Тайна кратера

– Перестаньте, – резко сказал Дешон, – вы привлечете внимание. Твой друг первосвященник, или кто он там, уже смотрит на тебя.

Вэнс с усилием взял себя в руки.

– Ты когда-нибудь видел что-нибудь хоть наполовину такое красивое? – медленно сказал он.

– Честно говоря, не думаю, что видел, – ответил доктор, – но все же вы не должны доставлять себе и, возможно, всем нам неприятности каким-либо неосторожным увлечением. Вы знаете, что самое заметное различие между варварскими и просто дикими народами заключается в том, что первые обычно очень ревниво относятся к своим самкам, а эти парни вполне соответствуют уровню варваров.

– Дешон, – сказал Вэнс, – я собираюсь жениться на этой женщине.

– Глупости! Ты сошел с ума, – воскликнул хирург.

– Я знаю это, – сказал Вэнс. – Я всегда говорил вам, что я глупец в некоторых вещах, но я думаю, вы признаете, что даже француз не смог бы возмутиться моей нерешительности…

– Я говорю, мистер Вэнс, – раздался голос капитана с дальнего конца стола, – вы не выполняете свой долг как единственный человек, который может поддержать наш разговор. Спросите у старого Совита, или как вы его там называете, находится ли тот вулкан наверху в рабочем состоянии или окончательно вышел из строя.

Вэнс задал вопрос механически, но эффект, произведенный им, был поразителен до крайности. Лицо Совита побледнело, и, поспешно поднявшись с дивана, он скрестил руки на груди и низко склонился к гребню горы, над которым висела пленка тумана или пара. Те из вельмож, кто уловил тон вопроса Вэнса, и все, кто видел действия своего правителя, тут же пали ниц. Только жрецы остались сидеть. Среди них, казалось, прошел торопливый шепот, и их нахмуренные брови встречали изумленные взгляды офицеров Сокола, куда бы они ни обращались в поисках объяснения причин беспорядка.

В конце концов тот, на чьей передней части были изображены три пламени, встал и, вытянув руки в сторону горы, словно обратился к ней. Он говорил на языке, который, очевидно, был диалектом аборигенов. Затем он повернулся и раскинул руки над распростертыми каранийцами, снова заговорив низким, глубоким голосом. Его лицо стало абсолютно бесстрастным. Внезапно он замолчал, и люди медленно поднялись на ноги.

После этого странного события капитан Френч заметил некоторую скованность в манерах своих хозяев и, решив, что лучше возобновить отношения в более благоприятное время, воспользовался случаем, чтобы попрощаться с государем и отдать приказ вернуться на корабль. Это произошло не слишком рано, так как день прошел быстро, и солнце уже опустилось к горизонту, когда военные вышли из дворца.

С тех пор как он мельком увидел прекрасную каранианку, Вэнс был словно во сне, и теперь, когда он спускался по длинным ступеням, его рассеянность, казалось, принесла свои плоды. На самой нижней ступеньке его нога соскользнула, и он тяжело опустился на тротуар. Доктор Дешон оказался рядом с ним через мгновение, когда лейтенант поднялся на одно колено.

– Вы поранились? – спросил он.

– Боюсь, что да, немного, – ответил Вэнс с гримасой боли.

– Где? – спросил хирург.

– Моя лодыжка, – ответил Вэнс. – Полегче! Не дергайте ее, – добавил он, когда Дешон приступил к поспешному осмотру.

– Ничего не сломано, – сказал он, наконец, – и я не нахожу никакого отека. Попробуйте, не сможете ли вы встать.

Вэнс попытался встать, но тут же со стоном опустился обратно. Совит и те из его свиты, кто был ближе всех, выглядели глубоко обеспокоенными и наперебой предлагали помощь.

– Думаю, вам лучше оставить меня здесь на ночь, – предложил лейтенант. – Уже поздно. Мне нет смысла задерживать переход до судна, а утром вы сможете прислать за мной носилки. Старик говорит, что позаботится обо мне.

Дешон пристально посмотрел на раненого. Затем он наклонился и сказал, слишком низким голосом, чтобы остальные офицеры могли его услышать:

– Дик Вэнс, ты пострадал не больше, чем я. Это все подстроено, и в основе всего лежит эта женщина. Ради Бога, не будь дураком.

– Не говори так громко, – прошептал офицер. – Я должен остаться здесь на ночь. Есть пара вещей, в которых я обязательно должен разобраться. Я обещаю быть осторожным, док. Не волнуйся, старик, – продолжил он, когда хирург заколебался. – Я уже достаточно взрослый, чтобы позаботиться о себе, и здесь нет ни малейшей опасности.

– Я не уверен в этом, – пробормотал Дешон, снова принявшись осматривать поврежденную лодыжку.

– Ну, тогда мне все равно, есть ли она, и, кроме того, я должен соответствовать своему новому аплуа для принятия решения.

– В чем дело? – воскликнул подскочивший к ним капитан Френч. Известие о происшествии вернуло его из головы колонны.

