Граница нормальности
Я поднялся на второй этаж, сходил в туалет, умылся и лёг спать.
***
Разбудил меня звон разбитого стекла, затем —
БАХ!
– выстрел, крики. Я скатился с кровати, и боком, как в фильмах, подошёл к окну.
– Вылезай, тварь! – какой-то знакомый, жестокий и резкий голос. – Ребята, сюда, здесь подвал у них ещё! Руслик, смотри на мансарде! Гляди в оба! – и выругался нецензурно.
Мансарда – это здесь.
Как только я это осознал, в дверь бухнули.
Естественно, незаперто.
В сером проёме стоял давешний охотник, Руслан, с ружьем, близоруко вглядывающийся в комнату. Фонарь на его лбу слепил глаза синим светом.
– Э, есть кто? – сказал он.
Голос его заметно вибрировал.
Я не шевелился, я замер, я растворился в дереве в стене, стал прозрачным, стал невидимым…
Не вышло.
Мы встретились взглядами, и я понял, что сейчас он меня пристрелит. Он ни хрена не видит, он с ума сошёл от страха, для него каждое движение – враг.
Так и есть – вздёрнул ствол. Я даже зажмуриться не успел. Что-то громко треснуло. Потолок замерцал, стало светлее. Руслан остервенело давил на курок, глядя сквозь мои зрачки.
Выстрела не было.
Боковым зрением я заметил движение.
Окно открылось, и на подоконник мягко приземлился Василий. Как орёл приземлился. С лёгким шумом невидимых крыльев. Был он в пижаме и тапках.
– Руслан, – позвал он спокойно и даже немного лениво. – Русланчик, очнись. Русль, ты что творишь-то, Руслан?
Руслан, кажется, очнулся.
– Чё, а? Чё творится-то, а? Мы на чё подписались-то, а? Я на такое не подписывался, чё, а?
– Подписывался-подписывался, – сказал Василий. – Ты и Серёга твой. С Николаичем во главе. Кого ещё вы притащили?
– Я не хотел, чё! Я не знал же, ну! Ну не надо, а? Ва… Вася, ну не надо, а?
– Что не надо? – ласково спросил Василий.
– Не, ну чё, а? Я не буду больше, а? Мы же не зла, чё! А?
– Не со зла, – согласился Василий. – За деньги.
– Не, ну а чё, я ж не знал, а? Вася, не надо, а? Паша, скажи, не надо, а? У меня жена, дети.
– Знаю, знаю, – сказал Василий. – А ну ляг, поспи.
– Аха, – сказал Руслан. Лёг прямо на пол и уснул. Точно говорю – уснул. Только быстро и сразу, будто пленку ускоренно промотали.
Василий посмотрел на меня печально.
– Ну вот что с ними будешь делать? Второй раз за год уже. Соседи называются. А завтра продукты принесут. От сглаза и порчи попросят избавить. Вылечить.
Я не понимал. Или понимал, но не совсем.
– Он что – ваш сосед?
– Да нет, – досадливо сказал Василий. – Это-то ваши, городские. Соседи мои их нанимают. Как ковбоев в фильме этом, как его? «Семь ковбоев»? Или как там.
– «Великолепная семёрка», – машинально ответил я.
Во дворе раздались выстрелы. Один, другой, третий.
Мария.
Василий перевалился через подоконник и исчез. Я выглянул вслед за ним, осторожно.
Во дворе вяло корчились трое мужчин, ярко освещённые месяцем. Мария стояла, неловко, но крепко держа ружьё в вытянутых руках, ствол был направлен в небо, и с выражением отвращения на лице нажимала на курок. Курок щёлкал, ствол дымился.
– Не знаю я, как они разряжаются, – капризно сказала она. – Давайте спать все.
***
– Мы с Машей жили в городе, – говорил Василий, небрежно держась за руль. Джип шёл мягко, и совершенно не верилось, что мы едем по почти таёжным ухабам. – Я в фирме оконной работал, а она преподавала и репетиторствовала. Квартиру в центре снимали, хаты там убитые в ноль. И той зимой дубак у нас дома был страшный. Маша полезла греться в ванную, включила обогреватель, поставила его повыше, ну и уронила в воду.
Я молчал. Что тут скажешь.
