Про то, как враг народов войну выигрывал
Причем нечто подобное никак не было той можно сказать единственной и решающей причиной невозмутимо стремительного продвижения гитлеровских войск прямиком в самую глубь страны.
И во главе угла тут, прежде всего, как раз и было именно то, что та отчаянно ретивая командно-административная система попросту уж гнала и гнала свой народ строго вперед и на запад.
Ну, а враг беспрестанно крошил все эти солдатские массы в самую мелкую труху, причем зачастую безо всяких больших своих людских потерь.
17
А между тем, какая бы мощная силища на нас сколь еще внезапно так не поперла, впрямь-то сходу скомкав все наши войска, а все равно свои полуобескровленные части можно было бы и несколько рассеять, спешно создав в тылу у безудержно прущего вперед противника чувствительно разящие врага столь многочисленные партизанские отряды.
У всякой армии обоз – это и есть его наиболее слабое место.
Да и вообще, гнать и гнать вперед и только вперед современные войска в случае внезапного вражеского нападения могла одна та пресловуто всенародная политическая система, что своих от чужих, если и была хоть как-либо в состоянии различить, то разве что на ощупь и где-то в самой непосредственной с собой более чем явной близости.
Поскольку буквально все для нее были вполне одинаково никак так явно уж совсем не свои…
Она более чем всеобъемлюще и безоглядно стремилась к одному тому самому беспримерному расширению всех своих и без того необъятно широких границ, как и до чего беззастенчивому перерождению всего этого мира под флагом именно что чисто своей весьма старательно перемалывающей людские кости штампованно аляповатой идеологии.
Ну, а с умом и честью защищать свои собственные государственные границы она абсолютно никак не в едином своем глазу никак уж попросту и не умела, да и вообще попросту никак того явно и не могла.
И было оно так, а не иначе, разве что чисто ведь только поскольку, что в ней еще как есть считай, изначально был слишком-то глубоко заложен хищнический инстинкт.
Ну а как раз потому и атаковать было единственно верным, с ее точки зрения, средством защиты от подлого агрессора, как есть сходу более чем внезапно посмевшего разом же посягнуть на вотчину единственно верного по всем своим «светлым» идеям марксизма.
18
А может, все-таки как-никак, а было бы вполне предостаточным всего-то навсего несколько ниточек магистралей, совсем не мешкая разом перерезать, мосты вовремя подорвать, и все – конец блицкригу?
Да только чего-либо подобное было бы явно так уж нисколько не по-советски.
Тут, понимаешь ли, даешь незамедлительное контрнаступление – и баста!
А между тем любые выступления войск куда-либо вперед и только вперед надо было осуществлять со всем тем достаточно зрелым, светлым умом и безо всяческой напрочь остекленевшей в глазах панической истерии.
То есть коли на самом деле явно уж следовало как есть действительно делать подобного рода донельзя поспешные вещи…
Да только все равно же более чем незамедлительно выполнять нечто подобное со всей ответственностью следовало весьма ведь безупречно так вдумчиво и рассудительно, а нисколько не безумствующе и безрассудно.
А, кроме того, кое-кому точно ведь надо было, в том числе и сколь стояще до чего крепко так загодя еще призадумываться о безумно злосчастной судьбе тех бессчетных войск, что были безо всякой нужды и пользы совсем вот напрасно загублены в результате прорыва обороны отнюдь никак неглупого противника!
В 1942 году именно при подобных трагических обстоятельствах и попал в плен генерал Власов.
Причем несмотря на то, что был этот человек всецело верным долгу сталинским выдвиженцем, да вот, однако все равно было бы несказанно лучше, кабы он и далее продолжил службу своей родине на той единственно верной ей стороне.
И уж чего тут не говори, а более чем бесспорные полководческие таланты генерала Власова могли бы принести стране до чего и впрямь-таки сколь еще значительную пользу.
Причем надо бы и то еще разом сходу учесть, что уж как тут не крути, а довольно-то многие другие сталинские соколы были по всем своим явным задаткам, на редкость, куда только хуже предателя родины Власова.
