Все убеждали меня молчать, но я больше не могу так. Я вижу – они тоже слышат это. Сэм и вовсе порой застывает и пялится в тени так, словно видит там кого-то. Кэсси вчера пропала на несколько часов и когда я пошла ее искать, то обнаружила ее сидящей за одним из столов в заброшенной столовой. Она разговаривала с кем-то. Но когда я подошла – она была одна. При этом, она улыбалась и весело предложила мне присоединиться к НИМ. Я была в таком замешательстве, что Кэсси подскочила на ноги и почти силой усадила меня рядом, представляя мне своего невидимого собеседника.
Алекс. Так она назвала невидимку.
Я не стала спорить или противиться, решив понаблюдать за ней. Казалось бы, она вела себя как обычно – открытая, веселая… но разговаривала она при этом с кем-то невидимым. Я долго не могла понять кто он, пока Кэсси не объяснила – это ее друг со времен университета. Они учились вместе и потеряли друг друга из виду еще когда мир был цел.
Я не знаю что думать об этом. У меня лишь одно предположение – у Кэсси галлюцинации. Возможно, она сходит с ума. Но я не могу говорить с уверенностью на счет причин этого безумия. Может, наша долгая изоляция дала о себе знать? Или какие-то иные факторы?
Я попробую расспросить ее получше об этом Алексе – может, смогу понять что-то…
Дата: 14 Июля
Сэм снова стоит в коридоре, ведущем к выходу. В этот раз он что-то бормотал себе под нос – настолько тихо и неразборчиво, что я не смогла его понять.
Но мне не до этого. У меня свидание. Меня ждет Тони…
Дата: 15 Июля
Тони сделал мне предложение! Я была бы безмерно рада, если бы не эта чертова мигрень и шум в ушах. Когда он встал передо мной на колено, я даже не сразу расслышала его – настолько громко у меня шумело в ушах! Надо сходить в поликлинику, возможно, врачи смогут мне помочь…
Кулагин нахмурился, перечитывая краткие записи от 14го и 15го июля. Он знал из досье Екатерины, что та некогда была обручена, но разорвала помолвку незадолго от штормов, загнавших их в бункер. Ее бывшего жениха действительно звали Тони.
Но почему женщина вспоминала его так ярко?
Он сделал несколько пометок в файле, поставив под знаком вопроса возможное возникновение галлюцинаций у испытуемых.
Ученый пробежался по дальнейшим записям, становящимся все более краткими, бессвязными и вызывающими тревогу, а потом перешел к другому дневнику. В том содержалось меньше информации по дням, однако прогрессирующая недосказанность позволяла ему сделать некоторые выводы о состоянии испытуемого.
Сэмюэл Джонс, 42 года
Дата: 18 Июля
Стоял на страже с 4 утра до 9 утра. Все было спокойно. Наверное.
В темноте постоянно слышатся шепот, шаги, словно кто-то ходит туда-сюда по коридорам. Сколько бы я ни проверял – там никогда никого нет.
Кэсси повеселела. Кажется, ее депрессия прошла. Это радует.
Кэт уже несколько дней ходит задумчивая, но улыбчивая.
Алан продолжает копаться в радио – говорит, что уверен как его реанимировать. Я уже давно не верю в это.
Дата: 19 Июля
Стоял на страже с… не помню. Все было спокойно.
Видел, как Кэсси ушла и не вернулась до самого обеда.
Алан потребовал чтобы мы перестали его трогать.
Дата: 20 Июля
Стоял на страже. Видел троих неизвестных мужчин. Когда проследил за ними, оказался в пустой кладовке. Облазил все помещение, но не нашел ни единого места, где они могли бы скрыться.
Дата: 21 Июля
Заснул на страже. И пофиг.
Кулагин пролистал остатки записей, дивясь странным всплескам кажущейся ясности ума, когда испытуемые могли тщательно и емко описывать наблюдения друг за другом. В остальном же их психика и способность мыслить явно подвергались какому-то внешнему влиянию, приводящему к медленно наступающему безумию.
