Амплерикс. Книга 3. Полет ласточки

Гальер повернулся на крик и обомлел. Прямо на них из переулка между мэрией и таверной на мясистых лапах неслись жуткие существа с белоснежной шерстью. Их было шесть или семь, Гальер был слишком напуган, чтобы упражняться в счете. Городской плавиец моментально вытащил из ножен меч. Охранявший Гальера плавиец забыл про своего пленника и, тоже вытащив оружие, встал плечом к плечу со своим коллегой. Двое Хищников тут же пали замертво от взмахов мечей плавийцев, и их густая черная кровь лавой растеклась по белой шерсти. Сзади, со стороны каравеллы, послышался шум. Гальер обернулся и увидел, что остальные плавийцы, оставшиеся на корабле, вооружились мечами и приготовились дать отпор белоснежным демонам. Связанные пленники Песочных рукавов в ужасе попытались вскочить на ноги, но крепкие путы не позволяли им сделать ни шагу. Один из Хищников, набрав скорость, в мощном прыжке оторвался от земли и, перелетев над головой Гальера, очутился на борту каравеллы. Тем временем Хищников на улице становилось все больше – они, казалось, возникали из ниоткуда. Пока двое плавийцев старались остановить чудовищ, Гальер побежал в сторону ближайшего здания, похожего на кладовую. Ноги не слушались его, а связанные за спиной руки мешали бежать. Он споткнулся и упал, ударившись лицом о камни и разбив губы до крови. Жажда жизни взяла верх над страхом и болью, и он смог подняться. К тому времени Хищников на улице Сентры стало слишком много. Быстрого взгляда на их стадо было достаточно, чтобы понять: их двадцать, а может, и двадцать пять. Один из белоснежных монстров ринулся к Гальеру, который к тому моменту успел добежать до двери кладовой. На его счастье, дверь не была заперта. Он толкнул ее, проник в темное помещение и телом закрыл за собой дверь. Миг потребовался на то, чтобы увидеть хлипкий крючок с внутренней стороны двери. Он повернулся к двери спиной и связанными руками умудрился опустить крючок прямо в петлю. Это не помогло бы удержать Хищника, но сегодня удача явно была на стороне Гальера – один из плавийцев проткнул череп Хищника прямо на пороге кладовой. Гальер забился в дальний угол, спрятался за какими-то метлами и мотыгами и закрыл глаза. Он слышал рев Хищников, доносящийся с улицы, крики плавийцев, скрежет клинков по костям и хруст, с которым Хищники перекусывали тела воинов Сентры.

Городской плавиец пал, оставив свою голову в пасти одного из Хищников, продолжающих наводнять улицы Сентры. На помощь явились еще десять или двенадцать городских плавийцев, орудовавших мечами так лихо, что Хищники один за другим падали наземь, заливая мощеные дороги города черной вязкой кровью. Несколько Хищников, раззадорив аппетит, вскочили на прибывшую из Песочных рукавов каравеллу. Они с легкостью разрывали на мелкие куски связанных пленников из Песочных рукавов, обреченных на страшную смерть. Впрочем, едва ли заключенные могли бы спастись, даже не будучи привязанными к мачтам каравеллы. К тому моменту, как последний Хищник пал, разрубленный острым мечом на две половины, на каравелле из выживших осталось трое – один плавиец, Фрой Эрес и еще один заключенный. Черная кровь Хищников, перемешанная с кровью их жертв, густой рекой просачивалась сквозь расщелины палубы.

Крики стихли, и наступила тишина. Лишь редкие голоса доносились сквозь хлипкие стены кладовой до Гальера Аберуса, который все это время неистово тер веревками об острый край лопаты. Наконец путы его опали, и он не без наслаждения посмотрел на освободившиеся запястья рук. Слыша, как колотится его сердце, он с опаской подошел к двери. Через рассыхающиеся длинные доски, из которых она была сколочена, Гальер смог рассмотреть их каравеллу и гору тел рядом с ней. Хотя телами это было сложно назвать. То, что видели его глаза, скорее походило на кашу. Он разглядел нескольких выживших плавийцев в экипировке. Они проходили между растерзанными товарищами, и их неторопливая походка означала, что атака Хищников отражена. Каждый, кто учился в школе, знал, что плавиец жив до тех пор, пока голова его не отделена от плеч. Разодранные когтистыми лапами Хищников плавийцы лежали на земле и стонали. Кто-то отделался рваными ранами на ногах и животе, а значит, их можно передать в руки лекарей в надежде, что после лечения они смогут вернуться к службе. Животы других были выпотрошены. Товарищи подходили к ним, приседали перед ними, сочувственно, по-братски, брали их ладони в руки и, получив уверенный кивок, отсекали сослуживцам головы, лишая их мук, но даря благородную смерть.