Ну а как раз именно потому и весь тот немалый вред, что был ими сколь навряд ли, вовсе уж бессознательно причинен на деле так своей родной отчизне, во сколько раз многократно превышал все то зло, что вполне преуспели на своем веку сотворить все офицеры РОА.
Серенькие мыслишки безнадежно тупых обогревателей высокопоставленных начальственных кресел черным дегтем мазали всякое подчас жизненно необходимое отступление, как и полностью до конца планомерно продуманное создание весьма четкой линии должной обороны.
А между тем как раз это на всякой современной войне и есть то наивысшее преступление супротив всех своих же бравых защитников.
Полное незнание истинных батальных реалий, пребывание в своем собственном мире идеологически верно выверенного угара…
Все это тогда вот и создавало крайне уж настороженно удушливую атмосферу более чем беспрестанного сивушно перегара всяческих сколь отчаянных наступлений на пятки врага.
Да только тот тем временем улепетывать восвояси вовсе-то и близко явно не собирался.
19
Тупо бежать куда-то резво вперед и в борьбе со страшной стихией совсем так никак и близко ведь явно не дело!
Ну а когда речь идет о враге разумном и вполне здравомыслящем, то уж тогда точно пиши, вот пропало!
Ну а как раз потому и перед тем, как той одной полностью до конца укомплектованной личным составом дивизии этакий суровый приказ до чего еще наспех, рубя с плеча отдавать…
Да и чего там, даже и самому отдельному боевому подразделению, прежде чем куда-либо на новые позиции давать же распоряжение весьма спешно так вперед выдвигаться…
А между тем так и патроны в белый свет как в копеечку совсем уж попусту тратить явно ведь солдату никак не полагается, а тут как-никак живые люди.
А как раз потому и надо бы вовсе-то, не скупясь на время, буквально-то все четко и взвешенно более чем досконально со всех сторон разом обдумать.
Мысленно взвесить все препятствия и преимущества, сопоставить топографию местности с расстановкой сил, причем как своих, да так и противника.
Ну а иначе из всего того могло выйти разве что одно пустое и почти бессмысленное разбазаривание, как техники, а впрочем, в том числе и, действительно вполне же храбрых духом людей.
И вот они, те как-никак лишь недавно весьма на редкость уж милостиво разрешенные к их публичному опубликованию меткие и хлесткие слова великого белорусского писателя Василя Быкова.
Его повесть «Карьер» более чем наглядно повествует о наиболее главной задаче всех тех до самой так невозможности безразмерно разбухших штабов – порождать одни лишь сущие горы в дальнейшем (в стратегическом плане) полностью бесполезной бумаги.
Василь Быков, «Карьер».
«– Да ну их, этих щелкоперов! – снова повысил голос Желудков. – Терпеть не могу. И на войне не терпел. За что их уважать?
Бывало, если какая операция намечается, сроки ведь ужатые, так эти штабы на бумаги все время и угробят. Месяц с бумажками возятся, графики чертят, перечерчивают, утверждают и согласовывают. Потом ниже спускают, опять чертят и согласовывают и так далее. А придет, наконец, к исполнителю, в полк или батальон, времени и не остается. Комбату некогда на местность взглянуть, где наступать будут, до атаки час светлого времени остается».
20
Причем это как раз из-за подобного рода невозмутимо заоблачных планов самое начало той войны великая страна и встретила во всеоружии до чего изначально же всецело бесплодной попытки чисто нахрапом вытеснить подлого врага именно туда, откуда он к нам более чем сходу разом пожаловал.
А между тем среди тех наиболее уж зрительно выпуклых последствий как раз-таки подобного рода безбожно простецкой тактики и стало то вовсе беспардонное вклинивание немецких войск в ту самую никак невообразимо чудовищную глубину разве что лишь доселе сугубо советской территории.
И надо бы тут и про то весьма скабрезно и желчно совсем так мимоходом вполне же заметить, а именно, что все те сколь еще грандиозные поражения неизменно оказывают САМЫЙ, тяжелейший психологический эффект.
Да и вообще смело наступать и прямо-то в лоб отчаянно атаковать, можно было лишь в том единственном случае, коли тебе и впрямь вот, про то как-никак уж хоть как-либо чисто еще заранее ведомо.