Количество галлюцинаций, которые проскальзывали в наблюдениях, а так же нагнетающая паранойя вызывали тревогу у Кулагина уже давно – и в предыдущих дневниках порой были записи о странных наблюдениях. Но раньше они встречались редко, а теперь – все чаще.
Отмечая в файле отчета все детали, Кулагин поставил отметку и о том, что с течением времени почерк испытуемых явно изменился в худшую сторону. Некогда ровный и красивый, теперь почерк Кэссиди Монк выглядел криво и неаккуратно. Сэмюэл также раньше писал легко читаемым, крупным округлым почерком, но теперь его писанина была весьма трудной для чтения – мелкие, кривые буквы то и дело уходили вкривь и вкось, то сливаясь друг с другом, то образуя такие широкие пробелы, словно мужчина что-то хотел написать, но решил этого не делать.
Отчеты Алана больше фиксировали его старания по ремонту радио и попыткам разобраться почему полностью собранная машина совсем не желает работать. Он и раньше писал абы как, но теперь его отчеты выглядели так, словно он пытался стереть все, что написал.
Екатерина же явно старалась писать как раньше, но и у нее слова начинали скакать и искривляться.
Что-то воздействовало на их способность размышлять и нарушало мелкую моторику – к такому выводу пришел Кулагин. Сделав пару новых отметок в файле, он сохранил его и упаковал дневники обратно в изначальную упаковку. Закрыв замок, он спрятал ключ под рубашку и положил посылку на угол стола.
Час спустя он сдал дневники в закрытый для общего доступа архив и направился на отдых.
Хотя его рабочая смена и была закончена, но мысли его продолжали вертеться вокруг теорий о происходящем наверху с четырьмя испытуемыми.
Все четверо – два мужчины и две женщины – сами вызвались поучаствовать в этом эксперименте год назад.
В виду того, что верхними этажами никто не пользовался по очевидным причинам – отсутствия электроэнергии и связи – в них не стали жить и забросили помещения, пока кто-то из ученых не высказал идею попробовать оставить кого-то на самом верхнем этаже на длительное время.
Волонтеры вызвались прожить там год и посылать ежемесячные отчеты и образцы крови, и до сих пор все шло гладко. Только психика людей начала страдать, и Кулагин не мог понять было ли это связано с их изоляцией или, возможно, из-за каких-то токсинов или излучений, которые не фильтруются через систему жизнеобеспечения, как в каждом ином секторе на более низких уровнях бункера, где есть электроэнергия.
Погруженный в размышления, Кулагин заснул не сразу.
* * *
Марк впервые стоял стражей у биологической лаборатории. Несмотря на толстые и прочные двери, он периодически слышал крики, доносящиеся из помещения, скрытого позади. Его напарник скучающе вздыхал каждый раз, явно привыкший к этому, но Марк чувствовал постепенно нарастающее напряжение.
Эти звуки вызывали в Марке какое-то странное ощущение неправильности происходящего. Он начал вспоминать слова Лин, и понемногу понимал чем были вызваны ее догадки и подозрения. Все эти многочисленные эксперименты, проводившиеся в разных секторах бункера, действительно могли давно зайти за рамки дозволенных ранее этическими нормами. Теперь же, не имея никого, кто мог бы остановить безумие, ученые явно занимались чем-то ужасным – крики подтверждали это.
Всю смену Марк старался не думать о том, кто именно был испытуемым в лаборатории. Но каждый раз, когда раздавался очередной крик, мужчина невольно напрягался.
Когда его сменили, он направился к себе, совершенно разбитый и уставший настолько, что не хотел никого видеть.
Однако, когда в дверь постучалась Лин, он пустил ее без лишних слов. Стоило двери закрыться за девушкой, как она прильнула к нему и они молча стояли какое-то время, обнимаясь.
– Три дня не виделись, а я так скучала… – прошептала, наконец, Лин, поднимая взгляд на любимого.
Марк мягко улыбнулся, погладив ее по лицу:
– Как дела?