– Ток пошёл, конечно, – буднично продолжил Василий. – Автомат вырубило, темень, дым… Черт знает, что я подумал, побежал в ванную, начал вытаскивать, а тут сосед, урод… Выскочил на площадку и врубил обратно. Футбол он смотрел, пропустить гол боялся… Ну её ещё раз шарахнуло. Думал, всё. Нет, в скорой очнулась, начались судороги, рвота… Три дня на уколах. Как очнётся, начинается. А потом случилась авария на ТЭЦ-1 – помнишь? Ну полгорода когда минут двадцать без света сидели, и скорая, и роддома, все. По российским новостям несколько дней показывали, как её восстанавливают – не Машу, конечно, а ТЭЦ эту. А Маше сразу легче стало. Она натурально подскочила, оделась, веселая такая, как ни в чем ни бывало, и давай помогать врачам, там суматоха была порядочная. А как свет дали, тут её обратно и скрутило. Ну я и догадался. Подхватил её на руки, в машину и в деревню к бабушке. А потом потихоньку вот тут дом и построили. Она рисовать начала, рисунки поперли. Я свою работу забросил, чего там – копейки получал, монтажничал.
– Значит, у вас в доме ничего электрического нет? – медленно спросил я.
– Ничего, – подтвердил Василий. – Потолок сам светиться начал, когда надо. Печку я по книжке сложил, да так удачно получилось, что иногда и другим людям кладу теперь. Дрова нам привозят.
– Эти… паломники? – догадался я.
– Неее, – засмеялся Василий. – От этих толку мало. Они типа учиться пришли, а от фонарика с мобилой избавиться не могут. Положат под куст и сидят неподалёку, сторожат, чтоб не увели. Хотя один вроде пожил у нас с неделю, но не выдержал. Такие вот паломники.
– Может, он медведей испугался? – сказал я.
– Да к нам только один и ходит, и то редко, – сказал Василий. – Из медведей. И это она, медведица. Молодая и тупая как пробка, скажу я тебе, постоянно чего-нибудь себе прищемит или занозит. Косуля ещё бывает, ну и по мелочи всякие твари – я уж и не упомню.
– Соседи, значит, вас боятся, но помогают.
– Видимо, так, – сказал Василий. – Но если б не помогали, мы бы не пропали. Первый год мы так и жили, ни от кого помощи не просили, больше сами помогали. А сейчас мы вообще ничего не делаем, они всё приносят. Продукты, починить что там, покрасить.
– И охотников нанимают, – произнёс я. – С лицензией.
– И охотников с лицензией, – согласился он и замолчал.
Руслана, Николаича, Серёгу и ещё пару незнакомых мне мужиков повязали местные жители прямо на рассвете – и к слову сказать, никогда я не видел таких откровенно ссущихся от страха и красных от стыда людей. Я не знаю, что сделали Маша и Василий с Николаичем и прочими, но были те как будто с тяжелейшего похмелья, и, насколько я понял – они ничего не помнили. Соседи увезли их на подводе, перед этим долго-предолго упрашивали Василия, «чтоб хозяйка не серчала», и что они сдадут охотников «прямо в прокуратуру». Василий пожимал плечами – ему и Маше было всё равно. Ружья их он разобрал и бросил в отхожую яму.
Приехали.
Я выбрался из машины, бросил сумку на землю, потянулся. На пыльной скамейке, обозначавшей остановку, никого не было.
Василий постоял немного, затем сказал:
– Автобус идёт. Ну я поеду, дела у меня. Давай.
Он крепко, увесисто пожал мою руку, взобрался в джип и уехал. Я смотрел вслед, на дорогу со столбами пыли, на лес рядом и на синее небо в облаках, но видел лишь, как красивая женщина с распущенными светящимися волосами читает книжку, свернувшись калачиком в воздухе, и тихо-тихо улыбается.
Дружба как способ продления жизни
Он наткнулся на станцию совершенно случайно. Увидел грязно-белый купол, и даже подумать ничего не успел. Инстинкт, обостренный сутками одиночества, бросил его на землю. В следующий миг по спине застучали падающие комья грунта и скальных пород. Кто-то садил по нему из машинки на два класса выше, чем его собственный карабин системы Шутько калибра 5.45, под патрон для стрельбы в бескислородных средах.
И тогда человек отполз подальше, за один из валунов, в изобилии тут имевшихся. Ползти было очень неловко – скафандр плохо приспособлен для такого способа перемещения, но он всё-таки уполз за валун, там лёг на бок и стал думать. Он с удовольствием лёг бы на спину, но скафандр опять-таки делал такую позу очень неудобной.
Прежде всего, он постарался вспомнить, говорилось ли что-нибудь во флотских лоциях о станциях в этой системе. Напрасный труд: ничего не вспоминалось. Станция к тому же могла быть частная, и, следовательно, во флотских лоциях могла быть и не указана. Нарушение закона, к слову.