Причем именно как раз ведь о том чего это вообще такое день и ночь несусветно творится на вверенном тебе участке фронта.
Ну, а коль скоро сквозь мутную нетрезвость только и хватит у главнокомандующего его большого ума после наглого трезвона телефона встать во фрунт, да и послушно отрапортовать о том, что все, мол, давным-давно готово к тому давно уж долгожданному широчайшему наступлению…
И оно и впрямь до чего непременно вскоре начнется, и будут бессмысленно гибнуть люди, поскольку без тщательно выверенных на карте точек удара всякое наступление более чем незамедлительно превращается в самую простую свалку.
Причем картина всеобъемлющего хаоса сопровождала именно уж практически все большие наступления Красной армии.
А между тем всеми теми отчаянно бравыми кавалерскими наскоками можно было разве что только лишь сгоряча своему врагу вовсе вот невзначай, да и на скорую руку до чего, верно, во всем сколь ответственно сходу разом уж подсобить.
В самой великой спешке никак необдуманно затеянное, а заодно и выражающее одно лишь то на редкость залихватское желание, куда поскорее надрать бы уши наглому агрессору может подчас оказаться выгодным одному треклятому врагу, а особенно коли он свое дело во всем до конца верно же ведает.
21
А также этаким путем, кстати, совсем ведь недолго и свои собственные части морально во всем на редкость безнадежно ослабить и разложить, причем как-никак, а явно задолго до подхода живого противника.
Причем ничем иным, а как раз всем тем чисто идиотски тупым изматыванием своих войск еще по пути к фронту пешком, да и сущей той безостановочной бестолковщиной.
Ну а заодно вот, как и понятно, и сколь несусветно же зримой явной неразберихой…
То есть, те самые гражданские люди, что были лишь вчера до чего наспех так призваны в армию, уж совсем вовсе так незадачливо выйдя из своего родного двора…
Все они пока живы-здоровы, но заспаны они и ничего не поевшие толком, затасканные в дороге и сутолоке, а потому и бросать их сходу в бой – значило только-то лишь отдать их на заклание фрицам. Причем почти уж никого они при этом не убьют и ничего не остановят, а попросту даром полягут все, как один…
Но отчетность есть отчетность, а потому и все те новоприбывшие войска совершенно же незамедлительно и вправду на деле ведь следовало разом без всякого разбору бросать на затыкание прорех в весьма, надо сказать, чрезвычайно протяженной линии фронта.
А, кроме того, при советской системе многоглавого, а все-таки совершенно же при всем том, сколь бестолкового командования, понять, где свои, а где немцы, было порой очень так даже явно непросто.
А все, это чисто потому, что столь многое весьма отчаянно разом же полностью перемешивалось во времена всякого до сущего сумасбродства и впрямь сумасшедшего натиска чудовищно массивного, словно слон в посудной лавке, необычайно массового наступления.
Ну, а потому те же танки порою, куда поболее своих солдат давили, нежели чем тех еще истинно лютых врагов.
Ну а в самом начале войны тем более сущая разноголосица иступленных криков, раздающихся откуда-то исключительно издалека, до чего бесшабашно призывающих солдат умирать за родину, попросту подчас напрочь убивала в них саму веру в грядущую победу.
А между тем безо всякой в том тени сомнения, ум простого человека, он и близко никак абсолютно не развит, но то уж еще вовсе не значит, что он у него принципиально отсутствует совершенно так вообще.
И вот ведь всему тому в подтверждение слова, взятые из дневника деда автора Спиртуса Бориса Давидовича.
