Вслед за директором выступали завучи – Ирина Ивановна, Элина Фаритовна и Рузана Гаязовна. Фамильярность между ними испарилась, ее подменили отлитые в чугун фразы. На доске, куда падал свет проектора, замелькали графики, таблицы, диаграммы со школьными показателями 2014/15 учебного года. В статистику уложили все: от успеваемости до охвата бесплатным питанием.
Заключительные слова на совещании произнес Марат Тулпарович:
– Отпуск закончен, и мы вступаем в учебный год с новыми силами. Работу свою мы любим, на работу мы ходим с удовольствием, работа у нас полезная и нужная. Поэтому все у нас будет хорошо!
Вы же, братия, не унывайте, делая добро.
На выходе из кабинета ОБЖ Романа задержал за плечо Максим Максимыч. Деланая хмурость, размашистые движения – все это запропастилось. Англичанин точно вычитал между графиками и диаграммами секретное послание, ошеломившее его.
– У меня ученик был. Матвеев. Талантище, сразу видно. Но робкий. Раньше его и замечать никто не замечал. На олимпиаду его отправил я. Бац. Первое место по району. Снова бац. Четвертое по городу. Мне директор и говорит: он самородок, какая удача, что вы его отыскали. Что там искать, возражаю, это как слона в лупу рассматривать. Доверять надо, а дарования, дай бог, найдутся.
– И что с Матвеевым, – спросил Роман. – Умер?
– Лучше б сдох. В гимназию его увели. С углубленным изучением английского. Трансфер века. Самое обидное, что Матвеев мне и весточку не послал. Хотя бы эсэмэс прощальное. Спасибо, желаю, свидимся – гордость не задушит, верно? Вот какая у них короткая память.
Письмо № 2
От кого: Эгегейского Тезея Орфеича, город Кносс, улица Оборванных Нитей, дом 7, квартира 40, 740740
Кому: Мертвякову Селифану Богдановичу, город Киров, улица Незначительных Беженцев, дом 40, квартира 7, 407407.
Второе мое письмо к тебе за месяц. Готов поклясться на крови младенцев, предыдущее ты не читала.
А у нас сегодня праздник. С большой буквы – День знаний. Все причастные выстроились в круг во дворе школы. По правде говоря, по форме это больше напоминало прямоугольник, но символически означало именно круг. Солнце повисло в безоблачном небе. Физрук, старый дядька, хлопками прогнал собаку, объявившуюся аккурат к началу гимна и норовившую вмешаться в обряд. Директор, как и подобает суровым мужчинам, не лишенным сентиментальности, толкнул речь. Общие слова обрели звучание и смысл. Одиннадцатиклассник Митрохин усадил на плечи девочку-первоклашку с колокольчиком и прошагал вдоль офицерского состава и призывных отрядов. Как тебе такая милитаристская метафора?
Мне букетов ученики не преподнесли, но без цветов я не остался. Целых три пышных букета мне всунул в руки Максим Максимыч, еще по одному подарили историк Анастасия Олеговна и татарка – со словами: «От 6 «А»!» Теперь я на полных правах в учительском комьюнити. Одно печалит – имени татарки до сих пор не знаю. Уточнять неловко – знакомились ведь.
Что до страшилок о дедовщине, какими потчуют выпускников, рискнувших податься в школу, то в моем случае эти легенды имеют под собой столько же оснований, сколько клонирование мамонта или золото «Спартака» в премьер-лиге. Старожилы не задирают нос перед новичками, ни разу я не слышал в свой адрес обращения в духе «подай-принеси-ты-же-молодой». Напротив, старшие опекают неназойливо, чтобы не налетел со всего размаху на скалы.
Лилия Ринатовна, к примеру, помогла с программами, а они, надо признаться, кошмарные. Представь, нужно на год вперед расписать уроки по русскому в шестом классе. С ходу и не разберешь, что от тебя требуется: то ли навыки гениального стратега, то ли провидца. Я должен распределить, какая тема за какой следует, какое домашнее задание, когда диктант, когда изложение, когда сочинение. В придачу предсказать планируемый результат по каждой теме. И так сто сорок занятий, с сентября по май. Заметь, это лишь русский язык в шестом классе. Прибавь программу по литературе для 6 «А», программы по русскому и литературе в восьмых классах, по литературе в одиннадцатом. Полученный результат подели на варварски истребленные во время составления программ нервные клетки и энергию, затраченную на произнесение гневных слов, которые по этическим (и эстетическим тоже) соображениям здесь не привожу.