Впрочем, поразмыслив, человек признал, что никакого значения это не имеет. Вряд ли на этой планете есть ещё одна станция. Во всяком случае, на расстоянии, которое он мог бы пройти. Значит, сказал он себе строго, это твой единственный шанс. Кислорода у тебя ещё на час. Это если датчик не врёт. Так что до маяка ты всё равно не дошёл бы. Теперь уже можно себе признаться: решение идти к маяку – это было трепыханье лягушки в ведре с водой.
Предположим, это флотская станция. Нет, лучше предположим худшее. Человек безрадостно усмехнулся этому «лучше». Допустим, она чужая. Что нам это даёт? Ровно ничего. На чужую станцию с таким оружием мне никак не пробиться.
Пикнул датчик кислорода. Сорок пять минут. Теперь он, проклятый, будет пикать через каждые пять минут.
А если она частная? Он секунду обдумывал это предположение, затем отбросил его как совершенно неправдоподобное. Слишком весомый аргумент имелся против этой версии. Частные станции не имеют такого вооружения.
Как правило. Поскольку это тоже нарушение.
Человек нащупал ртом мягкую трубочку термоса, и сделал аккуратный глоток. Тут ему пришло в голову, что экономить, собственно, не имеет смысла, и он сделал ещё несколько глотков.
Напившись, он стал думать дальше.
Остаётся рассмотреть вариант с флотской станцией. Тут тоже шансов не густо. Если на станции есть люди, то можно попробовать с ними договориться. Если станцию охраняет робот-сторож, тогда ситуация почти безнадёжна. Снова громыхнуло, и посыпались осколки.
Что ж такое может так громыхать? Наверняка палит бластерная батарея. Откуда грохот?
Ладно, сказал он себе, подумаю над этой очень важной проблемой на досуге. А сейчас надо обеспечить себе этот самый досуг.
Значит, единственная возможность – это если станция наша. Значит, надо будет поднять руки, встать и вступить в переговоры. И если станция наша, может быть, я сумею их убедить в том, что я свой. А если нет… что ж, значит, я умру быстро и без мучений.
Он ещё раз прокрутил свои размышления. Всё было правильно, всё было логично, но вставать отчаянно не хотелось.
Снова пикнуло. Это его подстегнуло – человек торопливо включил внешний динамик. И тут пикнуло два раза. И в другой тональности. Ещё и аккумулятор садится. Не должен, а садится.
– Эй! На станции! Вооруженные силы Земли! Мой номер ноль шестьдесят девять восемьсот три два ноля пять!
***
Через десять минут, время он знал точно – пикнуло два раза, ему пришлось признать, что переговоры вести бесполезно. На станции был робот. И этот робот с тупым упорством механического идиота требовал назвать пароль.
Вот и сейчас он трубно орал на всю округу:
– Предупреждаю! Согласно уставу караульной службы вооруженных сил Земной федерации вы должны назвать пароль! В случае, если вы не назовёте пароль по требованию, при попытке приблизится к охраняемому объекту вы будете обстреляны без предупреждения! Предупреждаю…
Сволочь, думал он бессильно. Через полчаса я буду корчиться от удушья в пятидесяти метрах от станции, а он так и будет орать, палить время от времени, и осколки камня будут сыпаться на моё издыхающее тельце. Стоп, сказал он себе, так и до паники недалеко. Снова грохнуло. Посыпались осколки, и вдруг струя какого-то газа ударила вверх, словно гейзер, заволакивая округу. Безотчётная ярость овладела им, оно вскочил и начал стрелять от бедра из карабина сквозь быстро рассеивающийся туман, туда, где должен был белеть купол станции. Он увидел подряд две бледные вспышки, услышал, как сухо щелкнул боёк карабина, и это сразу отрезвило его.
Он упал на грунт. Сердце колотилось, как бешеное, и он с трудом заставил себя дышать помедленнее.
И снова заорал робот.
– Предупреждаю! Согласно уставу караульной службы вооруженных сил Земной федерации вы должны назвать пароль! В случае, если вы не назовёте пароль по требованию, при попытке приблизится к охраняемому объекту вы будете обстреляны без предупреждения! Предупреждаю…
Согласно уставу… В голове смутно шевельнулась какая-то мысль.
Согласно уставу.
Эта железка знает устав.
***
Человек сидел на полу, опёршись спиной о стену. Снова пикнуло. Кислорода осталось на пять минут.