«Помню такой характерный эпизод. Мне позвонили из облвоенкомата и попросили выступить на вокзальной площади перед бойцами четвертой армии, которые отступали от румынской границы в сторону Донбасса, но отбились от своих частей и попали в Крым. «Только учтите, – сказали мне, – когда будете читать лекцию, что, по их мнению, у нас ничего не осталось, и война фактически уже кончилась». Когда я увидел эту толпу небритых людей в потрепанных шинелях без поясов, то разозлился и стал говорить с большим подъемом, стараясь воздействовать на их души. Я доказывал им, что война только начинается, наши силы неисчислимы, и победа будет за нами. Сам был поражен, как эти люди преображались у меня на глазах. Я понял, что, несмотря на тяжелое положение, на пережитые беды, они способны творить чудеса, если их воодушевить и умело ими руководить. Когда кончилось мое выступление, они дружно прокричали «Ура!» и стали задавать мне вопросы. Один из них задал два каверзных вопроса.
1-й вопрос: «Почему мы все время отступаем, не принимая боя? Только займем новые позиции, начинаем окапываться, как получаем приказ отходить дальше».
2-й вопрос: «Почему мы не видим ни одного командира больше, чем с кубиками? Старшее начальство уезжает, оставляя нас на произвол судьбы».
22
А между тем все эти довольно частые передислокации происходили только лишь потому, что умные командиры прекрасно понимали, что пользы от подобного рода позиций будет, ну явно уж попросту ни на грош.
Ведь если враг уже где-то далеко сзади, его попросту незачем тут далее сдерживать, так только в окружение или, чего доброго, еще похуже, к фрицам в плен буквально так сразу же попадешь.
Ну а всего хуже будет ходить безо всякой нужды вперед – в атаку!
Да и вообще, когда то самое сколь еще безотлагательно спешное наступление всею именно что своею кровью до чего разом сходу захлебывается…
Ну а также и безо всякого промедления затем уж и превращается в тот самый бешеный панический драп…
И главное, при той на редкость злосчастной советской системе командования самыми первыми незамедлительно драпают именно те сурово насупленные отцы-командиры…
Причем как оно само собой разом понятно, в конечном итоге, при подобном ходе всех дел армию ранее пуль лютых врагов всенепременно как есть, запросто настигает именно то сугубо, как есть безнадежно так внутреннее «ржавое» разложение.
Ну, а заняли бы наши войска в том ныне далеком 1941 году, именно ту чисто логически из всей же общей обстановки само собой тогда вытекающую оборонительную позицию…
То есть, коли бы они хоть как-то еще уж вполне обошлись совсем безо всяческих заранее обреченных на самое неминуемое поражение отчаянно осатанелых контрнаступлений…
Нет тогда вот авось и за два более легких года пятилетний план по разгрому фашистской Германии обязательно так с честью бы разом и выполнили…
Да только по тому до чего чудовищно адскому плану всех тех, на редкость яростно днем и ночью бездумно бдящих очей непримиримо бескомпромиссной коммунистической партии всему тому ведению войны попросту и впрямь должно было происходить разве что с боем, как и немыслимо показным отчаянным рвением.
23
А между тем в том самом случае, коли бы наши части всеми теми своими стройными рядами со всей поспешностью в самом-то начале войны разом-то отступили, то, вот он вопрос так вопрос, уж, сколько именно народу в немецкий плен безо всякого боя и близко так никак тогда бы вовсе-то не попало…
Да и впрямь, словно мышь в темный мешок, а самоотверженно продолжили бы те бойцы воевать и бить фрица…
Причем всему тому вполне должно было осуществляться в том числе и совсем безо всяческой грозной же тени всего того немыслимо чванливого сумасбродства.
Ну а из всего того далеко не всегда внятного говора нестройной толпы безликих лизоблюдов, что были и впрямь на деле близки к трону усатого ирода коли вообще, и можно было чего-либо разобрать так это ведь только то одно.
А именно сколь беспрестанно лились и лились из ставки верховного Главнокомандующего те самые до чего люто же бешеные дифирамбы всяческой той чисто наступательной истерии.
И уж понятное дело, что так и находясь в состоянии бодрой и свежей приподнятости духа, большевистские воители попросту чисто по-иезуитски злокозненно, и чеканили шаг самой незамедлительной смерти весьма многих своих собственных войск, направляя их тупо вперед и вперед на чистый убой…
Причем тем как есть наиболее главным для них было разве что именно то, чтобы их воины подлого врага считай, что попросту так совсем никуда и на пушечный выстрел нисколько не пропустили.
