Восставая из рабства. История свободы, рассказанная бывшим рабом

Прежде чем все утихло, сто семьдесят восемь человек были арестованы, тридцать шесть – казнены и семьдесят один – изгнан. Среди казненных был католический священник, о котором я уже упоминал. Восемнадцать темнокожих были повешены, а четырнадцать – сожжены. Казни прошли на площади, которая до сих пор называется Боулинг-Грин, – сейчас там расположена Таможенная служба Соединенных Штатов. Сегодня сборщиком налогов здесь работает темнокожий Чарльз Андерсон.

Несмотря на многочисленные «чистосердечные признания» белых и черных арестованных, не было найдено ни одного сколько-нибудь существенного доказательства того, что кто-то собирался поджечь город. Объясняются эти странные треволнения тем, что все происходило в самый разгар салемской охоты на ведьм. Чем обусловлен этот социальный феномен, мне неизвестно. Ситуация с заговором, а также причины прекращения волнений описаны в «Истории Нью-Йорка» Смита:

Все лето продолжались судебные разбирательства. Каждое новое заседание влекло за собой очередные преследования. Любое незначительное совпадение многократно преувеличивалось за счет досужей молвы. Досужие выдумки смешивались со странными косвенными доказательствами. Все это отравляло умы присяжных, а народ требовал крови. В результате свидетельница Мэри, сбитая с толку частыми допросами, совершенно забыла о фактах, упомянутых ею вначале, и стала воспроизводить слухи и домыслы, которые бесконтрольно множились на улицах города[21 - Цитируется по Williams, History of the Negro Race, Vol. I, p. 169. – Прим. авт.].

Я подробно остановился на этих обстоятельствах, так как они показывают, что в прошлом религиозные предрассудки, равно как и расовые, часто служили источником тех диких страхов и предубеждений, которые иногда становятся причиной насилия, учиняемого одним классом над другим.

Представители разных религиозных конфессий с тех пор научились жить бок о бок в мире и согласии. Есть ли какая-нибудь разумная причина, почему белые и темнокожие, которые, в конце концов, довольно хорошо понимают друг друга здесь, в Америке, не должны делать то же самое? Я не думаю, что существуют какие-то причины, которые могут помешать этому.

В 1741 году, в разгар «Заговора темнокожих», население Нью-Йорка составляло десять тысяч человек, из которых две тысячи были цветными. В это время во всей колонии Массачусетс проживало не более трех тысяч рабов. В Пенсильвании в 1754 году их число достигло одиннадцати тысяч, но в некоторых более южных колониях количество невольников, особенно в соотношении с белым населением, было значительно больше. В Южной Каролине, например, на двадцать два темнокожих приходилось двенадцать белых[22 - Bancroft’s History of the United States, Vol. II, p. 171. – Прим. авт.]. Уже к 1740 году в этом штате насчитывалось сорок тысяч рабов.

Несмотря на ограничения, которые время от времени накладывались на работорговлю, этот вид бизнеса процветал вплоть до Американской революции, когда на некоторое время работорговля полностью прекратилась. Как потом выяснилось, это произошло только для того, чтобы после окончания войны торговля живым товаром стала еще более массовым явлением, чем прежде. В начале XIX века Англия держала во всех своих колониях в Новом Свете восемьсот тысяч рабов. Франция имела двести пятьдесят тысяч рабов, Дания – двадцать семь тысяч, Испания и Португалия – шестьсот тысяч, Голландия – пятьдесят тысяч, Швеция – шестьсот тысяч. В Соединенных Штатах насчитывалось около девятисот тысяч рабов, а в Бразилии – около двух миллионов[23 - Suppression of the Slave Trade, DuBois, p. 131. – Прим. авт.].

На меня произвели глубокое впечатление путевые очерки Мунго Парка[24 - Мунго Парк (1771–1806) – шотландский исследователь Центральной Африки. Также совершил два путешествия в Западную Африку.] с его рассказами о невольничестве в тех частях Африки, которые он посетил. Его заметки позволили мне понять, как легко и естественно мягкая форма домашнего рабства, которая существовала в этих странах с древнейших времен, под влиянием торговли с европейцами обрела промышленные масштабы. Я также узнал многое об институте рабства в Африке.