Гальер откинул крючок и толкнул дверь кладовой. Она со скрипом отворилась, и он вышел на улицу. Ни разу за всю свою жизнь он не видел такой ужасной картины, такого количества мертвых тел. Но весь ужас того, на что сейчас смотрели его глаза, перебивала одна простая мысль. Он не видел ни одного из тех плавийцев, что сопровождали его на каравелле. И их героические смерти обернулись для него шансом на освобождение. Да, его, без сомнения, будут искать и, скорее всего, отыщут и вернут в Триарби или сошлют в Песочные рукава. Но это будет потом, а сейчас к нему не приставлено никого, кто знал бы его в лицо. И когда его найдет корона, она не сможет упрекнуть его в побеге, в уклонении от приговора Верховного судьи. И он, и плавийцы, и пленники Песочных рукавов, погибшие в пастях Хищников, были никем иным, как жертвами случая. Опасного, смертоносного, рокового для них – и невероятно удачного для него.

Глава 4

Простившись с Лерией, Эрви быстро долетел из Аладайских озер до Триарби, чтобы отыскать там Тайреса. На его счастье, в тот день в столицу из озер направлялась та самая каравелла, на которой он прилетел на Аладайские озера к Лерии. «Ты каждый день, что ли, из столицы мотаешься на озера и обратно? – усмехнувшись, спросил капитан каравеллы, когда увидел Эрви на причале. – Смотри, я до денег не жадный. Если часто будешь летать, дам тебе скидку. Клиентура в наши времена ценится побольше быстрого заработка». Эрви улыбнулся ему, но ничего не ответил, а лишь вручил капитану три монеты.

В этот раз столица отчего-то показалась ему недружелюбной. Возможно, дело было вовсе не в городе. Тяжелые мысли одолевали Эрви. Найти бы Тайреса поскорее и вернуться в Марьяни на разговор с матушкой. Если бы не друг, оставленный им в столице, из Аладайских озер Эрви отправился бы прямиком в Эр-Нерай. Но он помнил о том, что Ода пригрозила лишить Тайреса жизни, если ее сын, потерявший, по ее разумению, рассудок из-за любви к простой деквидке, не появится более на доньях Эр-Нерая. Впрочем, Эрви не мог знать, что его друг, гонимый неотвратимостью кары владычицы белого водоема, уже улетел в Гальтинг с Альварой Лаплари подальше от гнева леди Оды.

Свой первый день в столице Эрви безрезультатно потратил на то, чтобы попытаться отыскать Тайреса. Никто не мог дать ему сколь-нибудь маленькой зацепки, хотя бы призрачного следа, ведущего к другу. Он прочесал Живую площадь вдоль и поперек, переговорив, наверное, с сотней горожан, которые лишь отмахивались от его настойчивых расспросов. Он был в школе, где когда-то работала его любимая, он добрался даже до секретария Далонга, который лишь пожал плечами и выразил скупое сожаление из-за своей беспомощности в поисках Тайреса. В Морозную рощу, где рос Эксиль, величайшая и самая ценная реликвия Амплерикса, юношу не пустила стража – место то надежно охранялось от посторонних глаз и ног.

На исходе дня Эрви стоял на древесных берегах Парящих вод, с грустью всматриваясь в тихую гладь этого удивительного водоема, повисшего в ветвях Триарби тысячи лет назад в День воцарения династии Бальеросов. И если друга не было здесь, его не было в Триарби вовсе. Эрви вспоминал, как они с Тайресом, прибыв в столицу, завороженно глядели на Парящие воды, и как волны этого моря приветливо и игриво плескались, чувствуя близость своих владык. Сейчас прозрачные студеные воды тоже ласково льнули к ногам Эрви. Вода стала беспокойной, и массивные тяжелые капли выпрыгивали из зеркала Парящих вод и окропляли ступни Эрви.

Вдруг на его глазах водная гладь закружилась, и из воды приподнялся прозрачный, бестелесный силуэт. Эрви сразу понял, кто это. Водянистый силуэт понемногу обретал знакомые очертания: точеная совершенная фигура, острый вздернутый носик.

– Матушка? – Эрви удивленно обратился к обтекаемому силуэту. – Это ты? Или мой разум окончательно покинул меня?

– Он покинул тебя, – донесся до него приглушенный голос Оды, – но не потому, что ты видишь сейчас меня в воде. Он покинул тебя тогда, когда ты отдал сердце той девчонке.

– Матушка, не начинай.

– Я ли начала?

– Выслушай меня. Ведь ты одна в силах помочь мне.

– Стало быть, тебе мало того, что я подарила тебе жизнь когда-то?

– Мама, я молю тебя… Помоги мне! И, клянусь, больше ты не услышишь от меня ни одной просьбы.

– У нас с тобой был уговор, – тихо проговорила Ода. – Я отпустила тебя отыскать деквидку и попрощаться с ней.

