– Нет, нет, – говорили другие, – они в нашей власти; пусть расскажут свою историю.
Стазу рассказала всё и закончила так:
– Этот человек, один из храбрейших и честнейших людей своего племени, убежал от своих накануне нападения только потому, что полюбил девушку племени Арикара. Теперь он пришёл к вам, чтобы быть вашим родственником. Он будет теперь воевать вместе с вами, даже против своих соплеменников. Он не просит жалости или сострадания, он может вынести всё, – но я женщина, у меня слабое сердце, и я прошу вас оставить жизнь моему мужу и моему сыну, внуку вашего вождя.
– Только трус посмеет тронуть этого человека! – воскликнул предводитель, и гул воинственных криков одобрительно встретил его слова.
Воины выстроились двумя длинными рядами, и один отряд в двадцать человек поехал впереди пришельцев, а второй, такой же числом, позади них. Престарелый вождь вышел им навстречу и, взяв за руку зятя, повел его. Так, в боевом порядке, вступили они в деревню. Сердца всех ликовали. Далеко разносились песни мира, а стрелы взлетали ввысь к облакам, чтобы достойным образом отпраздновать это удивительное событие.
Безумный поступок Белоголового Орла
– Много-много лет назад, когда я был ещё ребёнком, – рассказывал Нагиска – Белый Дух – почтенный старый вождь Лакотов из племени Янктонаев, вспыхнула жестокая война между нашим народом и племенами Арикаров и Манданов. Причина этого раздора весьма примечательна. О ней я и хочу поведать вам.
Старик отложил в сторону длинную трубку и уселся поудобнее.
«В те времена Янктонаи насчитывали около сорока родов. Мы держали много собак, и другие племена называли нас в насмешку шункакчеками – домашними псами. Мой отец был верховным вождём.
Зимний лагерь мы любили разбивать в лесистой местности неподалёку от устья Большой Реки и здесь, во время осенней охоты, мы часто встречались с Лакотами из клана Черноногих. На противоположном от нашего лагеря берегу реки стояла деревня Арикаров и Манданов, состоявшая из хижин, наполовину врытых в землю. Уже больше ста лет назад они развели большие огороды, и мы покупали у них маис, бобы и тыквы. Время от времени наше племя заключало с ними мирные договоры. Каждая семья Арикаров владела одной или двумя лодками из бизоньей кожи. Эти лодки были не круглые, как у Лакотов, а в две или три кожи длиной. В них они привозили нам сушеные бобы и другие овощи, которые меняли у нас на вяленое бизонье мясо.
Урожаи были богатые, и мы устраивали совместно различные празднества и торжества. В то время, как старики занимались меновой торговлей, молодые воины Лакотов и Арикаров ухаживали за девушками обоих племён.
У моего отца был младший брат Ичапсинте Танка – Длинный Кнут. После того события, о котором я хочу вам рассказать, его уже не называли иначе как Аноказан, то есть Белоголовый Орёл. У него был юноша-товарищ. Оба они были отважны и честолюбивы.
Однажды вечером, на закате, Ичапсинте стоял со своим другом на берегу. У одного был полный колчан стрел, а у другого под одеялом – ружьё. Почти все жители землянок, расположенных на другом берегу, уже вернулись домой, а вождь Аноказан с женой сели в лодку последними, уже в сумерках. Оба Лакота смотрели на них.
И вдруг Ичапсинте воскликнул:
– Друг мой, давай убьём вождя!
– Давай, – ответил ему тот, – я помогу тебе, я готов умереть с тобой.
Аноказан в ту же минуту выхватил ружьё и сразил вождя наповал. С того дня он и стал носить его имя. Старик упал навзничь в лодке, а его жена, с плачем и криком, повезла его в лодке домой. Другой юноша пустил несколько стрел в старуху, но она осталась невредимой и благополучно добралась до другого берега.
Когда об этом стало известно, в селениях по обоим берегам реки началось большое смятение. Лакоты стояли двумя лагерями: Черноногие Лакоты и мы – Янктонаи. Арикары и Манданы были, конечно, сильнее нас. В их деревнях насчитывалось от двух до трёх тысяч человек, то есть больше, чем нас с Черноногими Лакотами.
Один Лакот, по имени Уахатчанка – Чёрный Щит – был женат на девушке Арикаров. Он подошёл к самому берегу Миссури и громко закричал:
– Из какого племени Лакотов был человек, убивший Аноказана?!..
– Это был Янктонай! – ответил ему один из Черноногих Лакотов.
– Арикары хотят сражаться с ними, – прокричал он. – Советуем вам от них отделиться!..
Черноногие Лакоты немедленно отошли от нас на милю в сторону вдоль скалистого берега и разбили там свои палатки. Наши племена всегда соперничали друг с другом в битвах, и потому мы не стали просить их о помощи. Ночью мы рыли в своём лагере траншеи: внутреннюю – для защиты женщин и детей, и наружную – для внешней обороны.
На следующий день, на рассвете, враг высадился на наш берег и во множестве стал приближаться к нашему лагерю. С ними приехали даже старики и несколько женщин, которые расположились на скалах смотреть битву и, в случае надобности, уносить раненных. Черноногие Лакоты тоже наблюдали битву со скал.
Лакоты хорошо окопались, у них было много ружей и стрел, их стрельба была весьма смертоносна. Так что Арикары могли пробираться вперёд только ползком. Но если голова какого-нибудь Лакотов выглядывала из-за укрепления, её тоже сражал смертельный выстрел.
Двое юношей, из-за которых началась эта схватка, пока нигде не показывались. Страшась своих соплеменников, они спрятались в поросшем кустами овраге возле реки. Но когда началась битва, Ичапсинте сказал своему приятелю:
– Друг мой, мы виноваты в том, что сегодня много храбрецов поплатятся жизнью. Докажем подвигами свою отвагу. Вперёд! Идём в бой!
