Никто не хотел уступать
– Все, успокойся. Пошли ко мне, попьем чаю.
– А как-то поправдивее можно?
– Галя, я хочу тебя, и, если ты не пойдешь сейчас ко мне в гости, я встану перед тобой на колени и буду тебя об этом умолять.
– Дим, я не пойду к тебе. Не потому, что я получила бумажки, не потому что договор с твоей мамой закончился, а потому что нет никаких перспектив у нас с тобой, вообще!
И тут он действительно встал на колени! В своем идеально отглаженном костюме, на захарканную и забросанную бычками остановку. Что это? Театр одного актера? Зачем это мне? Дима, отпусти меня! Но Дима уткнулся лицом в мои ладони, и я поняла, что у него мокрое лицо. Что это? Слезы? И что делать? В тот момент я еще не отказалась от мечты удрать домой и каким-то волшебным образом попробовать его забыть. Мне это очень надо было. Я не хотела продолжать эту любовную эпопею с выходом из-за печки и падением в подполье! А именно так это выглядело в тот вечер для меня.
– Гал, ну просто послушай мои доводы, а то я применю запрещенный прием.
– Дима, ну какие доводы? Какие запрещенные приемы? Встань пожалуйста с этой грязи.
– И ты меня выслушаешь?
– Зачем мне тебя слушать? Дима, я прошла мимо твоего подъезда, я дошла до остановки, ну все же уже понятно! Надо завершать этот праздник плоти! Потому что для меня это чревато, а ты погрустишь, и найдешь другую.
– Гал. Это не только праздник плоти. Хотя то, что праздник, это совершенно точно.
– А что ещё есть в нашем общении? Скажи мне что? Кроме чередующихся соитий? Да, действительно праздник. Иногда доходит до фантастических цифр!
Сзади опять гремел трамвай. Все, Галя, сосредоточься и пошли. До трамвая пять шагов, может шесть, и все это закончится. Театр, слезы, в прошлом останется красивый врач. А ты пойдешь своим путем. Я думала о своей победе, Дима о своей. Но победы у нас были разные, и он был мотивированней. Я решилась. И в этот момент на моих струнах заиграли его тонкие пальцы. Вовремя заиграли. Там, где надо заиграли. Я сломалась. Оперлась на его плечи и зарыдала. Потому что поняла, что все, он меня поймал, и никуда я сегодня от него не уйду, потому что внутри меня его пальцы, и я отдаюсь ему прямо на остановке, среди толпы. И пусть всем не понятно почему красивый мужик стоит на коленях. Я то знаю, что сейчас он встанет и поддержит меня, чтобы я не упала от ощущений. Так и было. А в ухо мне прошептали:"Я тебя предупреждал, я воспользуюсь запрещенным приемом. Ты не оставила мне выбора."
Но человек все равно где-нибудь ошибется или расслабится от ощущения победы. Вот и Дима что то потерялся, буквально на мгновение. А я то об этом расставании сколько мечтала? Не один день. Поэтому я сразу очнулась, как только Дима расслабился. Он это понял, но опоздал на минуту. Потому что я была резче, и в этот раз у меня получилось. Все совпало, и трамвай и я. Но у Димы было две ноги. И грязные брюки его не смутили. В трамвае мы оказались вдвоем. Ну и стояли конечно рядом. Что меня удивило, так это то, что у Димы были реально заплаканы глаза. Мне стало смешно. Это что, он так хотел, что даже заплакал? А Дима понял мою улыбку неправильно.
– Куда мы едем?
– Я еду домой. А ты куда едешь, я не знаю.
– Галя, нам надо поговорить.
– Это тебе надо поговорить. А мне надо домой, и забыть, что ты живёшь в этом городе.
– Я не понимаю. Скажи, чем я тебя обидел.
– Если не понимаешь, значит не поймёшь. У тебя было время.
– А ты все-таки попытайся объяснить.
