Такое и впрямь было для Мабиллы смерти подобно.
– Вот стоит твой суженый! – указывая на Амьеля, продолжала Изора. – Он зачарован! Я вижу, вижу, кто у них балуется чарами и кто наложил на твоего жениха заклятье молчания! Но я сниму это заклятье! Глядите все – мы вместе его снимем!
Красиво говорила умница Изора, а еще красивее получилось, когда она указала на Жалобного Мага с его игрушечной лютней.
– Мы погибли… – проворчал мастер Жербер. – Сейчас начнется то, чему воспротивиться невозможно! А всё твоя работа…
Тетка Туанетта повесила голову.
– Если ты сейчас же не заберешь у него лютню, он нас всех погубит, – без всякой надежды на успех продолжал мастер Жербер.
– Я не могу… Я же сама, САМА отдала… Добровольно!.. – простонала разнесчастная повитуха. – Как ты не поймешь?..
– Я – не пойму? – И он махнул рукой, потому что ссориться уже не было времени. – Да я же и сам… и сам-то – добровольно!.. А добровольное деяние не имеет обратной силы!..
Сев у королевских ног, Жалобный Маг свернулся клубочком, так что даже было непонятно – где его пальцы находят достаточно простора, чтобы теребить лютневые струны. И потекла тонюсенькая мелодия, и стала оплетать сердца, и первые слезы навернулись на глаза, а Изора стояла, выпрямившись и торжествуя победу. Ее левая рука, словно бы сама собой, шарила в складках платья, там, где висел неприметно маленький кинжал, а взор выискал три лица – два казались ей в силу заклятия неприметности туманными, однако были вполне различимы, и третье – самое приметное благодаря светлой гриве и рыжей бороде.
Изора могла сейчас коснуться отравленным кинжалом всех троих – и никто бы, будучи занят утиранием слез и носа, вовсе этого не приметил…
Вот когда грянули копыта!
Вот когда три черных вихря ворвались во двор!
И первой влетела Маурина с тонким сверкающим копьем, на острие которого полыхала крошечная искра, но столь ослепляющей белизны, что глядеть на нее было невозможно.
А вторым был мастер Ожьер с обнаженным мечом, готовый рубить направо и налево, а за его спиной развевался хитро настроенный плащ, способный сам принять и отвести вражеский клинок.
Третьим же был ученик Ансельм, тоже с мечом, который был ему великоват, не по руке, но заряжен такой силой, что им не столько приходилось замахиваться и разить, сколько его от лишней суеты удерживать.
– Слышишь? – крикнула Маурина. – Вот он, голос майстры Антуанетты! Струны-то ее голоском звенят!
– И вот она, сила мастера Жербера! – отвечал маг. – Как облако клубится, вот-вот громом разразится! Ну, ты, самозванка! Как к тебе попало всё это добро?
– В подарок получено! – храбрясь, отвечала Изора.
– Это уж совсем ума лишиться нужно, чтобы такие дары кому попало делать! – С тем Маурина подъехала поближе и потыкала концом копья в уложенные над ушами косы Изоры, как бы проверяя – не наваждение ли это. Изора шарахнулась, а искра подала хозяйке какой-то тайный знак.
– Берегись! – удержал мастер Ожьер Ансельма, который тоже устремился к белокурой волшебнице. – У нее силы довольно, чтобы тебя узлом завязать и на сухой осине подвесить!
– Довольно! – подтвердила Изора. – Ну что, померимся?
А Жалобный Маг между тем играл да играл, а люди слушали, и слезы у всех текли градом. Даже у тех, кто тщательно заткнул уши пальцами.
– Чего ты хочешь? – спросил мастер Ожьер.
– Места! – немедленно ответила Изора. – Чтобы меня приняли в содружество магов и волшебниц, чтобы я могла жить в Септимании при королевском дворе и ремеслом своим заниматься.