Ну, а сами те чьи-то чрезвычайно же мелко суетливые жизни были при этом разве что более чем беззастенчиво вычеркнуты из всякой сметы, да и вообще те люди оказались исключительно так сметливо, чисто так еще заранее сняты со всякого воинского довольствия.
И главное – всем тем безалаберно напрасным шапкозакидательским демаршем сгубили тогда до чего только скольких донельзя так основательно (до всякой еще войны) хорошо же обученных бойцов, ну а смена им пришла и близко нисколько так явно не та…
Не в смысле хоть сколько-то общечеловеческом, а разве что в смысле той чисто вот изначальной своей воинской подготовки, как и вполне полноценного и на редкость правильного и разумного понимания всяческих более чем «разнокалиберных» свойств всей той нынешней современной войны…
В условиях теперешнего ныне попросту уж считай, что всеобъемлюще техногенного фактора будет и близко никак вовсе ведь недостаточно одного уж наличия в душе солдата яркой искры личной храбрости…
Нет, нужны были еще и знания, и опыт, где, чего и как может вдруг выдать залп и этаким макаром разом в щепы разнести чью-либо сколь нахраписто тупую пролетарскую самонадеянность…
Кадровиков, их и без того свои бдительные чекисты частенько приструнивали, а то и до чего основательно весьма так «заботливо» по-хозяйски постреливали за все то, надо бы прямо сказать, исключительно вредное умничанье, более чем запросто ими сходу переименованное в самое явное малодушие и трусость…
24
Да и тот навеки легендарно «отеческий» приказ «ни шагу назад» был не только ведь весьма незамысловато жесток.
Ну уж нет в том числе и был он к тому же и слепо преступен, а как раз потому и суждено было ему некогда и впрямь-то внести в быт отступающих частей самый явный элемент, вмиг иссушающей душу трусости.
Сзади, как оказывается, тоже был вовсе не тыл, а смерть или, в лучшем случае, отсроченная смерть – штрафбат.
Отступавших там никак не жаловали – считали чуть ли не за тех же предателей…
Ну а судьи-то кто?
Да уж, собственно, говоря, именно те, кто в том самом никак не расплывчатом виде, чисто наспех определив должные параметры наиболее основной и главной цели своей суровой борьбы, всею душою стояли за безупречно верное сохранение основ в точно том виде существующего общественного строя.
А именно потому, огнедышаще дыша солдатским массам прямо в затылок, истово верные своему бравому делу «защитники социализма» очень ведь страстно любили, чеканя при этом каждый свой слог свирепо пыхтя столь проникновенно читать мораль тем, кто за мелкие и большие грехи был спешно снят с переднего края.
И они до чего еще веско старались всеми силами оправдать доверие коммунистической партии, пославшей как раз-таки их на это ратное поприще, а не кого-нибудь для того и близко совсем уж вовсе-то не подходящего другого.
А партия та после достаточно частых и весьма тщательных чисток и впрямь отныне была беззаветно так всею душой всячески предана делу Ленина под необычайно доблестным и чутким руководством товарища Сталина.
Ну а именно под его исключительно строгим и праведным руководством и рушилось разом уж все и вся.
Однако вот как-никак, а тем на редкость доблестным мастерам кулачного боя (в тихом тылу) со всем своим народом воевать, всегда было явно сподручнее, как и во всем более чем чрезвычайно привычнее.
И уж никак не иначе, а только в этом и были они ведь на редкость басовито деловиты, а также и крайне вопиюще сноровисты…
К тому же, как раз посредством данной хлебной и сытой должности и от того всепоглощающе адового пекла будет довольно-то разом вполне как-никак вовсе далече – небось, немец не искалечит, не испепелит, не изжарит…
25
А как раз-таки потому ловить и расстреливать трусов и паникеров и стало самым ведь бравым делом для всякого рода заплечных дел бравых моралистов…
И это никто иной, а именно они и заняли позицию тех сколь отчаянных радетелей и заступников за весь тот от века им и впрямь самый родимый же край.
Ну а в свете всего того, до чего грозно начали они сражаться совсем недвусмысленно смертоносными резолюциями буквально за каждый сантиметр советской земли.