– Нет, Дима, я не буду. Лучше отряхни свои брюки, и пересядь на трамвай в сторону дома.
После того, как мне пришла в голову мысль о том, что Дима плакал от хочи, меня отпустило. Пришло то ли осознание, то ли понимание. Но я не знала, сколько продлится это состояние самостоятельности. Потому что я сейчас смотрела на Диму и понимала, что да, я теперь диссоциировалась от него. Но стопроцентной уверенности в том, что у меня все получится, не было. Потому что я понимала и то, что я все равно любуюсь им. Вот таким, с опухшими глазами, с растрепанными волосами, в грязных штанах. Какой-то был у него потерянный взгляд. Такой потерянный, что хотелось погладить его по щеке, и сказать:"Дима, успокойся, все будет хорошо". Но если я это скажу, все начнется сначала. Да, мне было жалко его. Но я была настроена на разрыв.
А Дима в этот момент тоже о чем-то думал. Это было видно по его лицу. Вот моя Маяковского. Все. Сейчас поднимусь в горку и буду учиться жить без Димы. Но на Маяковского меня не выпустили, и мы вышли на вокзале. Но у меня в планах не было вокзала, поэтому я пошла к лестнице, потому что у меня был одна цель, попасть домой. Дима молчал и шел за мной. Я догадывалась, что это он делал просто потому, что был вне себя и еще не придумал как поменять ситуацию. Это было хорошо. Потому что пока он меня не трогал и молчал, я чувствовала себя всесильной. Пусть он подольше побудет в прострации, чтобы я успела дойти до дома. Всего пять кварталов.
Он очнулся за два квартала до моего дома. Как будто вынырнул из болота. И сразу стал прежним Димой. Отошел в сторону, к водокачке, достал из кармана носовой платок, намочил его и стал чистить брюки. Слава богу. Может успею дохромать до подъезда. Хотя пустые хлопоты. И я в этом уверена, у него две ноги. И это диагноз. И действительно, он догнал меня, когда я свернула во двор. Я свернула на нижнюю дорогу, чтобы меня не было видно никому во дворе. Он встал передо мной, снова аккуратный, чистый, собранный, не трогая меня за руки. Слава богу. Я не уверена еще в том, что могу противостоять его рукам. Хорошо хоть могу спокойно реагировать на его голос.
– Галя , прости меня , я не смогу на тебе жениться. Я все понимаю, что я подлец, но и представить, что тебя в моей жизни не будет, я не могу.
– Дима. Я пошла тренироваться жить без тебя, и ты иди привыкай. У тебя получится. Меня не устраивает то состояние, которое на меня накатывает, когда я остаюсь одна, без тебя.
– Гал, ну пошли куда-нибудь посидим, может что-нибудь придумаем.
– Зачем мне что то придумывать для того, чтобы загнать себя в ловушку? Можно я просто буду жить так, как жила когда не было Димы? Ведь четыре месяца назад я даже не предполагала, что меня так накроет, что я буду биться головой об стену из-за совершенно постороннего мужика.
– Я тоже не думал, что я буду по городу бегать за совершенно посторонней женщиной, забыв про принципы, про самолюбие, буду посреди города стоять перед ней на коленях, только бы она пообещала мне встречу.
– Ты же понимаешь, что ты лукавишь, да?
– Галя, ты не хочешь меня слышать. Я тебе предложил укатать твоего Витю. Ты не хочешь. Я не могу понять почему. Так же ты не можешь понять почему я не могу на тебе жениться. А я тоже просто тебе говорю, что не могу женится. А ты мне говоришь, что не надо трогать Витю. Понимаешь бред ситуации? Каждый чего-то не хочет, и это его выбор. Но я не хочу, чтобы ты исчезла из моей жизни. Мне тогда вообще нет смысла жить.
– Я тебя выслушала, надеюсь услышала. Можно я пойду домой?