Во время своего знаменитого путешествия Парк подсчитал, что соотношение рабов и свободного населения в регионах, через которые он следовал, составляло примерно три к одному. Невольники относились к двум категориям: те, кто родился в этом статусе, и те, кто стал рабом, попав в плен на войне, в результате неплатежеспособности или будучи наказанным за какое-либо преступление.

В то время в Африке были распространены регулярные рынки для покупки и продажи рабов, как впоследствии они существовали в американских городах Александрии и Новом Орлеане. Мунго Парк также отметил следующий интересный факт: в глазах африканского покупателя стоимость невольника возрастала пропорционально его удаленности от места рождения. Когда рабы оказывались всего в нескольких днях пути от своих домов, им часто удавалось сбежать. Если же путь до их родных жилищ лежал через несколько королевств, это затрудняло побег, и они легче примирялись со своим положением.

То же самое и по той же причине происходило и во времена рабства в Америке. Например, с 1820 по 1830 год в Вирджинии рабы продавались по цене от пятидесяти до трехсот долларов за душу, в то время как за этого же невольника в Новом Орлеане могли отдать от восьмисот до тысячи двухсот долларов. Эта разница объяснялась сельскохозяйственными условиями, поскольку в то время трудоспособный раб на сахарной плантации в Луизиане мог заработать для своего хозяина двести долларов в год, и это сверх расходов на его содержание. Разница в цене в значительной степени объяснялась и тем, что в Луизиане раб в обычных условиях был лишен всякой надежды обрести свободу[25 - The Domestic Slave Trade of the Southern States, Winfield N. Collins, pp. 18 and 19. – Прим. авт.].

«Рабы, которых покупают европейцы на побережье, – продолжает Мунго Парк, – в основном такого рода (т. е. из внутренних районов. – Прим. авт.). Иных приобретают в ходе мелких войн, которые происходят вблизи побережья, но гораздо чаще невольников привозят большими партиями из самых дальних уголков страны, названия которых ничего не скажут европейцу».

В Африке, как впоследствии и в Америке, несклонные к побегу рабы с кротким нравом оставались у свои хозяев навсегда, а тех, кто проявлял недовольство, продавали куда-нибудь в отдаленные регионы. Таким образом, становится понятно, как работорговля внутри страны превратилась в масштабный экспорт живого товара за рубеж. Самых несговорчивых невольников отправляли в Америку.

По пути из сердца страны обратно к побережью Мунго Парк присоединился к каравану купцов, у которых среди прочих товаров были невольники, впоследствии обменянные на европейский ром и табак. Уход за рабами, условия их содержания и способы транспортировки мало чем отличались от тех, которые спустя несколько десятилетий были в ходу в Америке, на одной из старых рабовладельческих дорог, протянувшейся от Александрии, штат Вирджиния, до Натчеза, штат Миссисипи, хотя африканское путешествие было во многих отношениях более трудным[26 - В своей истории «Работорговля в южных штатах» профессор Уинфилд Коллинз из колледжа Клэрмонта, штат Северная Каролина, отмечает: «Поражает воображение то количество рабов, которое было привезено на Юг и Юго-Запад. По подсчетам газеты Merivale, в 1835–1836 годах 60 000 рабов были привезены на Юг. Газета Virginia Times заявляла о 120 000 рабов… При перевозке требовались самые суровые меры, чтобы предотвратить попытки побега. Для недельного путешествия рабов сковывали друг с другом цепями, причем за обе руки. – Прим. авт.].

