Измена в имени твоем

Он выдержал ее взгляд. Не отвел глаз. Только спросил:

– Больше ничего?

– Это все, что я должна была вам сказать.

– Ясно. Теперь все ясно. Отныне я должен переквалифицироваться и из бывшего сотрудника нашей разведки превратиться в сотрудника вашей.

– Вашей разведки больше не существует, герр Кохан, – терпеливо напомнила Марина. Они снова возобновили движение.

– Зато пока существует ваша, – пробормотал он, – нет, ничего. Все правильно. Я об этом много думал. Кто-то должен был подобрать столь ценный материал, как рассыпанные по всему миру наши бывшие резиденты и нелегалы. Хорошо, что это сделали вы, а не американцы. Так нам будет легче перестраиваться. Мы все-таки были союзниками.

– И останемся ими.

– Не нужно себя обманывать, сеньора Чавес. Моей страны больше никогда не будет. Будет другая Германия, может быть, более счастливая, более сильная. Но страны, в которой я вырос, которой я присягал, в которой стал офицером, больше нет. И я теперь автоматически становлюсь другим агентом. Другим человеком, если хотите. Немцем, работающим против собственной страны на чужую разведку. Во всем мире таких людей называют предателями.

Он говорил спокойно, словно анализируя случившееся. Это ей нравилось. Он избегал надрыва, ненужных эмоций. Просто вслух рассуждал, словно советуясь сам с собой.

– Впрочем, свой выбор мы уже сделали, – добавил он в заключение, – и довольно давно. Подозреваю, что герр Вольф знает меня лучше меня самого. Что мы должны делать?

– Вам не рассказали в Аргентине?

– Только в общих чертах. Встретить в Испании Марию Чавес и вместе с ней проверить агентурную сеть нашего «папаши Циннера». Все правильно?

– Правильно. Только почему «папаша Циннер»?

– Так мы его называли. Вы знаете, чем именно занимался его отдел?

– Знаю. Троих сотрудников его отдела мы и должны проверить. Они работали в Западной Германии, и связь с ними была потеряна еще в конце восемьдесят девятого. Резидент, находившийся в контакте с этими агентами и пытавшийся выйти на связь с Вольфом, был ликвидирован. И мы до сих пор не знаем, кто это сделал. Связь со всеми троими была потеряна, и мы решили восстановить ее именно теперь.

– Об этом я уже догадался, – кивнул Кохан. – В каком отеле вы остановились?

– Отель «Becguer», это на улице Католиков.

– Да, – чуть удивился Кохан, – кажется, экономия средств коснулась и вашей разведки. Раньше связные и резиденты КГБ всегда останавливались в лучших отелях города.

– Мы не располагаем вашими средствами, герр Кохан, – улыбнулась Марина, – я не могу жить в «Альфонсо XIII».

– У вас красивая улыбка, – внезапно сказал он, – и вы умеете слушать. Кажется, мы с вами сработаемся. Но откуда вы знаете, где именно я остановился?

– Это было нетрудно, – призналась женщина, – нужно было только позвонить в лучшие отели Севильи. И почти сразу получить необходимую информацию.

– Вы аналитик? – понял Кохан.

– Да. Я в разведке уже почти двадцать лет.

– Вы прекрасно выглядите, – он был младше ее всего на несколько лет. Но если для мужчины около сорока – это настоящий расцвет, то для женщины после сорока – бабья осень. Последние годы перед теми изменениями, после которых она не сможет зачать. И хотя большинство женщин к этому времени и не помышляют о родах, становясь даже бабушками в этом возрасте, тем не менее ощущение потери бывает болезненным и тяжелым ударом.

Казалось, избавление от неудобства, столько лет причинявшего определенные трудности раз в месяц и становившегося так часто серьезной проблемой для женщины, решавшей избегать ненужных осложнений, должно радовать любую из них. Но ощущение утраты все равно бывает оглушительным ударом. И даже не потому, что с этим связаны определенные физиологические перемены. Женщина словно перестает быть готовой выполнять свою самую главную, самую основную функцию в этом мире. И, может быть, бесплодие молодой женщины – самое ужасное и самое страшное из наказаний, придуманных сатаной. Ибо бог не может быть так немилосерден.

Марина благодарно взглянула на Кохана и улыбнулась. Кажется, они оба подумали об одном и том же. Им предстоит провести вместе несколько дней, возможно, несколько недель. И им нужно будет узнать друг друга ближе. Намного ближе. Чтобы в трудный момент отчетливо представлять себе – можно ли положиться на своего напарника.