Он не хотел, чтобы я шла домой. Поэтому притянул меня к себе, и захватил мои губы в свои. Вот этого не надо. Есть вероятность провала операции. Я уперлась руками в его грудь и вырвалась. И в этот прекрасный момент воротник скатился с шеи и обнажил всю красоту. Даже в сумерках было видно эту художественную роспись. И тут Дима замер. Как в игре "раз, два, три, фигура замри". Я не стала ждать, пока он отомрет, и рванула домой.
Все, я победила. Дима остался стоять на улице, а я прорвалась к себе домой. В принципе все так, как я хотела. Теперь надо держать себя в руках, и делать то, что раньше задумала. Буду привыкать, тем более на днях приедет Ирина. И все-таки я не очень хорошо поступила, Димон как никак мне реально помог. Неизвестно, сколько бы я Ирку добывала из этого дома малютки, и достала ли бы вообще. Я же сколько по этим опекам бегала, сколько крови свернула сама себе и маме своей дорогой. А Юлия Борисовна, хоть и долго, но помогла. Спасибо и ей и Диме. Но я же тоже сколько его холила и лелеяла, ни в чём ему не отказывала. Так что вроде в расчете. Жаль его. Но и себя тоже жаль. Мне Вити для адреналина хватает.
Мама, когда увидела бумажки в папке, аж запела, как умела. Ирка всю жизнь была ее любимой внучкой, поэтому она всех больше ждала освобождения ее из тюряги. Потому что она после первого знакомства с этим учреждением считала, что дом малютки, это тюрьма для детей. Именно по этой причине она ярко отреагировала на возможность возвращения внучки. И сто раз заочно поблагодарила и Диму и Юлию Борисовну. И сказала, что она должна им до гробовой доски. Наивная мама. Я уже за все рассчиталась на десять лет вперед. В общем, спать мы легли почти счастливые. Мать моя приняла коньяка в честь радости, а я для того, чтобы о Диме не думать.
Когда я проснулась утром, я была слегка разочарована тем, что Дима не стоит под окном, не стучит в дверь, ну как-то он должен был проявится и доказать, что я ему нужна. Но у Димы были другие мысли про меня и про долженствования. Поэтому он исчез. И я такая, типа мечтавшая об этом, вдруг заскучала. И сильно надеялась, что это временно. А через час надеялась на то, что скоро все кончится и я забуду его, а через два часа мечтала о том, что у него закончится терпение и он прибежит за мной. Что мне нужно было? Я и сама об этом ничего не знала, совсем ничего.
А мама, счастливая, побежала в опеку, потому что ей очень нужно было срочно забрать Иру, и не завтра, а вчера. Поэтому задора у нее хватало, энергии тоже, а уж мотивации на таком фундаменте было невероятное количество. Поэтому она отказалась и от моего сопровождения, и от моей поддержки. Я была рада за ее настроение, она просто расцвела и помолодела. Она хотела сократить этот процесс до одного дня. Но я повторила ей рекомендации Юлии Борисовны, поэтому она как могла, замедлила себя. Но все равно целый день посвятила подготовке к встрече.
В опеке ей вместо четырех печатей поставили три. Один специалист был на больничном. Опять все растягивалось на неопределенное время. Три дня она носилась по этажам и умоляла этих монстров на коленях поставить недостающую печать, а потом пришла ко мне.
– Галя, мне кажется, что они это специально делают
– Ну, мама, что ты думаешь, у них других дел нет, только нам с тобой мстить?
– А что ты думаешь, ни у кого нет доступа к этой печати? Вот что они меня маринуют?
– Я не знаю. Но я то что могу сделать?
– Позвони Юлии Борисовне.
– И что я ей скажу? Пойдем со мной в опеку?
– Я не знаю, что ты скажешь! Но что-то надо сделать!