Во время долгого и утомительного странствия из сердца Африки к побережью Мунго Парк имел возможность познакомиться со всеми этапами работорговли, в том виде, в каком она тогда существовала. Он подробно рассказал о жизни, мыслях и чувствах несчастных невольников, которых он, казалось, понимал и к которым испытывал сочувствие. Вот как он описывает группу пленников, в какой-то момент присоединившихся к каравану:

Одиннадцать невольников признались мне, что были рабами с младенчества, но двое других отказались рассказать о своей прежней жизни. Все они были очень любознательны, но поначалу смотрели на меня с недоверием и неоднократно спрашивали, не являются ли мои соотечественники каннибалами. Им очень хотелось знать, какая судьба ожидает рабов после того, как они пересекают соленую воду. Я сказал, что им предстоит заниматься земледелием, но пленники не поверили мне, и один из них простодушно обронил: «Неужели вы ходите по такой же земле, как наша?» Невольники были убеждены в том, что белые покупают рабов для того, чтобы съесть или продать другим каннибалам. Естественно, это заставляло пленников бояться конечного пункта своего путешествия, а продавцам приходилось держать их в кандалах, чтобы пресечь попытку побега.

В другой раз один невольник занемог. Он так плохо себя чувствовал, что уже не мог идти дальше, поэтому торговец обменял его на молодую девушку, принадлежавшую одному из горожан. Парк так описывает этот эпизод:

Бедная девушка не знала о том, что ее судьба решена, до тех пор, пока утром все свертки не были увязаны и повозка не была готова к отъезду. Она пришла вместе с другими посмотреть, как отправляется караван. Хозяин взял ее за руку и передал одному из торговцев. Никогда прежде я не подозревал, что спокойное лицо может столь внезапно исказиться гримасой ужаса, как в момент, когда ей на голову водружали груз и закрепляли на шее веревку. Отчаяние, с которым она прощалась с подругами, произвело на меня неизгладимое впечатление.

Страх африканского раба быть отправленным на невольничьи рынки прибрежных городов похож на тревогу, которая постоянно преследовала невольников в Мэриленде, Вирджинии и других пограничных штатах, ведь рано или поздно любого из них могли продать на Дальний Юг. Самые душераздирающие сцены в жизни рабов на Юге происходили, когда хозяева из-за долгов или других невзгод были вынуждены разлучать семьи и продавать своих людей. Не только разрыв детей с родителями или мужей с женами делал эти сцены горестными, оставляя неизгладимое впечатление, – часто рабам было так же тяжело расставаться с хозяином и членами его семьи, к которым за годы совместной жизни они успели привязаться. Это чувство печали выразилось в словах старой плантаторской песни, родившейся в Вирджинии:

– Мама, масса[27 - Масса – обращение рабов к своим хозяевам. Происходит от англ. master – «хозяин, господин», или от лат. magister – «главный, начальник», восходящего к лат. magnus – «большой, великий».] продаст, продаст нас завтра?
– Да, дитя мое! Да, дитя мое! Да, дитя мое!
– Собирается продать нас в Джорджию?
– Да, да, да,
О! Смотри и молись!
– Прощай, мама,
Я должен вас покинуть.
Счастливо оставаться,
Прощай, мама,
Я должен покинуть тебя.
Прощай!
– О! Смотри и молись!

Караван рабов, к которому был прикреплен Мунго Парк, наконец достиг реки Гамбия, где рабов посадили на корабль и доставили на побережье. В городе сто тридцать человек, из которых около двадцати пяти были свободными и умели читать и писать по-арабски, были отправлены в Америку. Поскольку другого судна не было, Парк сел на корабль с рабами, которых он сопровождал из внутренних районов страны до места их назначения в Америке. Вот что он написал об этом путешествии:

Мои разговоры с пленниками немного утешали их. По правде говоря, люди нуждались в этом. Не то чтобы я наблюдал какие-либо бессмысленные акты жестокости со стороны хозяина или моряков, но условия заключения и содержания рабов на американских невольничьих кораблях заставляли этих несчастных сильно страдать. Вскоре их поразила одинаковая болезнь. Кроме трех человек, умерших в Гамбии, и шести или восьми, погибших на невольничьем рынке, одиннадцать нашли свое последнее пристанище в море, а многие из выживших пребывали в крайней степени истощения.

