Бывшие

– Обязан это делать, – он с некоторым облегчением вздыхает, – вы же теперь не пациент клиники для душевно нестабильных людей. И вы пришли сюда по своей доброй воле.

Точно. Теперь я – среднестатистическая девушка, которая может распоряжаться своими мыслями, силами и финансами без оглядки на врачей и опекунов. Внешне весьма милая особа с прекрасным будущим и ужасным прошлым. И его уточнения не только формальность. Доктор Хоуп дает мне последний шанс подумать над тем, а справлюсь ли я потом? Но мне необходима помощь, иначе бы я не пришла сюда. И сходила бы с ума в одиночку. А мне этого так не хотелось. Я жить хотела, а не бояться всего на свете.

– Хорошо, – отвечаю ему после некоторого молчания.

– Кристина, вы уверены? Мы затронем время и в период больницы, и в период вашей жизни с вашими родителями. И я не гарантирую, что разговоры на эти темы будут безболезненны. – Он дожидается моего повторного кивка. – Что ж, тогда нам стоит немного сменить формат нашего общения. Вы согласны на это?

– Да. И, пожалуйста, давай перейдем на «ты».

Краем уха улавливаю щелчок диктофона. Ничего удивительного. Каждый мой предыдущий сеанс всегда записывался в аудио формате. А когда я лежала в больнице, то и вовсе снимался на камеру. Говорят, это потом помогает врачам ковыряться в твоих мозгах при помощи твоих же жестов, мимики, интонации. Не страшно, пережить это можно.

– Сеанс ведет доктор Джон Хоуп, – мужчина склоняется ближе к столику с диктофоном, – среда, пятнадцатое августа, две тысячи девятнадцатый год. Пациент – Кристина Энн Берроу, двадцать семь лет…

Далее следует стандартная информация, которую спрашивают при заполнении бланков. Правда, с небольшим лирическим отступлением в виде моей предыдущей истории болезни.

– Кристина, давай вернемся в последний год твоей жизни с родителями. Ведь именно тогда у тебя случилось нечто, что переменило твою жизнь? – Тон доктора становится мягче, будто он стал моей лучшей подружкой, с которой можно как следует посекретничать. – Опиши его. Каким был этот год?

– Чудесным. – Вновь прикрываю глаза и позволяю себе вернуться в прошлое…

Глава 2 «Тогда»

Я – маленький ребенок.

Вот как назвала бы меня сейчас мама, если бы увидела как я ловлю ртом снежинки, которые спускались с неба. При этом она бы обязательно дергала цепочку с медальоном на шее и постоянно касалась бы своих уложенных волос. Это первые признаки того, что она безбожно нервничает и злится. Неудивительно, ведь вечно элегантная и достопочтенная Лили Берроу больше всего на свете расстраивалась, когда что-то шло не по ее сценарию. И, конечно же, в большинстве случаев виновницей маминого подавленного настроения и вымотанных нервов была именно я. К ее огромному сожалению, я абсолютно не желала вливаться в круг заносчивых бизнесменов с их вышколенными женами и такими же детьми. Меня воротило с самого детства от жеманных разговоров, которыми они обменивались на каждой встрече в честь какого-нибудь праздника. Хромой, косой, больной, но ты должен приехать, иначе очередная аристократическая задница затаит на тебя обиду, а затем начнет распускать о тебе сплетни.

При виде пухлых и откормленных детей, которым не мешало бы поменьше жрать черной икры, хотелось скрыться. От неприкрытого превосходства в каждой реплике, хотелось блевать.

Посмотрите на моего Роджера. Ах! Вы видите, вы видите, как он ест золотой ложечкой? Он сам ее выбрал! Метался бедный пупсик между платиной и золотом. Еле уговорили, чтобы оно было белое, а не простое, которое доступно плебеям из низших рангов.

Ох, а вы заметили какие кудряшки у моей Маргарет? Да-да, они отросли до ее чудесного второго подбородочка! Вы ведь в курсе, что пышечки снова в моде? Не то, что эти анорексички… Кстати, вы видели дочь Куперов? Вот где эта болезнь процветает полным ходом. Да, это информация из проверенных источников. Хвала всевышнему, что нас эта беда обошла стороной и наша Маргарет растет такой красавицей!

Это чудесно, дорогая! Я тут подумала, что наши дети были бы в будущем чудесной парой. Может быть, нам породниться?

Превосходная идея!