Я сама понимала, что что-то идет не так. Ведь мне гарантировали, что все будет просто. А в реальности кто то что-то усложнил. Не понятно почему. Но идти к Юлии Борисовне я не хотела, потому что предполагала, что будет. А я уже пять дней прожила без Димы, и вроде как не умерла. Надо как-то было закрепить результат. Но если я рвану к его маме с просьбой, придется рассчитываться. Господи, ну почему все так не складно?
– Мам, давай подождем еще пару дней, и я пойду куда ты хочешь. Убедимся до конца в том, что кто-то делает это специально. И нам самим не прорваться.
– Галя, запомни, ты сказала два дня.
– Да, я запомню, и сделаю все, что обещала.
Два дня моя мать продолжала жить в опеке. Она приходила туда с утра, и уходила вечером. Все делали вид, что изо всех сил ей сопереживают и стараются помочь. Но на самом деле никто не суетился и ничего не менялось. Два дня прошли. Надо было решаться на подвиг.
Всю ночь я настраивалась на звонок. Хорошо, что заснула, а то бы крыша съехала от переживаний. Я же не знала, почему все застряло на финише, и думать плохо я ни о ком не хотела. Ну почему люди должны мне мстить? Тем более, выбрав в инструменты мщения ребенка? Ну это же какой больной головой надо такое придумать? А может я просто идеализирую монстров? Вдруг Димуля побежал и пожаловался маме на Галю. Как Галя редиска его обидела, отлучила от тела. Ведь думать об этом противно. Но кто сказал, что мужик, которого ты почти не знаешь, на это не способен? Если узнаешь, будет сюрприз. Самое главное, чтобы не сильно стрессануть от сюрприза.
Надо звонить Юлии Борисовне, без вариантов. Я решила звонить вечером, после работы. Будет еще день, чтобы свернуть себе кровь, размышляя над тем, что было, и над тем, что будет. И все-таки утром я еще раз выгнала маму в опеку, а вдруг? Мама рассказала все, что думает обо мне и пошла, предупредив меня о том, что пошла она туда последний раз. Что ходить между кабинетами попусту? Ну я то тоже не верила в то, что она добудет эту печать именно сегодня. Ну видно же было, что ее просто не хотят ставить, но почему? Во что мы уперлись в последний момент? В чье то нежелание сделать нам хорошо. Не понятно было кому это нужно.
Ну как и ожидалось, мама вернулась злая и с пустыми руками. Поэтому надо было принять, как данность, что придется звонить Юлии Борисовне. А может лучше сходить? Нет. Это самая плохая идея. Если скажет прийти, приду, а если возможно жить без. риска, то буду жить. Поэтому в шесть часов я возьму себя в руки и позвоню. Мне нужна дочь. И если козни мне строит Юлия Борисовна из-за Димы, то придется пойти на сближение до тех пор, пока Ира не окажется дома. Но вот в тот момент я не хотела верить в подлость людей, в такую малюсенькую мерзкую подлость. Ну реально, что так мелко то, Дима? Ну вообще не по-мужски.
В общем я настроилась и пошла к Насте. Мне казалось, что там меньше любопытных. Я даже не успела поднести трубку к уху, как воздух разорвался от крика.
– Алло, алло, алло! Кто это? Говорите, вас не слышно!
– Здравствуйте , Юлия Борисовна! Это я, Галя.
– Ты даже не представляешь, как вовремя ты позвонила! Дима с тобой?
– Нет, его нет со мной
– Гал, ты была последней надеждой. Его нет дома почти неделю! Где он?
– Я не знаю.
– Когда ты его видела последний раз?
– В тот день, когда была у вас
– А я на день раньше
– А вы были у него в квартире?
– Да, конечно, была. Еда в холодильнике, все прибрано, как будто он вышел на работу и вечером вернется. Но паспорт не нашла. Галя, ты не знаешь, где он может быть?
– Нет, Юлия Борисовна, не знаю. Может на работе?