Если верить статистике, то погоду в школе делают заядлые троечники, некоторые из них с четвертными двойками. Как видно, к русскому-математике-физике и к дисциплинарным нормам детки не то чтобы восприимчивы. На это можно посмотреть и с другой стороны, диалектически, как выражались когда-то. Сопротивляясь налагаемым рамкам, школьники тем самым сигнализируют о своем нежелании социализироваться, то есть подчиняться повсеместным установкам и следовать общепринятым правилам.
Моя цель на сегодня: придать стихийному движению против конформизма, прививаемого на всех ступенях образования, осознанные черты. Иначе невыполненные домашние задания или нелюбовь к школьной форме так и останутся мелкими частными возражениями, не посягающими на правила и установки. Слепое бунтарство быстро иссякает и оборачивается в итоге самым жутким приспособленчеством. Сердце разрывается при виде панков, которые к тридцати годам обзаводятся семьей, скучной работой, пивным животиком, бредут на выборы по велению начальства и послушно празднуют День города.
Внимание, главное. Чего ради затевал это письмо.
Все, против чего восстаю я, сосредоточено в христианстве, в авраамических религиях вообще. Жесткая иерархия, зиждущаяся на безотчетном послушании и повиновении, мнимое равенство, основанное на навязчивой тяге сводить все к единому знаменателю – Богу, узаконенная несвобода, неоспоримые авторитеты, патриархальные нравы, запугивание грядущей расплатой, вмешательство во все сферы жизни, расправа с инакомыслием, оправдание любых деяний руководящего состава, высокий стиль – все это роднит христианство с тоталитарными системами. По-научному это зовется гетерогенностью. Она проникла на все уровни.
На мой взгляд, излишне проводить строгую границу между первоначальными стремлениями христианства и практикой его распространения, между учением Иисуса и испанской инквизицией. То, дескать, религия, а это вера. Признаки, роднящие христианство и тоталитаризм, в полной мере утверждаются уже в Новом Завете. Традиция альтернативной культуры ХХ века изображать Христа то патлатым хиппарем, то отвязным анархистом, ратующим за любовь, дружбу и справедливость, кажется мне далекой от истины. В Евангелии от Луки Иисус прямым текстом сообщает, что пришел дать земле не мир, а разделение, настроив отца против сына, мать против дочери (глава 12, стихи 51–53). Там же есть эпизод, где Иисус запрещает новому адепту захоронить умершего отца и проститься с семьей, веля вместо этого благовествовать Царство Божие (глава 9, стихи 59–62). Мало соотносится с растиражированным божественным образом, верно?
Стоит отбросить идеологические пристрастия и вчитаться в новозаветные тексты, как библейский Иисус предстает вздорным малым, почти самодуром, как бы кощунственно это ни звучало. Посуди сама, он навсегда делает бесплодной смоковницу только из-за того, что она не накормила его. Между тем в Евангелии от Марка говорится, что «еще не время было собирания смокв» (глава 11, стих 13). Не по сезону обратился, Боже. Какие претензии к дереву, существующему по природным циклам?
Другой фрагмент, не менее известный, связан с заточением бесов в свиней, сбросившихся затем с обрыва. При всем своем безмерном могуществе Сын Божий мог избавиться от нечистой силы иными путями, не прибегая к уничтожению целого стада невинных животных. А он предпочел горделивость, игру мускулами на публику. Может быть, эпизод со свиньями отчасти объясняет увлеченность западной культуры, в формировании которой важную роль сыграло христианство, всяческими шоу? Не буду торопиться с ответом, чтобы не умалять значение древнегреческой драмы, сатурналий, гладиаторских боев и прочих зрелищных достояний античности, где внешний эффект ценен сам по себе.
Пожалуйста, не считай меня богоборцем. Для меня не принципиально, есть ли Бог. Очевидны две вещи.
Во-первых, доказать или опровергнуть существование Бога нельзя. Во-вторых, атеизм столь же пристрастен, как и вера. Сегодня модно как носить нательный крестик, так и неразборчиво ссылаться на Дарвина и Докинза, ознакомившись с их воззрениями по цитатам в социальных сетях.
И то и другое равно свидетельствует о слабом воображении и неразвитом критическом мышлении.
Напористая ожесточенность, с которой насаждается христианское учение, и безапелляционная интонация новозаветных текстов отталкивают меня. Как и Старший Брат, религия внушает страх и требует всецелого поклонения, и я не собираюсь воспитывать в детях раболепие ни перед кем. Буду наставником, но не пастырем.
Как ни странно, больше всего в Библии меня потрясла сцена из Откровения, малозначимая на фоне других. Процитирую:
«После сего взглянул я, и вот, великое множество людей, которого никто не мог перечесть, из всех племен и колен, из народов и языков, стояло пред престолом и пред Агнцем в белых одеждах и с пальмовыми ветвями в руках своих.
