Гнев

– Береги свою… – сказал он. – Как ее?

– Ира.

– Береги и воспитывай ее.

– Буду воспитывать в ней внимательность к тексту.

– Я всерьез. Ничто не портится так быстро, как хорошая девушка, – изрек Слава. – Сегодня она сеет разумное, доброе, вечное, книжки читает, а завтра выкладывает в «Инстаграм» фото из кальянной с шлангом во рту и трахается в туалете ночного клуба. Все потому, что хорошая девушка падка на соблазны и не разбирается в жизни.

– Описал эволюцию Алисы в двух словах, – сказал Глеб.

– Я вкратце обрисовал путь типичной шкуры, – сказал Слава. – Именно поэтому твоя задача – привить твоей студентке элементарные представления о том, что правильно.

– Хотя бы о том, что неправильно.

– Хотя бы так. Родители для нее не авторитет, она теперь слушает промоутеров, читает паблики и прогрессивных блогеров. И всему этому противопоставлено университетское образование. В том числе и в твоем лице. Значит, будущее Иры зависит и от тебя.

– Забью слоган себе в голову.

Друзья расправились с остатками еды. На прощание Слава в сто первый раз посоветовал положить болт на Алису и Лану и передал привет Лиде.

Едва ли существовали друзья лучше Славы. Его сальные мужицкие шутки Глеба не смущали. Он бы с удовольствием проголосовал за старого товарища, баллотируйся тот в мэры или в президенты. Веретинский назначил бы его главнокомандующим Российской армией и доверил бы ему пищевую промышленность.

А еще Слава не выносил литературоведение и утверждал, что филологи навязывают свое толкование текста. «Как будто заявляются без стука, трахают твою жену и наставляют тебя, как правильно это делать с научной точки зрения» – так характеризовал друг деятельность литературоведов.

После встречи Глеб направился к университету. Ничто его не раздражало – ни студентки, позировавшие для фото у памятника Ленину, ни гибэдэдэшники в салатовом, со стахановским рвением перерабатывавшие норму, ни голубиный помет на бордюрах, ни реклама на пункте проката велосипедов. В воздухе витало предчувствие далекой прохлады.

Глаза бредут, как осень, по лиц чужим полям.

Лица не то чтобы располагали – скорее, не отталкивали. Не внушали острого желания затеряться в книгах с красным переплетом или уткнуться в монитор с порно. В такие мгновения Веретинский почти любил все, присущее человеку, и не вспоминал, что мизантропы предпочтительнее гуманистов, так как последние норовят использовать ближнего своего ради высшей цели.

Пустынный двор за библиотекой завораживал тишиной. Деревья, видавшие встречи и расставания, подслушавшие тысячи доверительных разговоров, приветствовали Глеба шелестом листьев. На ступеньках лестницы, спускавшейся к Ленинскому саду, кто-то сложил композицию из окурков и двух винных бутылок. На парапете были начертаны доморощенные изречения «Твой Бог мертв» и «Любовь не спасет человечество». Автор едва ли догадывался, как заест его в будущем тоска по временам, когда отвлеченные понятия еще занимали воображение, а мир укладывался в прокрустово ложе размашистых обобщений, когда не подтачивалась сомнениями убежденность, будто выброшенные в пустоту сокровенные слова достигнут адресата и непременно будут верно истолкованы. Автор вряд ли осознавал, как неразумно отпускать на волю рефлексию. Обретя самую вредную из привычек, привычку додумывать мысль до конца, он уже не сумеет заглушать ее выпивкой или чем бы то ни было. Ни любовь не спасет, ни Бог, ни беседы задушевные, ни стихи. Веретинский уж точно знал. Он, пусть и приучился обрывать горькую мысль на середине, уже чувствовал себя несчастным, и уязвимым, и старым.

6

О шибочно Лида рассудила, что сытым, мол, Глеб не разозлится. Якобы после горячего ужина у него будет меньше прав на гнев. Это нечестно, даже бесцеремонно: выкупать прощение едой, которую и при прочих обстоятельствах приготовила бы.

Едва Веретинский прожевал последний кусочек картофеля, Лида приступила к путаным объяснениям. По ее заверениям, слово на экране она отгадала моментально и почувствовала, что приз в руках. Голос на проводе ласково предлагал подержаться на линии, так как очередь двигается быстро. Трижды связь рвалась, и при повторном наборе голос как ни в чем не бывало снова увещевал, будто совсем скоро Лиду выведут в прямой эфир и она назовет заветное слово.

На середине рассказа Глеб наконец понял, что речь шла об одном из лохотронных шоу. Ведущий в пестрой студии объявляет, что из нескольких букв (А, К, У, С, например) надо составить слово, и минут десять заливает уши телезрителей зомбической трелью про несметные богатства и исключительный шанс. Веретинский полагал, что такие передачи давно уже запретили, как уличные автоматы, а если и не запретили, то отмороженные на голову индивиды, верящие в возможность заработать миллион благодаря умению складывать слова из нескольких букв, либо образумились и перешли на кроссворды, либо погорели на финансовых пирамидах и заработках в Интернете. Глеб не мог причислить себя к тем, кто адаптирован к действительности, однако по сравнению со сказочными дуралеями у него имелись прямо-таки очевидные преимущества.

– Какая-то дура вперед меня дозвонилась, – сказала Лида.

– И ты удивилась?

– Не слишком. Хотя я все же надеялась.

– Честно говоря, я считал, что ты осторожнее.

– Да знаю я, – сказала Лида жалобным тоном, – что там сплошной обман. Как и в жизни. Знаю. Я бы не повелась, если б не предчувствие, когда я слово увидела. Как будто интуиция.

Это звучало издевательски.

– Ты всерьез? – воскликнул Глеб. – Предчувствие, интуиция, внутренний голос? Может, еще судьбу приплетешь?

Они регулярно спорили о судьбе, как и любая пара, по отношениям которой прошла трещина.

– Не начинай, хорошо? – сказала Лида. – Слово на экране было сложное, не любой бы отгадал.

– Какое?

– «Результат».

– Чего? Шутка юмора такая, что ли? Не «аккузатив», не «тавтограмма» или «сциентизм» какой-нибудь, а вот это вот сложное словечко на «р»?

– Думаешь, легко соображать, когда буквы вразброс даны и секундомер тикает?

Глеб обхватил голову. Какой позор.

– У тебя слизали всю сумму со счета? – спросил он.

– Хуже.

– Насколько хуже?

– Теперь у меня минус тысяча двести.

– Как тысяча двести? Разве вызовы не блокируются, если баланс отрицательный?

– У меня тариф специальный. При минусе выдается кредит.

– Покажи телефон.

– Зачем? Завтра я положу деньги.

– Покажи.

– Потом. Он в зале.

– Так принеси!

Лида неспешно вылезла из-за стола. Шаркающие шаги удалились, затем приблизились. Недовольство сквозило в каждом ее движении. Жалкая попытка изображать гордость при отвратительном раскладе.

Телефон опустился в протянутую руку Глеба, и он сразу набрал баланс. Лживая тварь.

– Ты говорила, что минус тысяча двести на счету.

– А сколько?