– Я не знаю, где он работает, а ты может знаешь?
–Ну если вы не знаете, я тем более.
– Я даже не знаю, что думать. Куда он делся? Может запил? Как ты думаешь, так может быть?
– В последний раз он сказал, что еще рано.
– Тогда где он? Я с ума сойду!
– Может приехать?
– Пока не надо. Если тебя увижу, еще хуже будет.
– А чем помочь то?
– А чем в таком случае можно помочь? Ничем. А ты зачем звонила то?
– Мне не ставят четвертую печать.
– Как не ставят?
– Вот так, не ставят и все.
– Это куда не ставят?
– Туда, где про условия проживания.
– А второй раз не ходили?
– Юлия Борисовна, мама там жила четыре дня. Сегодня тоже.
– Очень интересно! У тебя завтра время есть?
– Конечно есть.
– В общем, договоримся так. Давай встретимся в 11.30 на площади Кирова. Жди меня на любой лавочке у фонтана. Я могу чуть-чуть опоздать, но обязательно приду. А ты подумай о том, где может быть Дима, пожалуйста. Он ведь кроме тебя ни с кем не общался.
– Хорошо, подумаю. Но он не сильно то со мной делился.
– Ну все, моя дорогая, до завтра. Спасибо, что позвонила, я поговорила с тобой и легче стало.
– До свидания.
Я положила трубку и задумалась. Где этот обиженный может быть? Да где угодно. На зоне. Он там желанный гость. На работе. Он же готов работать бесплатно. Но как поступить то? Сказать Юлии Борисовне об этом или сохранить Димин секрет? Она то тоже дочь мою ищет. Почему не вернуть ей сына?
Утром я неслась на площадь Кирова так, что прибежала на полчаса раньше. Ну а ждать и догонять, это та еще пытка. Поэтому, в ожидании Юлии Борисовны, я сделала десять кругов вокруг площади, восемь раз покурила, рассмотрела всех гуляющих. А чего я только не передумала! И не одной хорошей мысли в голове. И про то подумала, что Юлия Борисовна не придет, и о том, что помогать мне не будет, и о том, что врет она все, ну и конечно о том, что все это Дима сгородил, а чтобы я о нем плохо не думала, придумали эту историю с его пропажей. С какого перепугу ему теряться? Живет хорошо, все есть. Видимых причин то для горя нет? Врут, редиски!
Юлия Борисовна появилась возле фонтана, минута в минуту. Резкая, целеустремлённая, красивая.
– Привет, Галя! Где бумажки?
– Вот. Сверху та, которую не хотят подтвердить.
– Хорошо. Жди меня здесь. Я думаю, что в течение часа я все порешаю. Ты только не беспокойся.
– Точно печать поставят?
– Мне интересно почему вообще до сих пор не поставили? Кто там такой смелый?
– Вот не поставили и все.
– Сейчас поставят, куда денутся?
– Мне прямо не верится. Мама там жила и никаких результатов.
– Галя, ты пойми, все решили совсем на другом уровне. Поэтому, возврата нет. Жди. Я пошла.
Мне стало намного легче. Юлия Борисовна заряжала своим оптимизмом. Вот же сколько силы у человека! Интересно, узнала что-нибудь про Диму? А я что то, безразличная, не спросила. Мысли об Ире очень хорошо выдавили Диму из моей головы. С одной стороны, причина не очень, а с другой стороны, результат замечательный. И еще меня мучил вопрос о том, выдавать Юлии Борисовне информацию о Диминых работах, или сделать вид, что всё-таки ничего не знаю. Вон она, побежала решать мои проблемы. Обещала, и пришла, и помогает. А Дима ее сын, и как она к нему относится, я знаю не понаслышке.