Я смотрела на этих вышеупомянутых детей и мне было жаль их. Никому бы не пожелала такого брака, который построен на меркантильности людей, желающих «продать» свое дитя подороже. Хотя мои родители были несколько иных взглядов, я все же прилагала максимум усилий, чтобы ни у кого в жизни не возникло желания обрести невестку в моем лице. Я была оторвой в школе, моя черная слава будоражила наш элитный сектор да так, что некоторые улыбались моему отцу в лицо, но за спиной перекрещивались и молились, чтобы их сыновья не смотрели в мою сторону. Папа посмеивался с этого, мама же наоборот каждый раз устраивала истерику с глотанием антидепрессантов. Она не скрывала того, что все мечты и надежды по воспитанию ее второй копии превратились в прах.

Лили всегда сначала думала о чужих людях, а потом уже о семье. И, видимо поэтому, наши отношения трудно назвать теплыми и крепкими. У меня была красивая мама, звезда благотворительности и член всех движений, которые проходили в этом городе. Она была занята чем угодно, что поднимало рейтинг семьи в глазах других, но никак не мной или отцом. Мы были просто красивой картинкой, о которой не судачил только ленивый. Была ли я расстроена? Немного. Волновало ли меня это? Средне. Хотела ли я, чтобы у меня была другая мать? Не уверена. Да и по факту я была полностью отцовской дочкой. Охота, машины, бейсбол – малая часть того, что меня интересовало вместо кукол и платьев.

– В тебе настоящий кремень, я чувствую это. – Говорил каждый раз отец, закуривая крепкую сигару и отпивая янтарную жидкость из бокала. – Ты вырастешь личностью, которую будут слышать и слушать.

В те моменты я сидела в мягком кожаном кресле с таким же бокалом, но в нем плескался яблочный сок. И чувствовала себя на равных с папой. Я не хотела рюшей и детей, не хотела бриллиантов. Я хотела быть таким, как он. Властной, сильной и волевой.

Именно отец первым поддержал мое решение уехать в другой штат, когда пришло время выбирать университет. В отличии от матери, он с арктическим спокойствием помог мне делать первые шаги в этом взрослом мире. И я была благодарна ему и за это, и за то, что не давил на меня стереотипами о будущем.

– Живи дочка, твори, учись чувствовать себя и людей. – Говорил он мне перед отъездом. – Пока мы живы, ты можешь себе это позволить. Не забивай себе голову вопросами о семейном бизнесе, ты к нему еще не готова. Я не хочу нагружать тебя тем, что тебе пока не интересно.

– Пап… ты такой…– не выдерживаю и бросаюсь ему на шею. – Существуют ли еще такие люди на земле, как ты?

– Это вряд ли. – Слышу усмешку в его голосе. – Но не переживай, ты найдешь себе в мужья человека, который будет лучше меня.

– Мне кажется, это невозможно. – Отлипаю от родителя.

– В нашем мире нет ничего невозможного, Кристи. – Ласково ответил он мне, сокращая мое имя. – Те, кто говорит о невозможном просто нихера не делают в жизни. Сидят на своих задницах и ждут чуда, которое вряд ли произойдет, если не стучаться в каждую дверь. Все в твоих руках, дочка, постоянно помни об этом.

Я и помнила. Этот совет прочно укрепился в моем сознании и благодаря этому, успехи в университете были колоссальными. Некоторые вершины давались мне легко, некоторые приходилось штурмовать по несколько раз, но я достигала всего задуманного. И не ради того, чтобы меня хвалили. Мне просто нравилось это и все. А в девятнадцать во мне внезапно проснулась девочка, которой захотелось танцев. Странное желание, но оно одолевало меня до тех пор, пока я не решилась и переступила порог студии танцев. Вот здесь я столкнулась с тем, что одного умения чувствовать ритм ничтожно мало. Пластика была нуле, я походила на бревно, которое раскачивалось при звуках музыки. Но разве это меня остановило? Я ночевала в студии, оттачивая навыки. Я стирала ноги в кровь и не могла подняться на следующее утро. И лишь благодаря своему упорству, постепенно выходила на нужный мне уровень. Вскоре танцы стали моей отдушиной, где я с головой уходила в движения и забывала обо всем. Это была моя первая страсть в жизни, которую я проживала ежедневно и которая отвечала мне взаимностью.