– Боюсь, – медленно сказал хирург, – что нам придется оставить лейтенанта Вэнса здесь, пока мы не сможем прислать за ним носилки утром. Его лодыжка, похоже, вывихнута или растянута, и эти люди говорят, что готовы позаботиться о нем. Я, конечно, тоже останусь.

Капитан Френч нахмурился.

– Он не может идти? – спросил он.

– Нет, – быстро ответил Вэнс, прежде чем хирург успел ответить.

Капитан на мгновение замешкался, глубоко раздосадованный.

– Ну, – сказал он наконец, – мы, конечно, не можем провести здесь ночь, и если мистер Вэнс должен остаться, я полагаю, так и надо сделать. Но я не хочу рисковать, оставляя вас, доктор. Ему придется остаться одному. Держись, парень.

Дешон выглядел обеспокоенным, но он позволил себе зайти слишком далеко для отступления и понимал безнадежность протеста.

Неохотно он отошел к остальным, но, оглянувшись, когда они вышли на улицу, увидел, как двое островитян подняли его друга и понесли обратно во дворец.

Глава 5. Зелка

Лейтенанта расположили в небольшой комнате, выходящей на одну из галерей, окружавших двор дома Совита. Его апартаменты были обставлены с большим вкусом, не говоря уже о роскоши. Небольшая кушетка была покрыта бархатной тканью красного цвета. Стены с драпировкой такого же цвета, а на полу лежали циновки. Окон не было, и вентиляция осуществлялась через ряд маленьких квадратных отверстий под потолком, которые можно было закрыть только короткой занавеской на стержне. Металлическая лампа в углу освещала все мягким, насыщенным светом.

Едва Вэнс был уложен носильщиками на кушетку, как вошел сам Совит в сопровождении нескольких вельмож и одного священника.

– Я привел к вам одного из наших лекарей, – объяснил хозяин, одновременно указывая на священника. – Он искусен и осмотрит и вылечит твою рану.

– Я не могу выразить вам свою благодарность, – ответил Вэнс с некоторым смущением, которое он не смог скрыть. Он чувствовал, что глаза священника читают его, и что он должен избавиться от услуг этого человека или подвергнется очень серьезному риску, что его уловка будет раскрыта.

– Конечно, вы меня поймете, – продолжал он после минутного колебания, – когда я скажу, что мы привыкли к методам лечения только наших собственных врачей. Кроме того, я не думаю, что рана серьезная, – добавил он, заметив выражение удивления на лице советника. – Через день или около того я буду в порядке и, на самом деле, сейчас боль уже уменьшилась. Отдых – это все, что нужно, и я не буду просить у вас большего, чем это и немного еды.

– Как пожелаешь, – ответил другой, бесстрастным тоном, – Мои женщины будут присматривать за тобой и обеспечивать твои потребности.

Он повернулся и вышел вместе со своими помощниками, причем жрец-лекарь ушел последним.

Когда последний уходил, он бросил на Вэнса взгляд, который, конечно, совсем не был дружелюбным, и который заставил американца горячо поздравить себя с тем, что он вырвался из этих рук. Его размышления, однако, отнюдь не были хвалебными его самообладанию.

– Я все это ужасно запутал, – размышлял он. – Интересно, сколько из этих людей мне не доверяют? Я думаю, что все.

Затем он попытался спокойно вспомнить события последних двух дней со всем их удивительным содержанием. Какой безумной была эта его последняя затея! Чего он мог добиться? Чего он хотел добиться?

Его размышления были прерваны тихими шагами в коридоре. Затем женский голос спросил, может ли его обладательница подать незнакомцу еду и питье. Сердце Вэнса ёкнуло при этих словах, но через мгновение так же быстро утихло, когда, прежде чем он успел достаточно собраться с мыслями, чтобы ответить, в комнату вошли две девушки.

Они были, несомненно, красивы, но не той красотой, о которой он мечтал, и он наблюдал за ними, пока они придвигали к его кушетке маленький столик и накрывали на него трапезу из фруктов, козьего молока, хлеба и чего-то вроде чизкейка. Та, что заговорила, больше не обращалась к нему, вероятно, полагая, что, судя по тому, что он не ответил, он не понимает их речи, но время от времени обе смотрели на больного глазами, в которых любопытство и интерес смешивались с робостью. Наконец младшая заговорила со своей спутницей тихим голосом:

– Это не тот незнакомец, которого, как ты полагала, наша госпожа была рада увидеть. Тот переводил для них, а этот человек не понял моих слов.

– Очень может быть, что и нет, – коротко ответила вторая, – но о таких вещах не тебе болтать.

Одна мысль за другой проносились в голове лейтенанта. Эти девушки скоро уйдут. Он должен устроить встречу со своей дамой с балкона, хотя бы на несколько мгновений, и все же, мог ли он им доверять? Разве даже раскрытие того факта, что он понимает их язык, не поставило бы его в невыгодное положение после того, как они говорили так свободно, как раньше?

– Тебе лучше расправить эту ткань, – сказала старшая из них. – Возможно, леди Зелка придет посмотреть, хорошо ли мы ему послужили, и ты будешь наказана.