Ждала я ее долго, не час, и не полтора, а больше двух. Я уже все передумала. Ну как все? Рассмотрела все гнусные варианты. О хорошем, я в то время думать не хотела. Все у меня тогда было черным и темно серым, цветных тонов в моей жизни не было. И тогда, нарезая круги по аллеям площади, я думала только о плохом. О том, как ничего у Юлии Борисовны не получится, или получится, но не сегодня, а еще через месяц. И вообще она меня сейчас обманывает. Забрала бумажки, и больше я ее никогда не увижу. Придется снова мне бодаться с опекой самостоятельно и совершенно безрезультатно. Короче, за два часа, я извелась, и исстрадалась.
Когда я увидела ее летящую походку у здания банка, мне хотелось спеть и сплясать. По ее лицу было не понять, как все прошло, но моя тоненькая папочка была у нее в руке. Значит бумажки несет. Интересно, с печатью или нет. Я хотела пойти ей навстречу, но она махнула рукой, и я поняла, что никто не должен видеть нас вместе. Хорошо. Пошла к фонтану. Ну как пошла? Похромала. И она меня догнала быстро и прямо с разбегу обняла за талию, прямо как родную. С чего бы это? Так-то она женщина сдержанная, а тут чужую хромую девку посреди улицы обнимает. Я повернула голову в ее сторону, чтобы понять, что происходит.
– Ну всё, можешь сплясать, все печати стоят, виновных наказали. Но. Галя. Завтра вечером позвони мне, потому что надо заранее подстраховаться. Что бегать то по кругу? Я позвоню нужным людям и мать пойдет уже наверняка, никто ей не откажет. Поняла? Завтра вечером. Значит послезавтра твоя Ира будет дома.
– Спасибо, Юлия Борисовна!
– Да, пожалуйста . Что смогла. Я побегу, я же как никак на работе.
– Юлия Борисовна, а Дима то нашелся?
– Дима пока не нашелся. Но я нашла его паспорт. Это значит, что он в Иркутске. Попсихует, и явится домой.
– Слава те господи! А то всякая фигня в голову мне полезла.
– А я то чуть с ума не сошла, пока паспорт не нашла! А он у него в кармане выходного костюма. Поэтому настроение у меня замечательное. Жду блудного сына. Ну пока. Не забудь. Звони.
Она застучала каблуками в сторону своей больницы, а я смотрела ей вслед и думала о том, какая же она хорошая и обязательная. По первому зову откликнулась. С работы убежала, обещание не нарушила, как к ней относится? С уважением, это точно! Да и Дима, наверное, не настолько плохой, как я придумала. Никто не обязан меня замуж брать, и он тоже. А за эти дни я вроде слегка отвыкла от него, может справлюсь и все устаканится? Юлия исчезла с горизонта, а я побежала радовать маму.
Как же я была счастлива! На остановку я скакала, как молодая лань. Надо было скорей обрадовать мамулю, потому что она была самой заинтересованной персоной. Я же видела, она уже вся истосковалась по своей младшей внучке. Вот если бы ей тогда предложили снять кожу для того, чтобы освободить Ирку, она бы, наверное, сняла. Ну поэтому я и торопилась, как могла. Пусть уже успокоится, а послезавтра Ирка будет дома, и у нас начнется совсем другая жизнь. Когда торопишься, всегда что то не получается, то автобуса нет, то упадешь на мокрой дороге. Но я все равно старалась переставлять ноги побыстрее. А мать ждала меня у двери, мне даже звонить не пришлось.
– Ну, говори, получилось что-нибудь?
– Да все получилось, вот все бумажки с печатями!
– А почему они мне то печать не стали ставить?
– Самоуправство.
– Хоть бы в угол их всех поставили за издевательство над людьми!
– Юля сказала поставят
– Хорошая женщина эта Юлия.
– Вот тебе она нравится, а сыну родному нет
– Галя, девочка моя, а вам хоть масло на голову лей, все равно не понравится. Родители ведь дураки, ничего не видели, ничего не знают
– Не сочиняй, мама!