Пора, подумал он. Надо бы помолиться.
И откинул забрало шлема.
На станции отчаянно воняло аммиаком, причем скорее всего от подошв его собственного скафандра. Но этим воздухом можно было дышать.
Значит, ему опять повезло, и система кислородоснабжения работала, и обшивка была герметична.
И тогда он заплакал. Жизнь его по-прежнему висела на волоске: могла не работать воздухоочистка, неизвестно, было ли на станции продовольствие, мог отказать генератор, и каждая из этих бед грозила неминуемой смертью, но это были беды следующего мига.
А в это мгновение он был жив, и это было главное.
***
Станция была законсервирована пятьдесят три года назад. Он определил это по датам на пломбах. Воздух постепенно нагревался, по ощущениям было уже градусов в пять-семь по Цельсию. Конденсат оседал на стенках и стекал тонкими струйками.
Он шёл по станции и читал таблички на дверях. Кают-компания, жилой бокс, ещё один жилой бокс, всего четыре, бокс начальника станции, вахтенная, трап наверх, рубка боевого дежурства.
– Вы не имеете права входить в рубку боевого дежурства, – сказал робот, и человеку послышались в механическом голосе еле уловимые встревоженные нотки.
– Хорошо, – сказал человек. – А где здесь передатчик?
– В вахтенной, – ответил робот, – но вы не имеете права туда входить.
«Гремящий» будет на орбите еще полчаса. Человек торопливо спустился по трапу, и побежал к вахтенной.
Дверь была заперта.
– Открой, – сказал человек.
– Вы не имеете права входить в вахтенную рубку, – сказал робот.
– Открой! – человек с силой ударил раскрытой ладонью по броне двери.
– Нет, – сказал робот.
Бесполезно, подумал человек. Хоть голову разбей об эту дверь, эта тварь не откроет. А если сломать дверь? Как такая мысль пришла мне в голову? сломать дверь. А что такого? эта тварь не оставляет мне выбора. Либо я ломаю дверь, либо "Гремящий" уйдет в прыжок без меня.
***
Человек сидел в кают-компании и смотрел на настенные часы. Часы были "вечные", и установлены по Гринвичу.
Шестнадцать часов пятьдесят четыре минуты.
Капитан в это мгновение отдаёт команду, и "Гремящий" начинает разгон.
Этот железный монстр не дал мне вернуться домой, подумал человек равнодушно. Всё в нём словно перекипело за эти полчаса. И вдруг он почувствовал, что хочет есть.
И очень сильно заболела разбитая в кровь рука.
***
Помещений было немного, но человек нашёл склад не сразу. Дёрнул ручку – дверь не поддалась. Дверь выглядела не очень прочной, и он дёрнул ручку ещё раз.
– Немедленно прекратите, – строго сказал механический голос.
– Пошёл ты, – пробормотал человек.
– Вы не можете ломать дверь.
– Ещё как могу.
– Я буду вынужден применить физическое воздействие, – сказал робот.
– Валяй, – согласился человек, оглядываясь в поисках чего-нибудь, чем можно было бы сломать дверь.
– Не понял, – сказал робот.
– И слава богу, – сказал человек. Был бы я героем романа, подумал он, на полу обязательно валялся бы увесистый металлический предмет, прекрасно подходящий для взламывания дверей. А так придётся вернуться в генераторную.
В генераторной действительно нашёлся кое-какой механический инструмент, что само по себе было довольно нетривиально. Генератор станции не то оборудование, которое можно починить вручную. Впрочем, на любой станции и без генератора объектов для ремонтных работ хватает. Человек несколько мгновений разглядывал содержимое стеллажа, прежде чем вспомнил название: кувалда. Несколько мгновений он размышлял, для чего на станции могла быть нужна кувалда. Как бы то ни было, здесь она оказалась весьма кстати. Человек ухватил кувалду за кончик рукояти и пошёл к складу.
– Вы не имеете права брать инструмент без особого на то разрешения.
– Да, конечно, – сказал человек, шагая по коридору. На какое-то время робот заткнулся, пытаясь, видимо, утрясти видимое противоречие между словами и действиями человека.
– Если вы будете нарушать целостность станции, я отключу систему воздухоснабжения, – механистичная бесстрастность голоса придавала угрозе особый шарм. Человек остановился. Поставил кувалду на пол.
– Слышь, ты! – сказал он громко.
– Да, слышу, – подтвердил робот.
– Я ведь пленный.