– А какое твое ремесло? – полюбопытствовал мастер Ожьер. – Чему ты обучена? Собираешься ли ты лечить рожениц и младенцев, как майстра Антуанетта, которой все мы что-то давно не видели? Или ты хочешь заведовать погодой, снегом, дождем и засухой, как это делал мастер Жербер, тоже, кстати, неведомо куда сгинувший? Или по дорогам бродить, добрым людям обувку чинить да при каждой паре башмаков добрый совет давать, чем я сам никогда не брезгую?
Услышав свои имена, тетка Туанетта и отшельник словно бы опомнились. Ибо имя, произнесенное простым человеком и произнесенное магом, – это вовсе не одно и то же, как полагают простаки. Ежели ты творишь что-то нелепое, или идешь не тем путем, или вовсе тебе кто-то голову заморочил, люди могут звать тебя сколько угодно, а вот выговорит твое имя носитель силы – и сразу как бы просыпаешься от дурного сна.
– Хочу быть советчицей, – покосившись на Маурину, решила Изора.
Видя, что мастер Ожьер на нее с мечом не кидается, она так поняла, что с ней ему и впрямь не сладить.
– Советчицей, как майстра Маурина? – уточнил мастер Ожьер.
– Почему бы и нет? Ума у меня довольно…
– Вот ума-то у тебя как раз и не довольно, – вмешалась в размеренную беседу Маурина. – Ты полагаешь, что если заклятьями, у мастера Жербера украденными, вооружилась, да силу моей подруги Антуанетты в лютню затолкала, то всё сие ум тебе заменит? Ум-то, голубушка, не украсть! Хватит! Наслушались мы тебя, советчица! Мастер Ожьер, позволь с ней сразиться!
– В честном бою? – уточнил маг.
– В честном, – подумав всего одно мгновение, отвечала Маурина. – Это наше женское дело. Тебе ее лупить мечом непристойно, а я и в глазки коготками вцепиться могу!
И зашипела очаровательная колдунья, как крайне возмущенная кошка. И соскочила с коня. И для начала метнула перед собой сноп голубого огня, который всё же был не ярче ее разгоревшихся синих глаз.
Изора хотела было отбиться тем единственным, что можно противопоставить действительно голубому огню, – ледяным щитом, изобретением мастера Жербера, но не смогла произнести заклятие четко и безупречно. Вместо щита рухнул ей в руки большой снежный ком, наподобие тех, какие зимой детишки катают, и она, растерявшись, даже не догадалась метнуть это сомнительное приобретение в Маурину, а просто уронила.
И стало ей ясно, что поединка она не выдержит.
И сотворила она то, что действительно выучилась делать, кроме разве что музыкальных проказ при участии Жалобного Мага.
Вдруг в глазах у Маурины, мастера Ожьера и Ансельма замельтешило. И мельтешение пронеслось едва ли не со свистом через весь двор. А там, где только что стояла Изора и сидел со своей лютней Жалобный Маг, было пусто.
– Это что еще такое? – возмутился мастер Ожьер.
– Это она торопливое заклятие на себя накинула, – объяснил мастер Жербер. – Чтобы двигаться вшестеро быстрее.
Он стоял посреди браконьеров, опустив голову, и никак не мог заставить себя поглядеть в глаза старым своим друзьям, примчавшимся на помощь.
– Твое?
– Мое…
Мастер Ожьер сошел с коня, отдал меч Ансельму и неторопливо направился к мастеру Жерберу.
– Ну-ка, ну-ка, на что это ты сделался похож? И как так вышло, что мы все вместе отыскать тебя не сумели?
– На мне заклятие неприметности… сильное… – хмуро объяснил мастер Жербер. – Я еще раньше над ним работал.
– Что же ты никого на помощь не позвал? – спросила Маурина.
Ответа она не получила.
– Стыдно было? – Она подошла поближе, чтобы заглянуть отшельнику в глаза.
– Нет! Я сам!.. Сам!.. По доброй воле отдал!.. И заклинания, и всё прочее! – Мастер Жербер выпрямился и смотрел не в глаза майстре Маурине, а куда-то вверх, полагая, что тем самым выражает наивысочайшую степень гордости.