А потому и указ Сталина «НИ ШАГУ НАЗАД» был, собственно, так весьма лаконичным призывом лечь же костьми на пути врага, а не всеми силами победить его в ратном бою…
И данный беспрецедентно же преступный в истории всех войн приказ начали применять к действию с того самого августа 1941-го года, и вся разница, что тогда его, официально повсюду вывешенного в войсках, нигде еще нисколько совсем не наблюдалось.
Однако во всех инструкциях для армейского начальства данный приказ был вполне надежно оформлен в те самые безапелляционные, и совершенно не терпящие никаких возражений рамки ничем не сгибаемой воли величайшего вождя.
Ну и понятное дело, что было то начальство с этим лозунгом более чем досконально так до конца разом ведь верно же ознакомлено.
И вот ниже всему тому разом и будет сколь еще достойно так приведен именно тот изумительно яркий пример из книги военного корреспондента «Красной Звезды» Василия Гроссмана «Жизнь и судьба».
«Знаете приказ: «Ни шагу назад»? Вот молотит немец по сотням людей, а стоит отвести их за обратный скат высоты, и люди будут в безопасности, и тактического проигрыша никакого, и техника сохранится. Но вот есть приказ: «Ни шагу назад», – и держат под огнем, и губят технику, губят людей.
– Вот-вот, совершенно верно, – сказал Бова, – в сорок первом году двух полковников к нам в армию из Москвы прислали проверить этот самый приказ «Ни шагу назад». А машины у них не было, а мы за трое суток от Гомеля на двести километров драпанули. Я полковников взял к себе в полуторку, чтобы их немцы не захватили, а они трясутся в кузове и меня просят: «Дайте нам материалы по внедрению приказа „«Ни шагу назад“… »… Отчетность, ничего не поделаешь».
26
Отчетность во всем, подотчетность и явное чисто уж вприсядку так и заискивающее перед всяким высоким начальством мучительно вкрадчивое и низкопоклонное очковтирательство…
И наиболее главным тут было как раз-таки то, чтобы все значится, только лишь и пошло по некоему единому плану и буквально без всяческих излишних задержек.
Ну и скольких человеческих жизней те бумажки, где-то в той крайне далекой же тыловой тиши бездумно и многослойно составленные, нашей некогда всецело общей отчизне… на самом-то деле, вполне еще некогда стоили?
Бумажные планы били по рядам наших солдат, куда и впрямь до чего похлеще вражеских пуль.
И как это вообще нечто подобное на деле могло ведь восприниматься многомиллионными массами в серых шинелях?
А простой солдат между тем и близко никак не дурак, а потому и дело ясное – все-то он себе на ус враз мотает, и, кстати, более чем закономерные выводы он уж, поверьте, вполне еще сделать на самом так деле всенепременно сумеет.
27
И сколь, и впрямь тогда более чем уж естественно, что тот чисто повседневно им наблюдаемый дикий кавардак поначалу действует на него крайне угнетающе, ну а затем весьма вот беззастенчиво разлагающе!
Кавардака никакого не было, все о нем праздные разговоры – сущие происки ярых врагов развитого социализма?!
Да только вовсе-то что есть силы уж надо бы прямо ведь так и сказать всякому тому слащавому вранью твердое нет!
Поскольку грехи самой обыденной большевистской действительности во время войны обострились, считай именно что вдесятеро.
Причем вся та паническая истерия и дикий хаос, и сущая разноголосица мнений были некогда как раз именно таковы, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
И вот он всему тому, до чего яркий и наглядный пример из рассказа Владимира Тендрякова «Донна Анна».
«Это было началом нашего отступления. До Волги, до Сталинграда…
Я видел переправу через Дон: горящие под берегом автомашины, занесенные приклады, оскаленные небритые физиономии, ожесточенный мат, выстрелы, падающие в мутную воду трупы и раненые, лежащие на носилках, забытые всеми, никого не зовущие, не стонущие, обреченно молчаливые. Раненые люди молчали, а раненые лошади кричали жуткими, истеричными, почти женскими голосами.