– Да.
– И это ты взял меня в плен.
– Да.
– Значит, ты должен создать условия для моего проживания.
Робот молчал целую секунду.
– Я открыл склад, – сообщил он наконец.
***
Было похоже, что персонал эвакуировался в спешке. Во всяком случае, припас на складе имелся на редкость богатый. А может, просто не посчитали нужным грузить всё это в челнок. В любом случае, спасибо большое. Человек торопливо схватил несколько банок, упаковку консервированного хлеба и пошёл на камбуз.
Камбуз выглядел немного старомодно, но зато тут был порядок. Если не считать слоя пыли, то каждая посудина была на своём месте. Человек включил плиту, взял из шкафа кастрюльку, поставил её на плиту. Подумал секунду и взял кастрюлю побольше. Маленькую кастрюльку он просто смахнул с плиты прямо на пол.
– Вы не имеете права портить имущество, – сказал робот.
– Так кастрюлю не испортишь, – пробормотал человек.
Подошёл к раковине, подставил кастрюлю и открыл кран. В кране забулькало, зашипело, и наконец, вода потекла тоненькой, ржавой струйкой. Человек вылил ржавую воду из кастрюли и стал ждать, когда вода протечёт.
– Воды мало, – сказал робот.
– Почему?
– В резервуаре имеется течь, – обстоятельно ответил робот.
– Ясно, – сказал человек. Сначала поедим, а потом займёмся этим. Чёрт, да у меня здесь будет на редкость насыщенная жизнь!
Человек снова набрал воды и поставил кастрюльку на плиту. Что-то насторожило его. Сначала он не понял, что, а потом, сообразив, он приложил руку к плите. Плита была холодна как лёд.
– Включи плиту!
– Вы не имеете права пользоваться имуществом станции, – сказал робот.
– Отлично, – сказал человек. Роботу не повезло: по части казуистической настырности этот человек занимал твёрдое первое место на своём курсе. На фрегате эти свойства приносили скорее вред, чем пользу своему обладателю – флот не любит умников, а вот за курсантские годы он имел массу возможностей эти умения отточить. – Тогда давай свари мне обед. Я ведь пленный, и ты должен меня кормить.
– Я включил плиту, – сообщил робот.
– Слава богу! – сказал человек.
Сарказма, заключённого в этой фразе, робот не уловил.
***
Карандаш и бумага нашлись в ящике стола начальника станции.
– Вы не имеете права пользоваться имуществом станции, – привычно пробубнил робот. За последние два час энтузиазма в его голосе заметно поубавилось. Так, во всяком случае, казалось человеку.
– Я буду писать письмо домой, – отбарабанил в ответ человек.
– Я понял, – сказал робот.
«А вот интересно…» – вдруг подумал человек.
– Слышь, ты!
– Да, я слышу.
– Тебе бывает скучно?
– Не понял, – сказал робот.
Человек помолчал.
– Ну и ладно, – сказал он наконец. Огляделся вокруг и написал на листе: «Инвентаризация».
***
Человек стоял, опершись руками об стол, и смотрел на консоль передатчика.
«Чёрт, – думал он, – старьё какое. Мне с этим за год не разобраться».
– Эй! – сказал человек.
– Я слушаю, – откликнулся робот.
– Как так получилось, что аварийный передатчик неисправен?
– Он был умышленно выведен из строя людьми перед эвакуацией.
«Идиотизм какой, – подумал человек. – Впрочем, какая-то логика в этом есть. Они-то знали, что никого на станции не будет и быть не должно. Значит, свои сигнал тревоги подать не должны. А вдруг ловушка вражья… логично».
– Ладно, – сказал он вслух. – Есть дела посрочнее.
***
Человек разглядывал чертёж.
– М-да… – сказал он наконец.
– Не понял, – сказал робот.
– Ты сам-то разбираешься в этих художествах?
Ответа не последовало, зато у человека возникло чёткое ощущение, что робот пожал плечами.
– Значит, говоришь, другого способа нет.
– Я так не говорил, – сказал робот. – Нет другого доступного нам способа. А аппарат для дистилляции вы можете изготовить сами.
– Вы мне льстите, сударыня, – вздохнул человек. И придвинул к себе листы с описью имущества – на предмет выявления деталей, что можно будет использовать при изготовлении аппарата для дистилляции.
– Не понял, – сказал робот.
– Да, кстати, – рассеяно сказал человек, бегло проглядывая листы. – А ты у нас вообще кто – мальчик или девочка?
