Лжесвидетель

Арему казалось, что он наизусть может отчеканить эти строчки:

– «… в девять часов вечера, сразу после представления в цирке, приехал на собственной автомашине в компьютерную фирму „Креатив“ с целью покупки компьютера модели „ноутбук“. Будучи приглашен президентом фирмы Прохановским Александром Юрьевичем поиграть в компьютерную игру, приблизительно в двадцать минут десятого был усажен в отдельном помещении. Где и пробыл до без пяти двенадцать часов вечера…» – Точно до без пяти двенадцать? – уточнил Лович.

– Да! – отрубил Артем. Он помнил, во сколько ушел Прохановский, вернее, не сам уход юного президента, а строчку в таблице. Жуткая порнуха завершилась в половине одиннадцатого, и тогда же программист Леша стал гнать зрителей прочь – страстные вопли весь вечер мешали ему сосредоточиться, а назавтра следовало сдавать клиенту доведенную до ума программу бухучета «Баланс-К». Это Артем опять-таки не сам изобрел, а слышал при составлении таблицы. Бездельники и раздолбаи убрели к одиннадцати, после чего Леша плюнул на программу, потому что у него, как он выразился, повисли мозги. Имелись ли в виду машинные, или его собственные, Артем не понял. Дальше была разборка между ним и Прохановским, впавшим в отчаяние из-за того, что завтра придется опять врать клиенту. В процессе разборки с Лешей он и забыл, что посадил к компьютеру ветерана Петровича какого-то чужого дядю. Они склочничали до половины двенадцатого, потом вышли, заперли дверь и еще минут двадцать переругивались во дворе, причем во двор выходит два окна фирмы, и если бы они услышали грохот, произошедший от рухнувшего кожуха, то, конечно же, вернулись бы. Но оба утверждали, что внизу была могильная тишина.

В общем, «без пяти двенадцать» не с луны свалилось.

– Тут не сказано, что вы посмотрели на часы, – Лович показал пальцем между строк.

– А мне не на что было смотреть. Я часы в гримерке оставил.

Что правда, то правда – поскольку Артем не мог выходить на манеж при нормальных наручных часах, разве что привязать к запястью большой круглый будильник, то они часто оставались на гримировальном столике.

Лицо следователя выражало огромное сомнение в показаниях.

Вдруг Артема осенило.

– Я играл в «Тетрис», а эта игрушка записывает результаты. У нее для них есть особый файл. Нужно посмотреть в «таблице Нортона» – там указано время, когда я вышел из игры.

– Да? – на тяжелом лице пожилого следователя никакой благодарности не отразилось. – Это мы сделаем.

– Я сам сделаю и позвоню вам. А потом – все, как вот тут написано, – Артем приподнял жалкую страничку своих показаний.

– И ничего больше?

– Совершенно ничего.

– И никаких шагов наверху?

– Если шаги и были, так в то время, когда я ходил по этому проклятому подвалу, обрушивал на себя железки и искал выход.

Артем поражался собственному терпению. Одновременно испытал огромную благодарность к Забелину и Кирееву – если бы не составленная ими таблица, допрос стал бы для него делом еще менее приятным. А так – Артем с точностью до пяти минут мог описать свои подвиги, и с этой позиции его уже не сдвинуть было бы даже бульдозером.

– А не показалось ли вам, что из-за стены доносится музыка? – вдруг спросил следователь. И поднял глаза – причем взглядом напомнил Артему бегемота Лельку. Если постоять перед цистерной, где круглосуточно мок Лелька, минут пять, непрестанно повторяя его имя, то в конце концов над водой появлялись два широко расставленных глаза, решительно ничего, кроме тупой тоски, не выражающих.

– Из недостроенной сауны?

– Именно оттуда.

– Музыка?

Личный опыт Артема по части убийств был невелик. И в памяти не нашлось ни одного выстрела, который был бы заглушен, скажем, симфонией Моцарта.

– Да.

Артем посмотрел на следователя с неподдельным интересом взглядом приглашая к откровенности. Лович молчал.

– Знаете, голоса я слышал сквозь дрему. Если бы там была, скажем, инструментальная музыка (тут в голове у Артема грянули первые, еще медленные, тяжелые такты «Болеро» Равеля), я бы это, наверно, отметил. А если кто-то пел… Знаете, в бардовской манере…

– В бардовской?

– Ну, как поют под гитару, когда нет ни слуха, ни голоса. Это бы сошло за простую речь. Я же говорю – голоса шли сквозь сон.

– Вы бы назвали музыку «Аквариума» бардовской манерой?

– Частично, – Артем честно попытался вызвать в памяти хоть что-то «аквариумное», но уже вовсю торжественно грохотало «Болеро». – У них есть куски очень даже приличной инструменталки. А есть куски, когда голос совсем на первом плане.

– Это нужно будет проверить, – туманно заявил следователь. – Возможно, нам придется побеседовать еще раз. Распишитесь.

Артем подписал свои показания. Приосанился – все-таки единственный свидетель! Потом, конечно, будут найдены другие. И отбыл из кабинета, очень озадаченный музыкальными вопросами.

Побеседовать еще раз! Этого только недоставало… Артем предполагал, что еще наслушается дурацких вопросов, но одно дело – предполагать, а другое – знать, что они наверняка будут.

Ситуация малость прояснилась, когда в коридорчике перед следовательским кабинетом Артема окликнул человек из газеты «Спутник бизнесмена», печальный Аркадий Борисович с большими вислыми усами. Он единственный заслужил хоть какое-то доверие Артема.

– Вот тут я поднял старые публикации и подготовил большой проблемный материал, – сказал он. – Я ведь как раз писал про Шемета. Хочу завизировать у Ловича, а потом у них в пресс-центре. Вот тут, если угодно, ваш абзац. Вы ведь именно это сказали?

Артем прочитал.

– Да, тут все в порядке.

– Спасибо. Не люблю, знаете, подставляться. Газета у нас солидная, нам доверяют. Если начнем врать – нам органы информацию давать перестанут.

Может, я не так остро преподношу… Старая школа, понимаете.

Артем посмотрел, что там написано ниже его абзаца.

– Вы бы не могли мне это оставить? – спросил он. – Если вам это, конечно, не нужно.

– Если у вас нет правки, то не нужно. Я три экземпляра распечатки сделал, мало ли что. В завтрашний номер все равно не успеваю. А вы сегодняшнюю вечерку возьмите. Вот где воплей будет!

– Гляди-ка, этот следователь вам все-таки что-то сказал! – пробегая взглядом по тесным строчкам, удивился Артем. – Я думал, он совсем бетонный.

– Мы уже лет десять сотрудничаем. Вот кому другому – не сказал бы. Он – такой. Он по своей сути – бультерьер.

Артем, как владелец немецкого курцхаара с длинной родословной, на всяких там бультерьеров смотрел свысока.

– А с чего его вдруг заинтересовала музыка «Аквариума»? – спросил он журналиста.

– «Аквариума»? – представитель прессы оживился. – Вы хотите сказать, что на допросе он вас спрашивал про «Аквариум»?

– Ну да!

И Артем, выведенный журналистом на лестницу, усаженный на подоконник и даже угощенных слабой сигареткой, вполголоса пересказал странный финал допроса.

– С меня причитается, – уныло сообщил Аркадий Борисович. – Ну, если строго между нами…

– Строго между нами!