– А что мне сочинять? Я то этого уже объелась! Пошли, посмотрим на печати.
Оказалось, что бумажки, все до единой, выдали свежие, сегодняшним числом. Те то были уже занюханные. Сколько раз их туда, сюда перекладывали, и не счесть! А эти никто не согнул, никто не пошоркал, никто чаем не залил! И печати стояли так аккуратненько, не смазанные, там, где надо.
– А почему завтра то нельзя забрать? Бумажки то действительно все с печатями.
– Она завтра туда позвонит, проконтролирует, чтобы ты пошла уже наверняка, не так, как в опеку.
– Аааа. Ну пусть звонит, так надежнее будет.
Мама, как Царь Кощей чахла над бумажками, а я пошла готовить одежду Ирке на выписку. Ведь за четыре то месяца она подросла, наверное, старую Ольгину одежку надо подобрать. Так будет наверняка. В смысле, одежда не будет маленькой. Растолстеть там Ирка, конечно, не растолстела, а вырасти то все равно выросла. Я же ее не так давно видела. И если с одеждой было все более или менее, то вот с обувью выходила засада. Как-то совсем не оказалось у меня ботиночек на середину осени. Пришлось идти к соседке. Но соседка была не очень состоятельной, поэтому мы нашли одни ботиночки, и то я не была уверена в том, что они подойдут. Но в случае чего в толстых носках приедет, все равно не ходит еще. А на маме можно и в носках ехать.
Уже после обеда все было готово. Мама изучила бумажки, я собрала одежду. Ждать было очень утомительно. Ну в основном потому, что был гнусный опыт. Кто сказал, что он не повторится в доме малютки? Оставалось только надеяться на лучшее. Вот мы и надеялись, и ждали целые сутки, чтобы Юлия Борисовна все проверила и устроила. В шесть часов пятнадцать минут на следующий день я стояла у телефона. Но меня еще никто не ждал. Это меня озадачило. Что за несовпадение такое? Сказала позвонить после работы, а самой дома нет? Забыла, что ли? Нет, не может быть. Такие люди ничего не забывают, у них в голове записная книжка. Трубку наконец то сняли. Около семи.
– Алло, Юлия Борисовна, здравствуйте
– Добрый вечер, Галя, заждалась меня?
– Я думала, что вы про меня забыли.
– Нет, Галя не забыла. Но ты же знаешь, у меня есть более глобальные проблемы?
– Вы про Диму?
– Конечно про него. Тревожно мне что-то. А вам я все устроила, и у меня к тебе просьба. Вы когда Ирку заберете из детдома, выбери время, зайди ко мне, вместе подумаем куда этот отрок мог скрыться. Хоть бы записку написал! Так нет же! Обязательно матери отомстить надо. Вроде взрослый мужик, а ведет себя, как дитя.
Ну вот и озадачили меня. Хотя я догадывалась, что так будет. Она ко мне по-человечески, и мне надо ей помочь. Но как? И Димку не хочу сдавать, и ее мне жалко. Ладно, неделька то у меня есть, подумаю.
Ночь перед походом в дом малютки, мы почти не спали. Ну ничего удивительного, мы боялись пролететь. Потому что даже блат ничего не гарантирует. Мы протрепались до четырех утра, а потом заснули наконец то. Ну и не было нам покоя все равно. Проснулись в семь часов. А какой смысл лежать, если не спится? Мы встали и пошли пить чай, и у одной, и у другой, в голове был один вопрос: это все сегодня закончится, или нет? А если нет, то что делать дальше? Но погрустив маленько мы все-таки как то умудрились повернуть свои мысли в более менее веселое русло. Хотя опыт, который мы получили за последнюю неделю, диктовал совсем другое.
– Слушай, Галь, как ты думаешь, со скольки они работают?
– Про этих ненормальных я ничего не думаю, но к девяти часам можно идти.
– Ладно, так и сделаю, а то я уже извелась