После 1808 года, когда ввоз рабов из Африки в Соединенные Штаты стал считаться преступлением, условия, в которых велась торговля, еще более ухудшились. В течение следующих сорока лет, прежде чем в 1862 году поставка живого товара в Соединенные Штаты окончательно прекратилась, торговцы обезумели от жестокости по отношению к невольникам. По оценкам самих рабов, которые прибыли из долины реки Нигер, треть пленников погибали, так и не добравшись до побережья, а двадцать процентов умирали от истощения в море. Лишь треть темнокожих, которых сорвали с насиженных мест в Африке, достигали плантаций[28 - Писатель, которого цитирует мисс Кингсли (West African Studies, p. 511), утверждает, что в среднем на пути из центральных районов страны к невольничьим суднам умирало до 40 процентов рабов. Речь шла о районах близ реки Нигер. Согласно историку Кларксону, именно оттуда было привезено больше рабов, чем из всех других районов западной и юго-западной Африки.

Смерть всегда витала над невольничьим кораблем, – говорит историк Бэнкрофт. – Темнокожие плохо питались в этом путешествии, вынуждены были спать на земле безо всякого укрытия и часто достигали побережья в неблагоприятное время года. Здесь они становились жертвами болезней. На борту начиналась лихорадка, которая усугублялась условиями содержания рабов на борту. Иногда половина или даже две трети пленников на корабле погибали. Из сотни в лучшем случае пятнадцать-двадцать человек достигали берегов Америки. Вряд ли что-то может сравниться с ужасом и отчаянием, которые царят на переполненном рабовладельческом судне во время шторма. Разве что безысходность на том же самом судне, потерявшем курс и нуждающемся в воде и пище: несчастные, оказавшиеся на его борту, страдают под лучами жгучего солнца и бессмысленно мечутся, тщетно пытаясь найти хоть каплю влаги». – History of the United States, Vol. III, p. 405. – Прим. авт.].

Иногда людей заманивали на побережье отрезами яркой цветной ткани и силой затаскивали на борт невольничьих кораблей. В других случаях, после того как работорговцы успешно переправляли на корабль партию пленников, они захватывали самих продавцов живого товара, которых в свою очередь угоняли в рабство. Майор Мотон из Хэмптона не раз рассказывал историю, которую ему поведала его бабушка. Его прадеда, молодого африканского вождя, обманом завлекли на борт рабовладельческого корабля и привезли в Америку. Это произошло после того, как он успешно доставил на побережье и сбыл партию невольников, плененных в ходе одной из племенных войн. По окончании сделки его самого пригласили отобедать на борту невольничьего корабля. Ему дали выпить что-то, от чего он уснул. Очнувшись, молодой человек обнаружил себя далеко в море уже не принцем, а одним из тех рабов, которых он сам накануне привел.

Несколько лет назад во время поездки в Мобил, штат Алабама, я посетил небольшую колонию африканцев, которые были потомками живого груза с последнего невольничьего корабля, прибывшего в Соединенные Штаты. В заливе Мобил в последние дни работорговли находился излюбленный порт работорговцев. В верхней части залива, куда через сеть каналов впадают реки Алабама и Томбиги, немало мест, где может укрыться большое судно. На одном из таких кораблей, затерявшемся в переплетении каналов, привезли в Америку большинство жителей этой колонии африканцев.

Там я встретил коренных африканцев, которые до сих пор говорят на старом племенном языке и в какой-то степени сохраняют, как мне сказали, свои древние обычаи. Мне довелось побеседовать с одним из них. Этот человек по-прежнему носил африканское имя – Осси Кибе. Он поведал мне, что его племя – это народ холмов, живший на возвышенностях Дагомеи, в семи днях пути от моря. «Была война – во времена работорговли всегда велась война», – рассказывал он. Однажды ночью их деревню захватили, а всех, кого не убили, погнали к морю и продали.

Когда я спросил старика, думал ли он когда-нибудь о возвращении в Африку, он ответил: «Да, я возвращаюсь туда каждую ночь в своих снах». Встретившись с этим человеком, чьи сны уносили его на родину, я почувствовал, что нашел звено, связывающее жизнь в Африке с новой жизнью в Америке.

