя. Он сдался. Помню, как однажды, когда мы вдвоем гуляли по лесу, я пытался донести до него, что не все еще кончено, просто нужно взять себя в руки и двигаться вперед, и тогда мы добьемся лечения, все образуется и будет хорошо. Тогда он смеялся мне прямо в лицо. Ты ничего не сможешь сделать, потому что эту систему не победить, говорил он. Твоя цель – это миф, – так издевательски реагировал брат на мои призывы. В итоге, я стал презирать его. За безрассудство, за его поступки, за то, что он прекрасно знал о последствиях каждого своего действия и ничего не менял.
Было больно. Больно за брата, от осознания своей беспомощности, от всего того, что свалилось на нашу семью за последние годы.
***
Родион часто рассказывал мне, чем занимался и как жил те шесть лет, что мы не общались. Так я узнал, что совсем недавно он завершил комбинированную терапию по излечению гепса. Как оказалось, мой друг тоже подцепил эту гадость. Я рассказал ему о своих безуспешных попытках вписаться в программу, а он поведал мне свою историю. Когда в центре по профилактике и борьбе со СПИДом Реду поставили ВИЧ, ему одобрили выдачу медикаментов. Поясню: одновременно два вируса в организме подобны бомбе замедленного действия. Иммунная система итак находится в зоне риска, и необходимо избавиться от одной чумы, иначе смертельный коктейль просто сожжет человека. Поэтому всем пациентам с иммунодефицитом и гепатитом С, состоявшим на учете в центре, полагалась бесплатная терапия. Ред подтвердил, что вышло постановление, благодаря которому государственная программа распространялась и на тех, у кого диагностировался только гепс. Он рассказал мне о сложностях и тонкостях получения лечения, о том, что просто так никто нам его не согласует. В конце концов, кто мы с братом такие?! Два левых типа, решивших покуситься на чужой хлеб? Здесь рулили матерые дяди и тети, которые на свое усмотрение определяли, кому именно достанется кусок пирога. Это, как если бы студент пришел поступать в университет на бюджетную основу, надеясь только на свои знания. Но кому, на хрен, нужен этот студент!
За это время я услышал немало историй, которые, по сути, не оставляли никаких надежд. К примеру, о том, как одним попадались медикаменты с почти истекшим сроком годности, а другим отказывали в лечении, ссылаясь на отсутствие действующих программ, в то время, как третьи благополучно забирали свою сыворотку жизни. Нелегко было принять решение: а стоит ли снова идти в поле одному – без связей, без поддержки. Но Ред тогда сказал мне, что попробовать стоит, даже если ничего не выйдет. Поэтому, собрав многотомные результаты анализов, выписки и прочую макулатуру, я звоню брату, и записываюсь на прием в центр. Ожившая надежда снова сплотила нас. Временное перемирие. Что только не сделаешь ради исцеления? Первым делом – регистрация всех данных для последующего наблюдения. Нас поставили на учет и заново отправили сдавать анализы. Опять приемы, доктора и длительные беседы, а потом нам сказали – «ждите». Шли недели, но никаких результатов не было. Мне никто не звонил и не уведомлял о решении. Тогда я ехал в центр, где меня отправляли домой под предлогом сложных и многоступенчатых процессов, которые занимали немало времени. Так длилось несколько месяцев. В итоге, в очередной раз, оказавшись в кабинете доктора, который курировал вопросы по терапии, я узнал, что положение дел изменилось: теперь распределением программы уполномочено заниматься иное учреждение – то самое, где перед нами была закрыта дверь первой шишки.
Профессор, поначалу, удивился нашему появлению, а потом загрустил. Ох, как несправедлива жизнь! Снова бедняге придется иметь дело с двумя упертыми прокаженными братьями! Мы рассказали ему о наших приключениях и предъявили все документы. Клятвенник Гиппократа забрал бумаги и сказал, что теперь остается только ждать: ввиду нового обязательства, наложенного на них властью министерства здравоохранения, процесс распределения медикаментов очень сложный, многоступенчатый, и занимает немало времени. Так мы и мотались – от одних благодетелей, к другим. Родион часто давал мне советы, как действовать, что говорить, которыми я пользовался, как послушный ученик своего сэнсэя. Я был очень благодарен ему. По сути, он и был моей единственной поддержкой. Потом эти напутствия приведут к решающему поединку.
Походы к докторам, их брезгливые и недовольные взгляды были изнурительным испытанием. Было понятно, что нам не рады. Во время разговоров проскальзывали едва заметные намеки, что, мол, ребята, ну не стоит вам приходить и даже пытаться. Никто, ничего и никогда вам не даст!
Мне все это напоминало бессмысленную битву мотылька. Его самозабвенное битье об стекло плафона. Но я так загорелся, так верил в победу, что меня не остановило даже новое распределение, которое вновь вернуло нас в центр СПИДа. Мы с Редом смеялись потом над этим, поскольку развернувшийся сюжет до боли напоминал шоу Бенни Хилла17, – не по смыслу, конечно, но, как минимум, беготней героев.
Когда я снова сидел перед доктором, что курировал вопросы терапии, мне стало известно, что в ближайшее время будет формироваться список больных, которые должны, наконец, получить медикаменты, и что процесс будет сложным и длительным. Средства выделялись из госбюджета, и сумма на одного человека достигала порядка четырехсот тысяч рублей. Все очень серьезно. И снова ожидания.