***
Человек наложил себе в тарелку картофельного пюре.
– Я думаю, что я мальчик, – неожиданно сказал робот.
– Ты это к чему? – и человек отправил ложку пюре в рот.
– Семьдесят два часа назад вы спрашивали кто я – мальчик или девочка. У меня нет прямых указаний на мою половую принадлежность, но по некоторым косвенным признакам я думаю, что я являюсь субъектом мужского пола.
– То есть ты любишь пиво и смотришь футбол?
– Нет, – сказал робот.
– А ведь это основные половые признаки мужчины, – заметил человек.
Робот замолчал.
– Кстати, – человек вообще часто употреблял это слово. – А у тебя есть имя? А то как-то неудобно разговаривать с типом, у которого нет ни рук, ни ног, ни лица, ни даже имени.
– У меня нет имени, – сообщил робот.
– Так я и знал, – кивнул человек. – Будешь… ну, скажем… Захар.
– Я понял, – сказал робот. – Захар. Что это значит?
– Не знаю, – честно признался человек. – Просто имя.
– А как зовут вас?
– Что? – переспросил человек.
– А то как-то неудобно разговаривать с типом у которого хоть и есть руки, ноги, лицо, но нет имени, – сказал робот.
– М-да, – сказал после паузы человек. – Жаль, что у тебя нет глаз.
– Почему? – спросил робот.
– Я бы с удовольствием посмотрел бы тебе в глаза. Долго и пристально.
– Я понял, – сказал робот. – Как вас зовут? Вы не ответили.
– Тимур Валентинович, – сказал человек. И подумав, добавил:
– Можно просто Тимур.
***
Тимур вылез из скафандра и взял полотенце. Вытер пот со лба.
– Давайте, – сказал робот.
– Погоди, Захарик, – сказал Тимур. – Дай отдышаться.
Откровенно говоря, Тимуру было страшновато. А вдруг полтора месяца работы насмарку?
– Давайте, Тимур, – повторил робот.
Тимур щелкнул выключателем. Выключатель он после недолгих переговоров с Захаром выдрал из жилого бокса номер три. На площадке перед станцией загудел, по крайней мере, Тимур надеялся, что загудел, движок. Не отрываясь, он смотрел на заляпанную герметиком трубу, что торчала из стены.
Крупная капля упала на подставленную ладонь. Тимур слизнул её. Прислушался к внутренним ощущениям.
– Вроде всё нормально, – сказал неуверенно.
– Слава богу, – сказал робот.
***
– Я не понял, – упрямо сказал Захар.
– Тупица, – беззлобно сказал Тимур.
– Ты оперируешь понятиями, которые сами некорректно определены.
– Ну хорошо. Когда здесь никого не было, что ты делал?
– Наблюдал.
– Тебе хотелось что-нибудь сделать помимо наблюдений?
– Да.
– Что именно?
– Мне хотелось получить новую информацию.
– Вот! Скучно это когда сам не знаешь, чего хочешь. И делать нечего.
– С людьми такое бывает?
– Сплошь и рядом.
– И что вы делаете?
– Ну… по разному. В игры, к примеру, играем.
– Что такое игра?
– Фу ты чёрт, – и человек откинулся в кресле и выдохнул.
***
Тимур затянул последний болт. Пюпитр вышел на заглядение. Немножко может громоздкий, но попробуйте другое слово, например, основательный, и недостаток обернётся достоинством.
– Ну как?
– Удовлетворительно, – сказал робот. – Давай начнём.
– В какую игру? – спросил Тимур, тасуя колоду.
– В подкидного дурака, – сказал робот.
– Не пойдёт, – сказал Тимур. – Мы будем играть в «очко». А то в дурака уж больно легко всё просчитать.
– Хорошо, – покладисто сказал робот.
Это была странная игра. Тимур тасовал и аккуратно выкладывал карты на пюпитр, так чтобы самому не видеть карту. Робот думал полсекунды и просил или не просил ещё карту. Потом Тимур сдавал себе. Пока человеку везло. Он выигрывал чаще.
***
Тимур сидел в вахтенной. С некоторых пор он полюбил сидеть здесь по вечерам. Вечером можно было полюбоваться закатом. Закат был не такой, как на Земле, скуповатый на краски был закат, и всё таки Тимуру нравилось смотреть, как диск здешнего светила опускается за горизонт, опускается всё такой же четкий, полноцветный – и лишь в самый последний момент, когда от диска оставался крошечный фрагмент, край неба на несколько минут окрашивался красным, таким земным цветом.