Люди, которых я встретил в этом поселении, все же не были последними рабами, привезенными в Соединенные Штаты. Знаменитое судно «Стрэнджер», которое в 1858 году доставило в Джорджию пятьсот рабов, предположительно, в 1860-м привезло еще четыреста двадцать человек. В 1862 году другой корабль преодолел блокаду федеральных судов и высадил невольников в Мобиле. Вверх по реке в отдаленной части заброшенного порта на поверхности воды все еще виднеются части железной конструкции судна «Лоуренс», которое, возможно, было последним кораблем, доставившим рабов в Соединенные Штаты. Корабль сожгли, чтобы он не попал в руки янки во время войны.

В этом поселении есть люди, до сих пор вспоминающие, как они играли на палубе корабля, когда были мальчишками. Подумать только, в Мобиле все еще живут те, кто был привезен сюда в качестве рабов в 1862 году.

Никто никогда не узнает, сколько тысяч африканцев во времена расцвета работорговли было оторваны от своих домов в Африке, сколько из них так и не увидели берегов Америки, а сколько стали рабами. Историки подсчитали, что двести семьдесят тысяч невольников было доставлено в Соединенные Штаты в период с 1808 по 1860 год, с того времени, когда работорговля была юридически отменена, и до того момента, как она практически прекратилась. Учитывая тот факт, что, по другим источникам, в 1858 году в Соединенные Штаты контрабандой было ввезено пятнадцать тысяч рабов, а в другое время за один год только в Техас было переправлено такое же количество человек, эту оценку можно считать сильно заниженной.

Сложно сказать, сколько рабов попало в Вест-Индию и Южную Америку. Эти местности, наравне с Югом Штатов, стали главными покупателями живого товара. Здесь вводились постоянные сборы и доплаты, чтобы поддерживать баланс спроса и предложения.

Досконально изучив отчеты разных историков и исследователей, сделанные во времена работорговли, я пришел к выводу, что число невольников, высаженных на берега Америки, не может быть меньше отметки в двенадцать миллионов. Еще порядка двенадцати миллионов погибли в результате грабежей, которым подвергались сами работорговцы, умерли по пути к побережью или следуя к плантациям. Таким образом, не менее двадцати четырех миллионов человек были либо привезены в Америку в качестве рабов, либо встретили свою смерть по дороге. Я не изучал тщательно цифры европейской эмиграции, но рискну предположить, что с момента открытия Америки и до 1860 года число белых людей, переселившихся из Европы в Северную и Южную Америку, меньше числа темнокожих, привезенных на рабовладельческих кораблях за тот же период.

Глава II

Первые рабы

Во время недавнего визита в Балтимор, штат Мэриленд, волей случая в мои руки попала факсимильная[29 - Факсимиле (от лат. fac simile – букв. «делай подобное») – воспроизведение любого графического оригинала – рукописи, рисунка, чертежа, гравюры, подписи, монограммы, – передающее его со всеми подробностями.] копия старой балтиморской газеты Maryland Journal, первый номер которой вышел 20 августа 1773 года. В номере были опубликованы пара новостей и несколько объявлений, которые меня особенно заинтересовали. Одно из них выглядело примерно следующим образом:

Вознаграждение в 10 фунтов

6 июля у владельца, проживающего в 8 милях от Джоппы, в округе Балтимор, пропал ирландский слуга по имени Оуэн Маккэрти. Приметы: возраст около 45 лет, рост – 5 футов 8 дюймов, смуглый цвет лица, длинные черные волосы с сединой, заметный синяк под правым глазом. Ушел в коротком коричневом пальто из дешевой ткани, с подкладкой из красной фланели и с металлическими пуговицами. Также на нем были брюки, заплатанные на коленях, белая рубашка, ношеные сапоги и старая фетровая шляпа. Во время поражения Брэддока[30 - Поражение Брэддока, или экспедиция Брэддока, – военная кампания британской армии, организованная летом 1755 года, в период франко-индейской войны, и возглавленная генералом Брэддоком. В сражении на подходе к форту Дюкен британская армия понесла тяжелые потери, что стало серьезным ударом для англичан на ранних этапах войны с Францией.] он был рабом в разных частях Америки и имеет хорошее представление о стране. Тот, кто обнаружит этого слугу и препроводит его к Александру Коуэну или Джону Клейтону, торговцам в Джоппе, или же передаст непосредственно владельцу, получит в качестве вознаграждения за труды и оплаты накладных расходов 5 фунтов, если это произойдет в пределах графства, а если за пределами – 10 фунтов.