Но это всего лишь воспоминания, прошлое. Сейчас мне уже двадцать, за спиной множество побед в конкурсах и весьма убедительные достижения в сфере обучения. Вроде бы уже взрослая девушка, которая приехала на рождественские каникулы к родителям. Но в момент, когда я вышла из такси, посыпал снег и, не удержавшись, я высунула язык, ловя снежинки. Дурачество, детство, которое никогда меня не покидало. Захотелось плюнуть на подготовку к официальному ежегодному ужину, которую мама устраивала с помпезностью, смеющей посоперничать с королевским дворцом. До безумия хотелось лепить снеговика, дурачиться в сугробах и делать снежного ангела, не заботясь о том, что подумают о тебе люди вокруг. Но окрик мамы с крыльца мгновенно портит все настроение:

– Кристина!

Оборачиваюсь на ее зов и вижу, как она кутается в свой полушубок. Да и вся она выглядит так, будто только что из салона красоты. А на часах, на секундочку, лишь восьмой час утра. И, да, она уже чем-то недовольна.

– Мам, привет, – стряхиваю налипший снег с шапки. – Что с лицом? Индейку не привезли или лобстеры протухли? Или тебя раздражает снег в декабре?

– Ты снова выглядишь так… – без приветствия бросает она в мою сторону и придерживает дверь, когда я вхожу в дом. – Словно одеваешься в каком-то дешевом бутике. Что это на тебе?

– Это, мама, называют пуховиком. И, поверь, в нем зимой намного удобней, чем в твоей шубе из облезшей норки.

– Она не облезшая! Она из новой коллекции этого года! – Мигом срывается она и бережно проводит рукой по куску ткани с шерстью. Да она на меня так не смотрела с любовью, как смотрит на свою одежду. – Я тебе всегда говорила и буду говорить, что выглядеть надо презентабельно. Особенно, когда возвращаешься домой. Что подумают люди, когда увидят тебя в этом образе? Что наша дочь бомжует?

– Может, им вообще наплевать? – кривлюсь. – Ты создаешь большую шумиху из-за такого пустяка. Да и не вижу я разницы между местом, где я живу и этим домом. Небо одно и то же, деревья такие же. Не поверишь, даже здания построены по одному проекту. Не вижу смысла выряжаться в связи со сменой города.

– Если это сарказм, то он сейчас не уместен, юная леди. – Холодно звучит ее голос.

– Тогда я могу закрыть свой ротик и пойти к отцу, я же тебе все равно нужна только в виде красивого дополнения к украшению комнаты.– Спокойно отвечаю ей, не смотря на то, что мама меня уже начинает выводить из себя.

– Он сейчас занят,– она даже не опровергает мои слова, – у него деловое совещание с партнером. Лучше поднимись наверх и приведи себя в порядок.

– О, боги, мама! – все-таки доводит она меня до кипения. – Сейчас восемь двадцать три, до твоего гребанного ужина еще десять часов и я не собираюсь превращаться в нарядную куклу до этого времени.

– Непостижимо! – Ахает мать. – Как ты смеешь?!

– Что за шум, а драки нет? – Слышится из дальнего коридора, ведущего в отцовский кабинет.

– Папуля!– бросаюсь навстречу голосу, но налетаю на чужака.

Так получается, что по инерции я все же заканчиваю маневр и теперь стою, прилипнув к груди незнакомого мужчины. От него странно и как-то совсем по-новогоднему пахнет корицей. А синие глаза в обрамлении черных, как смоль ресниц, смотрят вроде бы на меня, а заглядывают куда-то дальше. В душу мою что ли. Потому что я не чувствую своих ног и сбивается дыхание. А когда он аккуратно ловит меня под руки, то вообще забываюсь от внезапно нахлынувшего мандража.

– Простите, – севшим голосом обращаюсь к нему и все же делаю шаг в сторону, разрывая эти странные объятия.

– Ничего страшного, – усмешка отображается на его тонких губах. – Трэвис, когда ты говорил, что у тебя есть крошка – дочь, то я представлял себе маленькое чудо, но никак не невесту.

– Ну, она навсегда такой будет в моих глазах, так что я не лгал, – смеется папа и распахивает свои объятия, куда я тут же стремлюсь попасть. И там же надеюсь укрыться от пробирающего до мурашек взгляда синих глаз напротив. – Кристи, познакомься с моим партнером по бизнесу. Кайл Бэкк.

– Очень приятно, – он ограничивается лишь кивком головы и прячет руки в карманы. – Кристи.

– Кристина, – автоматически поправляю его. Не люблю, когда сокращенным именем пользуются незнакомые люди. Оно только для папы и близких друзей из кампуса. И точка.