Они быстро разделись, схватили оружие и побежали к лагерю. Им пришлось бежать сквозь линию врага, но их узнали только тогда, когда они уже миновали её. Таким образом, некоторое время они были между двух огней. Добежав почти до самого укрепления, они обернулись и выстрелили в Арикаров. При этом они, по индейскому обычаю, прыгали из стороны в сторону, чтобы избежать ранения. Град пуль и стрел осыпал их, но им всё же удалось достичь укрепления невредимыми. Так юноши поддержали честь своего имени, и народ никогда не упрекал их за то, что они стали причиной битвы.
Это сражение стоило многих жертв, но у Арикаров потери были больше наших. После обеда пошёл холодный дождь. Стояла осень. Тетивы отсырели. Ружья были кремневые, а когда они отсыреют, из них тоже невозможно стрелять.
Арикары совсем пали духом. У них был очень большой урон. Женщины, не переставая уносили раненых, а Черноногие Лакоты наблюдали всё это со своих скал. Наконец, враг дрогнул и побежал. Лакоты гнались за ними как голодные волки и палицами добивали усталых и медленно бежавших. Многие были убиты ещё и на берегу. Несколько лодок было пробито пулями и пошло ко дну. Это была величайшая битва, в которой когда-либо участвовало наше племя!» – закончил старик со вздохом удовлетворения и сожаления.
Поющий дух
– Хо, лошадушка, вперёд! Подымайся на гору! Надо привезти домой хорошие вести, а не то моя честь пострадает!
Уамбли, Орёл, разговаривал со своим конём, как с человеком. Он подбадривал его и предполагал в нём такое же честолюбие и чувство долга, каким был охвачен сам. Но, к сожалению, и у него самого была лишь очень слабая надежда встретить в этой местности и в это время года бизонов.
* * *
Янктонаи из народа Лакотов были обычно самыми дальновидными при выборе зимнего лагеря, но в этом году, из-за поздней осени, они задержались на востоке в лощинах Миссури, излюбленных местах летних стоянок. В верховьях реки Джим, называемой ими Рекой Серых Лесов, в этом году не было никакой крупной дичи. Запас сушёного бизоньего мяса иссяк скорее, чем они рассчитывали, и уже в марте явилась крайняя необходимость послать разведчиков на поиски бизонов.
Долго совещались старейшины в своей палатке. Было постановлено послать на разведку десять храбрейших и отважнейших мужчин. Им велели осмотреть область вокруг лагеря на протяжении трёхдневного пути.
– Уамбли, уйейо-о-о-уу. Иди сюда! – так сзывали этих десятерых храбрецов ранним вечером к палатке совета, где они должны были получить приказания. Уамбли был вызван первым и первым же вошёл в палатку. Это был мужчина лет тридцати, чистокровный Лакот. Его мощная фигура была завернута в великолепное бизонье одеяло, обращённое мехом внутрь. В его волосах красовалось чудесное орлиное перо. Лицо его не было раскрашено.
Когда он вошёл, сидевшие в палатке с уважением поздоровались с ним и предложили ему почётное место.
Когда все уселись, забил большой барабан, и четверо мужчин, умевших петь, затянули песнь. Это было началом особенно торжественного обряда. Потом старик с раскрашенным в красный цвет лицом взял большую красную трубку, которую заранее тщательно набили. Он опустил её к земле и проговорил:
– О, Великая Мать, покури отсюда!
Затем он поднял её к небу со словами:
– О, Великий отец, покури!
После этого он зажёг её, сделал четыре затяжки по направлению четырёх ветров и предложил трубку Уамбли. Это было своего рода приведение к присяге высшим вождём Совета. Остальные девять разведчиков прошли через ту же церемонию.
Десяти воинам предстояла далеко не лёгкая задача. Самое меньшее – это скакать много дней и ночей подряд в поисках пугливых бизонов. Они могли легко попасть в снежный буран и оказаться на краю гибели!
В невесёлом настроении вернулся Уамбли в свою палатку. Его старый боевой конь, который так часто помогал ему одерживать победы, теперь уже не был таким сильным и выносливым, как в дни своей юности. Услышав приближение Уамбли, он заржал.
– Мы с тобой ещё поработаем, Уакам, мой конь! Завтра на рассвете двинемся в путь!
С этими словами он оторвал животному несколько полосок тополёвой коры, которая казалась индейским лошадкам старых времён такой же вкусной как овёс.
Уамбли упаковал пару мокасин и немного бизоньего мяса и привязал всё это к седлу. На другое утро он двинулся со своими спутниками в путь, вдоль по Реке Серых Лесов, после чего пятеро из отряда повернули к востоку, а другие пятеро – к западу.
Каждое утро десятеро всадников разъезжались в разные стороны, чтобы обследовать возможно большую область. К вечеру же все вновь съезжались. Третий день уже клонился к вечеру. Запасы пищи почти закончились. Лошади устали и бежали вяло. Чувствовалось приближение бури. Но всадники не теряли мужества. Гордость и сознание, что их племя испытывает голод, поддерживали их дух. Они помнили, что были избранниками племени и должны были показать, что достойны оказанного доверия. Заходившее солнце обливало пурпурным светом покрытые снегом равнины.
Казалось, что поиски были безнадёжны, но Уамбли был не из тех людей, кто легко отказывается от поставленной задачи. «А ведь если взобраться вот на тот холм, то нам, может быть, улыбнётся счастье», – подумал он про себя, ударив пятками в бока своего верного коня. И, чтобы поднять в себе мужество, он затянул песню храброго сердца.