И восклицали громким голосом, говоря: спасение Богу нашему, сидящему на престоле, и Агнцу!» (Глава 7, стихи 9 и 10.)
Только допусти, покорность в чистой форме, без малейшей примеси сомнения или дискомфорта. Еще страшнее, что в этой сцене стерты различия между языками и культурами, отсечено все неповторимое и уникальное. И все ради того, чтобы верноподданные в униформе, точно под дурманом, раз за разом ублаготворяли слух Всевышнего повторяющимися восклицаниями.
Механически отлаженный процесс.
Все равно что елей из-под крана в неограниченных количествах, без перерасчета на кубометры.
Однородность и замкнутость, подчеркну снова, суть признаки тоталитарных систем. В противовес им я выставляю разнообразие. Я за мирное сосуществование разных традиций и за открытость новаторским идеям, а не за довлеющее положение какой-либо доктрины, какие бы блага она ни сулила, какую бы неземную любовь ни обещала.
По-моему, здесь неуместны софизмы из серии: «Раз ты такой умный, тогда и педофилам слово дадим!», «Привычки каннибалов тоже уважать будем?». Под мирным сосуществованием я не подразумеваю свободу использовать других в собственных целях, будь то свобода чувственных наслаждений или пищевых пристрастий. Возможность диалога необязательно включает необходимость диалога с насильником, верно? Говоря языком Герберта Маркузе, долой репрессивную толерантность, ведь и она есть часть репрессивного механизма.
Пожалуй, стоит закругляться. А то письмо перерастет в трактат. Мне завтра вставать рано. Не сильно ошибусь, если предположу, что первый день весьма важен.
Прежде чем любезно откланяться, погадаю на «Радуге тяготения». Итак, как меня встретят дети с Калуги? Страница номер 360, двенадцатая строка сверху: «…ревом цапают Ленитропа. Вволю покрутившись и потолкавшись, он высвобождает ногу из петли». Короче, огонь, вода и медные петли с хорошим по-сказочному финалом.
Доброй ночи.
Ты узел на моей шее.
«А вы добрый?»
Роман поклялся, что запираться изнутри он больше не станет.
В семь утра он, закрывшись в кабинете, торжественно вывел на доске число и тему и обложился методичками. В половине восьмого за дверью прорезались детские голоса. Шум нарастал, и вскоре молодой специалист решил впустить шестиклассников. Тут и выяснилось, что ключ в замке не поворачивается. Голоса притихли.
– Он там открыть, что ли, не может? – предположил кто-то смелый.
Упрямый ключ и вовсе застрял. Против всех правил Роман с первых мгновений доказывал свою несостоятельность.
Положение выправила Рузана Гаязовна, завуч по национальному вопросу. Властно постучав, она осведомилась, все ли в порядке. Роман с трудом выдернул злополучный ключ и, бормоча извинения, просунул его под дверью. То были смятенные пять минут.
Поурочный план рекомендовал вступить в учебный год с отвлеченной беседы. Здравствуйте, дети. Шестой класс – это важный этап в жизни каждого ученика. Еще шестой класс можно назвать экватором. Кто знает, что такое экватор? Все желали понравиться и наперебой тянули руку. Особенно упорствовал горластый хитроглазый брюнет, предпочевший сидеть один. Не без гордости он сообщил, что его имя Ашер Эткинд. Именно его советовала остерегаться Ирина Ивановна.
Компактный одиннадцатый класс насчитывал всего десять учеников, каждый в милицейской форме болотного цвета. Единственные парни в составе, Митрохин и Аюпов, будто условившись держаться вместе, разместились за одной партой. Пусть и не так бойко, как шестиклашки, 11 «А» выразил готовность сотрудничать. Роман сразу дал понять, что легко не будет, загрузив старшеклассников лекцией по русскому модернизму, помянув и крах позитивистских установок, и Ницше с его шизофренией и богоборчеством, и экстравагантного Верлена, который, не рассчитав с абсентом, с топором бегал за женой по дому. Лица учеников выражали заинтересованное недоумение.
Пестрый 8 «Б», чей урок поставили сдвоенным, поначалу оглушил. Никто не дерзил и не зарывался – ученики элементарно не могли наговориться между собой. Даже во время словарного диктанта. Роман то и дело гасил очаги возгорания, увещевая нерадивых болтунов обратить внимание на доску. На второй урок часть класса явилась после звонка. Группа опоздавших, остановленная учителем, топталась на пороге с недоеденными пирожками.
– Вот кто у нас самый безответственный. – Роман сделал хмурый вид. – Фамилии?
Нарушители назвались.