– Я отыскал ее…

– Знаю. Я видела. И знаю, что ты не простился с ней. Вопреки слову, что дал мне.

– Как слово может быть сильнее любви? – воскликнул Эрви.

– Любви…

– Я люблю ее, мама. Я люблю ее больше, чем ты думаешь. И ты можешь лишить меня жизни, она все равно не нужна мне без Лерии.

– Мать, лишающая жизни своего сына из-за неподходящей женщины? Не смеши меня, Эрви. Я не лишу тебя жизни. Тайреса – да. Ибо он не смог исполнить мой наказ.

– Не говори так! Тайрес не должен отвечать за мои поступки. В Триарби я прибыл как раз за ним. Но не могу отыскать его. Кажется, его нет в этих краях.

– Его нет в Триарби. Это правда.

– Но где он? Тебе известно?

– Доподлинно – нет. Вода не позволяет мне обратить на него мой взор. Тайрес или мертв, или бежит от воды.

– Чего же тогда ты хочешь от меня, мама? Зачем предстала сейчас передо мной? В очередной раз заявить, что мне уготована судьба супруга Королевы? Идиотского андамита нет нигде. Иначе бы его уже нашли.

– Может быть, его и нет. Может быть, его просто не нашли. А может быть, и нашли. Кто знает…

– Нашли? Тебе что-то известно об этом? Если его кто-то отыскал, то не мне, а ему пристало просить руки Калирии.

– Мне ничего не известно об этом, сын.

– Скажи, что ты хочешь в обмен, мама?

– В обмен на что? – спросил голос силуэта.

– На то, чтобы больше не мучить меня этим клятым родством с династией Бальеросов! Этими мыслями обречь меня на страдание, заставить меня ложиться в постель с нелюбимой женщиной, если ей вообще суждено достичь возраста женского цветения. Этими мыслями не допустить моего счастья с Лерией.

– Ты никогда не будешь счастлив с ней, Эрви.

– Не тебе решать. Понимаю, что любой родитель желает счастья своему ребенку. Но погоня за этим желанием может лишь обречь ребенка на страдание. Я мужчина. И даже если союз с Лерией принесет мне боль и слезы, это будет моя боль. И мои слезы. Я хочу пролить их, наслаждаясь каждой каплей, чувствуя себя живым, настоящим.

– Мой мальчик… – Эрви показалось, что он может видеть грусть в полупрозрачных водянистых глазах матери. – Я отправила тебя на поиски андамита не для того, чтобы сделать тебя несчастным.

– Для чего же? Зачем ты так жадно жаждешь союза нашей семьи с Бальеросами?

– Просто я очень боюсь смерти, – ответил силуэт.

– Ты умираешь?

– Я не знаю, сын. Я живу дольше, чем кто-либо на этой планете. Ты знаешь, на какую сделку я пошла с Магами тысячи лет назад, когда получила от них дар бессмертия. Бессмертие в обмен на бесплодие. А когда душа моя и мои мысли оказались заняты твоим отцом, я добилась отмены сделки, лишь бы возыметь дитя, пусть даже ценой своего бессмертия. И, как только ты родился, каждую ночь я отхожу ко сну со страхом, что наутро мои глаза не откроются. Ведь ныне я смертна. Может быть, это случится через сотни лет. А может, и завтра. Но если бы мой сын встал вровень с первой ступенью, я смогла бы убедить Магов возвратить мне бессмертие.

– И что оно дало бы тебе?

– Уверенность. Отсутствие страха. Я устала от страха.

– А я думаю, что оно дало бы тебе еще больше страха. Ведь я-то смертен. Не страшно ли тебе через сотню лет в очередной раз открыть поутру глаза и узнать, что твой дряхлый сын, родивший Королеве дочь и давший жизнь ее дочерям и внучкам, не открыл глаза, а его душа упокоилась в Хранилище?

– Страшно.

– И какой из этих страхов сильнее?

– Я задаю себе этот вопрос с того самого дня, когда корона объявила о болезни Калирии и о поиске андамита. И ответ не приходит ко мне.

– Мама, я умру. Рано или поздно. Возможно, ты увидишь это. Возможно, нет. Но я умру. И свою смерть я хочу встретить не с Калирией, а со своей любимой. Хочу лежать в теплой кровати у себя дома и смотреть, как дрожит свеча на моем столе. Видеть лица своих детей и внуков, протирающих мой лоб тряпкой, смоченной в холодной воде. И лицо Лерии, а не Королевы.

– Лерии, которая призналась тебе там, на Аладайских озерах, что временами она исчезает и находит себя на другом конце планеты, не правда ли? Увидишь ли ты ее лицо за миг до того, как твое сердце перестанет биться? Будет ли она держать твою морщинистую, сухую ладонь?