Барнард Рейли

Подобно большинству, я и не предполагал о существовании белых рабов. Долгое время в моем сознании слово «рабство» ассоциировалось исключительно с темным цветом кожи. В школе мы изучали, что много веков назад в Англии существовали белые невольники, и в других частях Европы рабство и крепостное право сохранялись очень долго. Помню, где-то я читал историю об отце Грегори, который, увидев красивых английских рабынь, выставленных на продажу в Риме, был настолько впечатлен их печальным положением, что решил выступить с публичным заявлением. Однако все эти события относятся к далекому прошлому. До тех пор пока я не начал изучать этот вопрос, у меня не было ни малейшего представления о том, что в Америке когда-либо покупали и продавали кого-то, кроме индейцев и негров. Однако факт остается фактом: хотя темнокожие невольники были привезены в Джеймстаун всего через двенадцать лет после создания первого поселения, система белого рабства, предшествовавшая черному, существовала очень долго. Большинство работ на плантациях и в других местах сначала выполняли белые невольники, которых привозили из Англии и продавали на рынках наряду с другими товарами. Вот что историк Бэнкрофт пишет по этому поводу:

Условное рабство, по договорам или соглашениям, с самого начала существовало в Вирджинии. По отношению к своему хозяину слуга находился в положении должника, обязанного оплачивать право на жизнь путем полного предоставления своих сил на благо кредиторов. Вскоре начались притеснения: людей, которые изначально стоили восемь фунтов, перепродавали уже по сорок, а иногда и по триста. Поставка белых слуг стала хорошим бизнесом, а группа людей, прозванных «демонами», обманывала студентов, слуг и бездельников, уговаривая их отправиться в Америку – страну всеобщего изобилия. Белые слуги превратились в предмет торговли. Их покупали в Англии и увозили в южные штаты, а в Вирджинии сбывали тому, кто больше заплатит. Наравне с темнокожими, их продавали с кораблей, словно лошадей на ярмарке. В 1672 году в колониях средняя цена на белых рабов составляла десять фунтов, тогда как темнокожий стоил двадцать или двадцать пять фунтов[31 - Bancroft’s History of the United States, Vol. I, p. 175. – Прим. авт.].

Известно, что богадельни и тюрьмы были опустошены, чтобы обеспечить рабочими колонии Вирджинии, Южной Каролины и Джорджии. Но не только обездоленные и отверженные попадали в неволю, отправляясь в английские колонии в Америке. Многие из них были политическими заключенными и даже знатными людьми. Тот же историк пишет:

Этот способ обращения с англичанами был настолько обычным, что в качестве рабов в Новую Англию направлялись не только шотландцы, взятые в плен на поле Данбара, – роялисты, захваченные в битве при Вустере, и лидеры восстания в Пенруддоке тоже отправлялись в Америку на невольничьих кораблях.

В те времена в Штатах существовало немало мест, где можно было приобрести ирландского раба. Страна нуждалась в рабочей силе, поэтому страдания этих несчастных по пути к землям Америки были ничуть не меньше тех испытаний, что выпадали на долю невольников на кораблях, идущих из Африки. «Вывоз ирландских католиков, – замечает Бэнкрофт, – был частым явлением и сопровождался ужасами дороги, едва ли уступающими жестокости африканской работорговли». В 1685 году, когда около тысячи заключенных были приговорены к отправке в Новую Англию за участие в восстании Монмута, «влиятельных людей при дворе отправили в рабство как обычных невольников».